кусство. Я спросил:
- Что же вы будете делать? Там же надо самого Ленина играть...
- По бумажке-то? Запросто... Ваксой плешь отполирую, и хорош!.. Пом-
ню, жиганули мы сберкассу в Киеве. Так я ментом переоделся - свои ко уз-
нали... Ленина так Ленина... День кантовки - месяц жизни...
Мы подошли к вахте. Я передал Гурина старшине. Зек махнул рукой:
- Увидимся, начальник. Мерси за дачку... Последние слова он выговорил
тихо. Чтобы не расслышал старшина...
Выбившись из графика, я бездельничал целые сутки. Пил вино с оружей-
ными мастерами. Проиграл им четыре рубля в буру. Написал письмо родите-
лям и брату. Даже собирался уйти к знакомой барышне в поселок. Но тут
подошел дневальный и сказал, что меня разыскивает замполит Хуриев.
Я направился в ленинскую комнату. Хуриев сидел под огромной картой
Усть-Вымского лагпункта. Места побегов были отмечены флажками.
- Присаживайтесь, - сказал замполит, - есть важный разговор. Надвига-
ются Октябрьские праздники. Вчера мы начали репетировать одноактную
пьесу "Кремлевские звезды". Автор, - тут Хуриев заглянул в лежащие перед
ним бумаги, - Чичельницкий. Яков Чичельницкий. Пьеса идейно зрелая, ре-
комендована культурным сектором УВД. События происходят в начале двадца-
тых годов. Действующих лиц - четыре. Ленин, Дзержинский, чекист Тимофей
и его невеста Полина, Молодой чекист Тимофей поддается буржуазным наст-
роениям. Купеческая дочь Полина затягивает его в омут мещанства. Дзер-
жинский проводит с ними воспитательную работу. Сам он неизлечимо болен.
Ленин настоятельно рекомендует ему позаботиться о своем здоровье. Желез-
ный Феликс отказывается, что производит сильное впечатление на Тимофея.
В конце он сбрасывает путы ревизионизма. За ним робко следует купеческая
дочь Полина... В заключительной сцене Ленин обращается к публике. - Тут
Хуриев снова зашуршал бумагами. - "...Кто это? Чьи это счастливые юные
лица? Чьи это веселые блестящие глаза? Неужели это молодежь семидеся-
тых?! Завидую вам, посланцы будущего! Это для вас зажигали мы первые
огоньки новостроек. Ради вас искореняли буржуазную нечисть... Так пусть
же светят вам, дети грядущего, наши кремлевские звезды..." И так далее.
А потом все запевают "Интернационал". Как говорится, в едином порыве...
Что вы на это скажете?
- Ничего, - говорю. - А что я могу сказать? Серьезная пьеса.
- Вы человек культурный, образованный. Мы решили привлечь вас к этому
делу.
- Я же не имею отношения к театру.
- А я, думаете, имею? И ничего, справляюсь. Но без помощника трудно.
Артисты наши - сами знаете... Ленина играет вор с ропчинской пересылки.
Потомственный щипач в законе. Есть мнение, что он активно готовится к
побегу...
Я промолчал. Не рассказывать же было замполиту о происшествии в лесу.
Хуриев продолжал:
- В роли Дзержинского - Цуриков, по кличке Мотыль, из четвертой бри-
гады. По делу у него совращение малолетних. Срок - шесть лет. Есть дан-
ные, что он - плановой... В роли Тимофея - Геша, придурок из санчасти.
Пассивный гомосек... В роли Полины - Томка Лебедева из АХЧ. Такая бикса,
хуже зечки... Короче, публика еще та. Возможно употребление наркотиков.
А также недозволенные контакты с Лебедевой. Этой шкуре лишь бы возле зе-
ков повертеться... Вы меня понимаете?
- Чего же тут не понять? Наши люди...
- Ну, так приступайте. Очередная репетиция сегодня в шесть. Будете
ассистентом режиссера. Дежурства на лесоповале отменяются. Капитана То-
каря я предупрежу.
- Не возражаю, - сказал я.
- Приходите без десяти шесть.
До шести я бродил по казарме. Раза два меня хотели куда-то послать в
составе оперативных групп. Я отвечал, что нахожусь в распоряжении стар-
шего лейтенанта Хуриева. И меня оставляли в покое. Только старшина поин-
тересовался:
- Что там у вас за дела? Поганку к юбилею заворачиваете ?
- Ставим, - говорю, - революционную пьесу о Ленине. Силами местных
артистов.
- Знаю я ваших артистов. Им лишь бы на троих сообразить...
Около шести я сидел в ленинской комнате. Через минуту явился Хуриев с
портфелем.
- А где личный состав?
- Придут, - говорю. - Наверное, в столовой задержались.
Тут зашли Геша и Цуриков.
Цурикова я знал по работе на отдельной точке. Это был мрачный, исху-
давший зек с отвратительной привычкой чесаться.
Геша работал в санчасти - шнырем. Убирал помещение, ходил за больны-
ми. Крал для паханов таблетки, витамины и лекарства на спирту.
Ходил он, чуть заметно приплясывая. Повинуясь какому-то неуловимому
ритму. Паханы в жилой зоне гоняли его от костра...
- Ровно шесть, - выговорил Цуриков и, не сгибаясь, почесал колено.
Геша сооружал козью ножку.
Появился Гурин, без робы, в застиранной нижней сорочке.
- Жара, - сказал он, - чистый Ташкент... И вообще не зона, а Дом
культуры. Солдаты на "выя обращаются. И пайка клевая... Неужели здесь
бывают побеги?
- Бегут, - ответил Хуриев.
- Сюда или отсюда?
- Отсюда, - без улыбки реагировал замполит.
- А я думал, с воли - на кичу. Или прямо с капиталистических джунг-
лей...
- Пошутили, и хватит, - сказал Хуриев. Тут появилась Лебедева в обла-
ке дешевой косметики и с шестимесячной завивкой.
Она была вольная, но с лагерными манерами и приблатненной речью. Во-
обще административно-хозяйственные работники через месяц становились по-
хожими на заключенных. Даже наемные инженеры тянули по фене. Не говоря о
солдатах...
- Приступим, - сказал замполит. Артисты достали из карманов мятые
листки.
- Роли должны быть выучены к среде. Затем Хуриев поднял руку:
- Довожу основную мысль. Центральная линия пьесы - борьба между
чувством и долгом. Товарищ Дзержинский, пренебрегая недугом, отдает все-
го себя революции. Товарищ Ленин настоятельно рекомендует ему поехать в
отпуск. Дзержинский категорически отказывается. Параллельно развивается
линия Тимофея. Животное чувство к Полине временно заслоняет от него ми-
ровую революцию. Полина - типичная выразительница мелкобуржуазных наст-
роений...
- Типа фарцовщицы? - громко спросила Лебедева.
- Не перебивайте... Ее идеал - мещанское благополучие. Тимофей пере-
живает конфликт между чувством и долгом. Личный пример Дзержинского ока-
зывает на юношу сильное моральное воздействие. В результате чувство дол-
га побеждает... Надеюсь, все ясно? Приступим. Итак, Дзержинский за рабо-
той... Цуриков, садитесь по левую руку... Заходит Владимир Ильич. В ру-
ках у него чемодан... Чемодана пока нет, используем футляр от гармошки.
Держите... Итак, заходит Ленин. Начали!
Гурин ухмыльнулся и бодро произнес:
- Здрасьте, Феликс Эдмундович!
(Он выговорил по-ленински - "здгасьте".)
Цуриков почесал шею и хмуро ответил:
- Здравствуйте.
- Больше уважения, - подсказал замполит.
- Здравствуйте, - чуть громче произнес Цуриков.
- Знаете, Феликс Эдмундович, что у меня в руках?
- Чемодан, Владимир Ильич.
- А для чего он, вы знаете?
- Отставить! - крикнул замполит. - Тут говорится: "Ленин с хитрин-
кой". Где же хитринка? Не вижу...
- Будет, - заверил Гурин. Он вытянул руку с футляром и нагло подмиг-
нул Дзержлнскому.
- Отлично, - сказал Хуриев, - продолжайте. "А для чего он, вы знае-
те?"
- А для чего он, вы знаете?
- Понятия не имею, - сказал Цуриков.
- Без хамства, - снова вмешался замполит, - помягче. Перед вами - сан
Ленин. Вождь мирового пролетариата...
- Понятия не имею, - все так же хмуро сказал Цуриков.
- Уже лучше. Продолжайте.
Гурин снова подмигнул, еще развязнее.
- Чемоданчик для вас, Феликс Эдмундович. Чтобы вы, батенька, срочно
поехали отдыхать. Цуриков без усилий почесал лопатку.
- Не могу, Владимир Ильич, контрреволюция повсюду. Меньшевики, эсеры,
буржуазные лазунчики...
- Лазутчики, - поправил Хуриев, - дальше.
- Ваше здоровье, Феликс Эдмундович, принадлежит революции. Мы с това-
рищами посовещались и решили - вы должны отдохнуть. Говорю вам это как
предсовнаркома...
Тут неожиданно раздался женский вопль. Лебедева рыдала, уронив голову
на скатерть.
- В чем дело? - нервно спросил замполит.
- Феликса жалко, - пояснила Тамара, - худой он, как глист.
- Дистрофики как раз живучие, - неприязненно высказался Геша.
- Перерыв, - объявил Хуриев. Затем он повернулся ко мне:
- Ну как? По-моему, главное схвачено?
- Ой, - воскликнула Лебедева, - до чего жизненно! Как в сказке...
Цуриков истово почесал живот. При этом взгляд его затуманился.
Геша изучал карту побегов. Это считалось подозрительным, хотя карта
висела открыто.
Гурин разглядывал спортивные кубки.
- Продолжим, - сказал Хуриев. Артисты потушили сигареты.
- На очереди Тимофей и Полина. Сцена в приемной ЧК. Тимофей дежурит у
коммутатора. Входит Полина. Начали!
Геша сел на табуретку и задумался. Лебедева шагнула к нему, обмахива-
ясь розовым платочком:
- Тимоша! А, Тимоша! Тимофей;
- Зачем пришла? Или дома что неладно?
- Не могу я без тебя, голубь сизокрылый... Тимофей:
- Иди домой, Поля. Тут ведь не изба-читальня. Лебедева сжала виски
кулаками, издав тяжелый пронзительный рев:
- Чужая я тебе, немилая... Загубил ты мои лучшие годы... Бросил ты
меня одну, как во поле рябину-Лебедева с трудом подавляла рыдания. Глаза
ее покраснели. Тушь стекала по мокрым щекам... Тимофей, наоборот, дер-
жался почти глумливо.
- Такая уж работа, - цедил он.
- Уехать бы на край земли! - выла Полина.
- К Врангелю, что ли? - настораживался Геша.
- Отлично, - повторял Хуриев. - Лебедева, не выпячивайте зад. Чмыха-
лов, не заслоняйте героиню. (Так я узнал Гешину фамилию - Чмыхалов,) По-
ехали... Входит Дзержинский... А, молодое поколение?!..
Цуриков откашлялся и хмуро произнес:
- А, блядь, молодое поколение?!..
- Что это за слова-паразиты? - вмешался Хуриев.
- А, молодое поколение?!
- Здравия желаю, Феликс Эдмундович, - приподнялся Геша.
- Ты должен смутиться, - подсказал Хуриев.
- Я думаю, ему надо вскочить, - посоветовал Гурин.
Геша вскочил, опрокинув табуретку. Затем отдал честь, прикоснувшись
ладонью к бритому лбу.
- Здравия желаю! - крикнул он. Дзержинский брезгливо пожал ему руку.
Педерастов в зоне не любили. Особенно пассивных.
- Динамичнее! - попросил Хуриев. Геша заговорил быстрее. Потом еще
быстрее. Он торопился, проглатывая слова:
- Не знаю, как быть, Феликс Эдмундович... Полинка моя совсем одичала.
Ревнует меня к службе, понял? (У Геши выходило - поэл.) ...Скучаю, гово-
рит... а ведь люблю я ее, Полинку-то... Невеста она мне, поэл? Сердцем
моим завладела, поэл?..
- Опять слова-паразиты, - закричал Хуриев, - будьте внимательнее!
.Лебедева, отвернувшись, подкрашивала губы.
- Перерыв! - объявил замполит. - На сегодня достаточно.
- Жаль, - сказал Гурин, - у меня как раз появилось вдохновение.
- Давайте подведем итоги.
Хуриев вынул блокнот и продолжал:
- Ленин более или менее похож на человека. Тимофей - четверка с мину-
сом. Полина лучше, чем я думал, откровенно говоря. А вот Дзержинский -
неубедителен, явно неубедителен. Помните, Дзержинский - это совесть ре-
волюции. Рыцарь без страха и упрека. А у вас получается какой-то рециди-
вист...
- Я постараюсь, - равнодушно заверил Цуриков.
- Знаете, что говорил Станиславский? - продолжал Хуриев. - Станис-
лавский говорил - не верю! Если артист фальшивил, Станиславский прерывал
репетицию и говорил - не верю!..
- То же самое и менты говорят, - заметил Цуриков.
- Что? - не понял замполит.
- Менты, говорю, то же самое повторяют. Не верю... Не верю... Повяза-
ли меня однажды в Ростове, а следователь был мудак...
- Не забывайтесь! - прикрикнул замполит.
- И еще при даме, - вставил Гурин.
- Я вам не дама, - повысил голос Хуриев, - я офицер регулярной армии!
