рассмеяться, чтобы не оскорбить меня, надеясь, что я не восприму очень
серьезно ее шутку.
- Да, знаешь, мне как-то это и в голову не приходило, - сказал я, - То,
что я иду по следам своих сумасшедших родителей.
Я рассмеялся, она следом за мной тоже. Мы смеялись, и я любил ее смех,
такой мелодичный, как голос из-под толщи воды.
Потом, мы пошли по солнечной улице просто погулять и без всякой видимой
причины свернули в другую сторону от отеля. Она сняла пиджак и повесила его
к себе на плечо. Я глядел на наши отражения в стеклах магазинов, на которых
краской было написано, что они сдаются. Наши отражения были черными,
едва-едва проглядывали естественные краски. А сама улица полыхала жаром. Я
чувствовал этим утром, что знаю, что Дрю Престон является сама собой, без
мучительных размышлений направленных внутрь себя, без вызванных вином
преувеличенных оценок ситуации, которая сложилась так, а не иначе, я
чувствовал ее самою, под спрятанными под внешними оболочками красоты, ее
внутреннюю красоту души и глядел на нее ту, внутреннюю, почти полностью
забыв про нее физического человека. Еще я чувствовал, что понимаю ее так,
как она понимает сама себя, так как она понимает себя в тисках
обстоятельств, вызванных не ей самой. Другие члены банды раздражались ее
видом, внешностью и манерами, для них она была существом с высшего света,
снизошедшая до них, оборванцев, с благотворительной целью, но дело
заключалось в другом, более опасном чувстве - ее душа оказалась в таком
соседстве, что не могла иногда быть естественной. Думаю, что ее интерес ко
мне был вызван именно этим обстоятельством, тем, что я, несмотря на все
кажущиеся отличия, был ее братом-двойником и чувствовал себя в таком же
окружении точно так же.
Мы прошли пешком несколько кварталов. Она молчала. Иногда бросала
мельком взгляд на меня. Затем неожиданно взяла меня за руку. Будто если я
доверил ей часть моей скрытой от всех души, она в благодарность дарит мне
свое доверие, держа меня за руку как любовная подружка. Меня это немного
смутило, но не мог же я в самом деле отказаться от такого доверия. Я просто
оглянулся назад, чтобы посмотреть нет ли кого из знакомых лиц. И
прокашлялся.
- Тебе, наверно, не совсем ясно твое положение в банде? - спросил я.
- Мое положение? А что это такое?
- Ну... что ты моя гувернантка.
- А-а. Да, я знаю. Поэтому ты столь явно заботишься обо мне.
- Я должен заботиться. Но, по правде говоря... - я смутился, - до этого
времени и особого внимания ты не требовала. Потому что все делала правильно.
- Тут я подумал, что сфальшивил. - Но, случись что, ты можешь рассчитывать
на меня. - добавил я признавая свои нечестные слова.
- А что может случиться?
- К примеру, ты знаешь кое-что, кое кого. А это иногда мешает. -
ответил я, - Они не любят свидетелей. Они не любят когда люди не имеющие к
ним отношения знают что-либо о них.
- Да, я много чего знаю о них. - сказала она, будто это раньше не
приходило ей в голову.
- Чуть-чуть знаешь. - сказал я, - Но, с другой стороны, никто, кроме
членов банды не знает, что ты это знаешь. Это хорошо. Потому что, если бы
районный прокурор знал, что ты находилась на лодке и что там произошло
убийство, то... Вот тогда твоя жизнь была бы в опасности.
Она задумалась.
- Ты говоришь будто ты - не член банды. - сказала она.
- Да, не член. Пока. Я еще пытаюсь стать им. - сказал я.
- Он тебя очень хорошо ценит. Всегда говорит о тебе только хорошие
вещи.
- Какие, к примеру?
- Ну, что ты толковый. У тебя мозги на месте. Мне вообще-то это
выражение не нравится. Он мог бы сказать, что ты силен, бесстрашен или еще
что. Кстати, а сколько тебе лет?
- Шестнадцать. - ответил я, слегка преувеличив возраст.
- О, боже! - вздохнула она. Быстро взглянула на меня и опустила глаза.
Она помолчала, затем вытащила руку из моей, что стало для меня большим
облегчением, хотя я очень бы желал, чтобы мы держались за руки. - Тогда ты
оказал им какую-то большую услугу, если они выбрали тебя среди многих.
- Среди каких многих? Это ведь не поступление в университет. Просто я
привлек их внимание, вот и все. И привязался к ним. Эта банда просто делает
дела и по пути использует то, что считает удобным использовать.
- Понятно.
- Я здесь так же случайно, как и ты.
- Я не понимала. Я думала, что ты с ними связан.
Мы спустились с холма и вышли к мосту через речку. Потом зашли на мост
и постояли на середине, облокотившись о поручни и глядя на воду, текущую под
нами. Течение реки еле протискивалось через валуны, загораживающие ход
естественному потоку.
- Если я кое-что знаю о них, - она помедлила, - то как с тобой? Ты
знаешь?
- Если я не стану членом банды, то да, у меня будет информация о них.
Если они решат, что я - не их человек, то да. Никто не может сказать, что
решит мистер Шульц. Если он решит, что я опасен для них, то я буду в
опасности.
Она обернулась и посмотрела на меня. Выражение ее лица было
обеспокоенным, в ее глазах, зеленых и мерцающих в свете отражения бегущих
потоков воды, мог бы быть страх, хотя я не был уверен в этом. Если она
боялась за меня - то я этого не хотел, это было принижением меня, я думал,
что если она так беззаботно уверена в своей собственной жизни, то она должна
так же думать и о моей. Это был самый опасный момент нашего внезапного
альянса - возникла кристальная ясность всего, что нас окружало. Мы с
доверием и теплотой относились друг к другу, но я не мог допустить и мысли о
том, чтобы меня недооценили, сравнили с овечкой среди волков, я хотел
равенства с ней. Поэтому я предпочел думать о том, что в ее глазах застыл
страх за себя, а не за меня.
- Думаю, волноваться пока не ко времени, - сказал я достаточно
безапелляционно и грубо, - Из того, что я знаю о мистере Шульце, я уверен
сейчас, что он не думает о тебе, как о помехе. Но даже если такая мысль у
него и возникнет, то он будет стараться всеми силами подавить ее.
- Он будет стараться подавить? Почему?
- Почему? Мисс Лола, почему? Мисс Дрю, т.е. я имею в виду мисс Престон?
Почему? - я подумал, что я нанес ей боль и поэтому почувствовал себя не в
своей тарелке. Показал ей, что я мужчина и что я - груб в оценках. И я
отодвинулся от нее, а она улыбнулась и приблизилась ко мне, пытаясь взять
меня за руку.
- Почему? Почему? Скажи мне! - обиженно, как маленькая девочка, она
спрашивала и тянула меня к себе.
Мы стояли на мосту, ее лицо было у моего. Я чувствовал ее дыхание.
- Потому что все, кроме тебя, знают одну вещь. Мистер Шульц млеет от
блондинок.
- А почему все это знают?
- Знают и все. - сказал я, - Об этом даже газеты писали.
- Я не читаю газет. - прошептала она.
Мое горло пересохло.
- Как же ты можешь знать то, что тебе нужно, если не читаешь газет? -
прошептал я.
- А что мне надо знать? - сказала она, не отводя взгляда.
- Тебе не нужно было зарабатывать на жизнь, зачем тогда газеты читать!
- сказал я, - Но кое-кому из нас приходится читать, чтобы быть в курсе
последних достижений!
Я почувствовал слабость в коленях, меня переполняла непонятная слабость
в сердце - я погружался в ее близкие глаза. Я хотел ее всеми клетками своего
тела, желание растеклось по всему организму, как боль, как кровь, потоками
жара, я хотел ее кончиками пальцев, пятками, лицом, мозгом, всем. Только
один член меня пока не отзывался физически. Я хотел ее там, где кончались
глаза и начинались слезы, я хотел ее рот, откуда лилась ее сладкая речь,
откуда выходил ее нежный шепот.
- Вот последнее достижение! - прошептала она и поцеловала меня в губы.
В воскресенье, утром, вся банда стояла у собора отца Монтеня, все
чистые, вымытые, выбритые, даже Лулу, который надел темно-синий двубортный
костюм, так сделанный, чтобы скрыть по возможности крутизну его мощных плеч
и пистолет под левой подмышкой. Стояла последняя неделя августа, подползала
новая погода, менялся дневной свет, деревья из окна отеля начинали
покрываться еле заметной желтизной, здесь перед собором, дул ветер с реки.
Женщины, поднимавшиеся по ступеням вверх, вынуждены были придерживать
поднимающиеся вверх юбки. Мой летний костюм замечательно продувался
насквозь, а моя прическа взъерошилась ветром до неузнаваемости.
Дрю Престон держала в руках большую летнюю шляпу, которая скрывала ее
глаза от меня. Ее белые перчатки, доходящие почти до локтя, гармонировали с
соломенным головным убором. На ней было темное, консервативное платье с
передником, прошитыми линиями вниз - все это убранство закрывало полностью
ее чудную фигуру и на обозрение мне оставались лишь ее туфельки с открытыми
участками голени. Рядом стоял мистер Шульц - нервный и суетливый. он
постоянно трогал рукой гвоздику, пришпиленную к лацкану пиджака, затем
зачем-то расстегнул пиджак, потрогал руками ширинку, обнаружил, что
неправильно застегнул там и принялся все переделывать. Затем он начал
отряхивать пиджак, наклонился к ботинкам и уже обнаружил, что они не совсем
вычищены, но мисс Престон мягко похлопала его по плечу и указала на машину,
которая выехала из-за угла, остановилась на обочине. Следом за ней выехала
вторая, еще минуту спустя - третья. Целая процессия. Третья машина была
"Крайслер", шины спрятаны за крылья, корпус длиннющий, я таких никогда еще
не видел и подумал, что она сделана на заказ. Мистер Шульц сделал шаг
вперед, а мы все остались стоять за ним, выстроенные как на военном параде.
Из машины вышли два неулыбающихся мужчины, бросили на нас взгляд, так
смотрят только полицейские или зеваки - официально, но очень быстро оценивая
что есть что - коротко кивнули мистеру Шульцу, Лулу и Ирвингу, один из них
быстро поднялся по ступеням в собор, заглянул внутрь, другой оглядел улицу
справа и слева, не закрывая дверцу машины, затем первый кивнул второму,
второй открыл дверь до конца и отошел от нее. Из машины вылез невысокий,
крепкий мужчина, которого мистер Шульц, стоявший до этого чуть ли не
навытяжку, подбежав, радостно обнял. Это был человек, имя которого я даже
сейчас не буду упоминать, человек, которого я немедленно узнал по
фотографиям в "Миррор" - шрам через весь подбородок, ленивый, тяжелый взгляд
из-под бровей, волнистая шевелюра - я инстинктивно отпрянул назад, чтобы не
попасться ему на глаза. Цвет его лица был явно нездоровый, лиловатый, на нем
был жемчужно-серый однобортный костюм, он был немного ниже, чем я
представлял. Он сердечно потряс руку Аббадаббе Берману, Лулу и Микки, тепло
обнял Ирвинга, был представлен Дрю Престон, шипящим голосом сказал, что
очень рад встрече с мисс. Затем поднял глаза на небо и добавил:
- Какой замечательный день, Голландец, я думаю ты заранее договорился о
погоде с папой всех пап!
Все вежливо рассмеялись шутке, особенно мистер Шульц, он был просто
счастлив, что человек такого ранга согласился приехать аж из Нью-Йорка,
чтобы поговорить с ним как его крестный отец и формально представить
священнику для последующего крещения.
Да, так все это у католиков и происходит, один представляет другого для
крещения, как бы подтверждает его стремление вступить в лоно церкви. Я
думал, что таким человеком может быть кто-нибудь из банды, Джон Куни или
Микки, если уже не найти подходящего католика, потому что банда была
самодостаточна и все, что ей было надо, она изыскивала из своих собственных
ресурсов, и в предыдущие дни у меня не было повода думать, что все может
