Поэтому дай нам Бог стойкости и мужества. А еще лучше - обстоятельств
времени и места, располагающих к добру...
За двенадцать лет службы у Егорова накопилось шесть пар именных часов
"Ракета". Они лежали в банке из-под чая. А в ящике стола у него храни-
лась кипа похвальных грамот.
Незаметно прошел еще один год.
Этот год был темным от растаявшего снега. Шумным от лая караульных
псов. Горьким от кофе и старых пластинок.
Егоров собирался в отпуск. Укладывая вещи, капитан говорил своему
другу оперу Борташевичу.
- Приеду в Сочи. Куплю рубаху с попугаями. Найду курортницу без пред-
рассудков...
- Презервативы купи, - деловито советовал опер.
- Ты не романтик, Женя, - отвечал Егоро?,, доставая из ящика нес-
колько маленьких пакетов, - с шестидесятого года валяются...
- И что - ни разу?! - выкрикивал Борташевич.
- По-человечески - ни разу. А то, что было, можно не считать...
- Понадобятся деньги - телеграфируй.
- Деньги - не проблема, - отвечал капитан...
Он прилетел в Адлер. Купил в аэропорту малиновые шорты. И поехал ав-
тобусом в Сочи.
Там он познакомился с аспиранткой Катюшей Лугиной. Она коротко стриг-
лась, читала прозу Цветаевой и недолюбливала грузин.
Вечером капитан и девушка сидели на остывающем песке. Море пахло ры-
бой и водопроводом. Из-за кустов с танцплощадки доносились прерывистые
вопли репродуктора.
Егоров огляделся и притянул девушку к себе. Та вырвалась, оскорбленно
чувствуя, какими жесткими могут быть его руки.
- Бросьте, - сказал Егоров, - все равно этим кончится. Незачем разыг-
рывать мадам Баттерфляй... Катя, не замахиваясь, ударила его по лицу.
- Стоп! - выговорил капитан. - Удар нанесен открытой перчаткой. Судья
на ринге делает вам замечание-Катя не улыбнулась:
- Потрудитесь сдерживать ваши животные инстинкты!
- Не обещаю, - сказал капитан. Девушка взглянула на Егорова миролюби-
во.
- Давайте поговорим, - сказала она.
- Например, о чем? - вяло спросил капитан.
- Вы любите Гейне?
- Более или менее.
- А Шиллера?
- Еще бы...
Днем они катались на лодке. Девушка сидела на корме. Егоров широко
греб, ловко орудуя веслами.
- Поймите же, - говорила Катя, - цинизм Есенина - это только маска.
Бравада... свойственна тем, кто легко раним...
Или:
- Прошлым летом за мной ухаживал Штоколов.
Как-то Борис запел в гостях, и два фужера лопнули от резонанса.
- Мне тоже случалось бить посуду в гостях, - реагировал капитан, -
это нормально. Для этого вовсе не обязательно иметь сильный голос...
Или:
- Мне кажется, разум есть осмысленная форма проявления чувств. Вы не
согласны?
- Согласен, - говорил капитан, - просто я отвык...
Как-то раз им повстречалась в море лодка. Под рулем было выведено ее
название - "Эсмеральда".
- Эй, на полубаке! - закричал Егоров, всем опытом и кожей чувствуя
беду. Ощутив неприятный сквознячок в желудке.
Правил "Эсмеральдой" мужчина в зеленой бобоч-ке. На корме лежал акку-
ратно свернутый голубой пиджак.
Капитан сразу же узнал этого человека. фу, как неудобно, подумал он.
Чертовски неудобно перед барышней. Получается какой-то фрайерский детек-
тив-Егоров развернулся и, не оглядываясь, поплыл к берегу...
Они сидели в чебуречной на горе. Блестели лица, мигали светильники,
жирный туман наполнял помещение.
Егоров снисходительно пил рислинг, а Катя говорила:
- Нужно вырваться из этого ада... Из этой проклятой тайги... Вы энер-
гичны, честолюбивы... Вы могли бы добиться успеха...
- У каждого свое дело, - терпеливо объяснял Егоров, - свое занятие...
И некоторым достается работа вроде моей. Кто-то должен выполнять эти
обязанности?
- Но почему именно вы?
- У меня есть к этому способности. Нервы в порядке, мало родственни-
ков.
- Но у вас же диплом юриста?
- В какой-то мере сие облегчает работу.
- Если бы вы знали, Павел Романович, - сказала Катя, - если бы вы
только знали... Ах, насколько вы лучше моих одесских приятелей! Всех
этих Мариков, Шуриков, Толиков... Разных там Стасов в оранжевых нос-
ках...
- У меня тоже есть оранжевые носки, - воскликнул капитан, - подума-
ешь... Я их у спекулянта приобрел...
К столику приблизился красноносый дядька.
- Я угадал рецепт вашего нового коктейля, - сказал Егоров, - заборис-
тая штука! Рислинг пополам с водой!..
Они пошли к выходу. У окна сидел мужчина в зеленой бобочке и чистил
апельсин. Егоров хотел пройти мимо, но тот заговорил:
- Узнаете, гражданин начальник?
Боевик, подумал Егоров, ковбойский фильм...
- Нет, - сказал он.
- А штрафной изолятор вы помните?
- Нет, я же сказал.
- А пересылку на Витью?
- Никаких пересылок. Я в отпуске...
- Может, лесоповал под Синдором? - не унимался бывший зек.
- Там было слишком много комаров, - припомнил Егоров.
Мужчина встал. Из кулака его выскользнуло узкое белое лезвие. Тотчас
же капитан почувствовал себя большим и мягким. Пропали разом запахи и
краски. Погасли все огни. Ощущения жизни, смерти, конца, распада сузи-
лись до предела. Они разместились на груди под тонкой сорочкой. Слились
в ослепительно белую полоску ножа.
Мужчина уселся, продолжая чистить апельсин.
- Что ему нужно, - спросила девушка, - кто это?
- Пережиток капитализма, - ответил Егоров, - но вообще-то изрядная
сволочь. Простите меня...
Говоря это, капитан подумал о многом. Ему хотелось выхватить из кар-
мана ПМ. Затем - вскинуть руку. Затем опустить ее до этих ненавидящих
глаз... Затем грубо выругаться и нажать спусковой крючок...
Всего этого не случилось. Мужчина сидел неподвижно. Это была непод-
вижность противотанковой мины.
- Молись, чтоб я тебя не встретил, - произнес Егоров, - а то застре-
лю, как собаку...
Капитан и девушка гуляли по аллее. Ее пересекали тени кипарисов.
- Чудесный вечер, - осторожно сказала Катя.
- Восемнадцать градусов, - уточнил капитан. Низко пролетел самолет.
Иллюминаторы его были освещены.
Катя сказала:
- Через минуту он скроется из виду. А что мы знаем о людях, которые
там? Исчезнет самолет. Унесет невидимые крошечные миры. И станет груст-
но, не знаю почему...
- Екатерина Сергеевна, - торжественно произнес капитан и остановился,
- выслушайте меня... Я одинокий человек... Я люблю вас... Это глупо... У
меня нет времени, отпуск заканчивается... Я постараюсь... Освежу в памя-
ти классиков... Ну и так далее... Я прошу вас...
Катя засмеялась.
- Всех благ, - произнес капитан, - не сердитесь. Прощайте...
- Вас интересует, что я думаю? Хотите меня выслушать?
- Интересует, - сказал капитан, - хочу.
- Я вам очень благодарна, Павел Романович. Я посоветуюсь... и уеду с
вами...
Он шагнул к ней. Губы у девушки были теплые и шершавые, как листок,
нагретый солнцем.
- Неужели я вам понравился? - спросил Егоров.
- Я впервые почувствовала себя маленькой и беспомощной. А значит, вы
сильный.
- Тренируемся понемногу, - сказал капитан.
- До чего же вы простой и славный!
- У меня есть более ценное достоинство, - объявил капитан, - я непло-
хо зарабатываю. Всякие там надбавки и прочее. Зря вы смеетесь. При соци-
ализме это важно. А коммунизм все еще проблематичен... Короче, вам, если
что, солидная пенсия будет.
- Как это - если что?
- Ну, там, пришьют меня зеки. Или вохра пьяная что-нибудь замочит...
Мало ли... Офицеров все ненавидят, и солдаты, и зеки...
- За что?
- Работа такая. Случается и поприжать человека...
- А этот? В зеленой кофте? Который вам ножик показал?
- Не помню... Вроде бы я его приморил на лесоповале...
- Ужас!
Они стояли в зеленой тьме под ветками. Катя сказала, глядя на яркие
окна пансионата:
- Мне пора. Тетка, если все узнает, лопнет от злости.
- Я думаю, - сказал капитан, - что это будет зрелище не из прият-
ных...
Через несколько минут он шел по той же аллее - один. Он шел мимо не-
ясно белеющих стен. Мимо дрожащих огней. Под шорохом темных веток.
- Который час? - спросил у него запоздалый прохожий.
- Довольно поздно, - ответил капитан. Он зашагал дальше, фальшиво
насвистывая старый мотив, румбу или что-то в этом плане...
3 мая 1982 года. Бостон.
Недавно я перечитывал куски из вашей "Метаполитики". Там хорошо напи-
сано об издержках свободы. О том, какой ценой свобода достается. О сво-
боде как постоянной цели, но и тяжком бремени...
Посмотрите, что делается в эмиграции, Брайтонский НЭП - в разгаре.
Полно хулиганья. (Раньше я был убежден, что средний тип еврея - профес-
сор Эйхенбаум.)
Недавно там открыли публичный дом. Четыре барышни - русские и одна
филип-пинка...
Налоговое ведомство обманываем. В конкурентов постреливаем, В газетах
печатаем Бог знает что...
Бывшие кинооператоры торгуют оружием. Бывшие диссиденты становятся
чуть ли не прокурорами. Бывшие прокуроры - диссидентами...
Хозяева ресторанов сидят на велфере и даже получают фудстемпы. Авто-
мобильные права можно купить за сотню. Ученую степень - за двести
пятьдесят...
Обидно думать, что вся эта мерзость - порождение свободы. Потому что
свобода одинаково благосклонна и к дурному, и к хорошему. Под ее лучами
одинаково быстро расцветают и гладиолусы, и марихуана...
В этой связи я припоминаю одну невероятную лагерную историю. Заклю-
ченный Чичеванов, грабитель и убийца, досиживал на особом режиме послед-
ние сутки. Назавтра его должны были освободить. За плечами оставалось
двадцать лет срока.
Я сопровождал его в головной поселок. Мы ехали в автозаке с железным
кузовом. Чичеванов, согласно инструкции, помещался в тесной металличес-
кой камере. В дверях ее было проделано отверстие. Заключенные называют
это приспособление:
"Я его вижу, а он меня - нет". Я, согласно той же инструкции, распо-
ложился в кузове у борта. В дороге мне показалось нелепым так бдительно
охранять Чичеванова. Ведь ему оставалось сидеть несколько часов.
Я выпустил его из камеры. Мало того - затеял с ним приятельскую бесе-
ду.
Внезапно коварный зек оглушил меня рукояткой пистолета, (Как вы дога-
дываетесь - моего собственного пистолета. Затем он выпрыгнул на ходу и
бежал.
Шесть часов спустя его задержали в поселке Иоссер. Чичеванов успел
взломать продуктовый ларь и дико напиться. За побег и кражу ему добавили
четыре года...
Эта история буквально потрясла меня. Случившееся казалось невероят-
ным, противоестественным и даже трансцендентным явлением. Но капитан
Прищепа, старый лагерный офицер, мне все разъяснил. Он сказал:
- Чичеванов отсидел двадцать лет. Он привык. Тюрьма перестроила его
кровообращение, его дыхательный и вестибулярный аппарат. За воротами
тюрьмы ему было нечего делать. Он дико боялся свободы и задохнулся, как
рыба...
Нечто подобное испытываем мы, российские эмигранты.
Десятилетиями мы жили в условиях тотальной несвободы. Мы были сплюще-
ны наподобие камбалы тягчайшим грузом всяческих запретов. И вдруг нас
подхватил разрывающий легкие ураган свободы.
И мы отправились взламывать продуктовый ларь...
Кажется, я отвлекся. Следующие два фрагмента имеют отношение к преды-
дущему эпизоду. В них фигурирует капитан Егоров - тупое и злобное живот-
ное. В моих рассказах он получился довольно симпатичным. Налицо метамор-
фозы творческого процесса...
Раньше это было что-то вроде повести. Но Дрейцер переслал мне лишь
разрозненные страницы. Я попытался их укомплектовать. Создал киномонтаж
в традициях господина Дос-Пассоса. Кстати, в одной старой рецензии меня
назвали его эпигоном...
Катя повернула выключатель, окна стали темными. Было очень рано. В
прихожей гулко тикали ходики. Катя сунула ноги в остывшие домашние чуни.
Вышла на кухню. Вернулась. Постояла немного, кутаясь в синий байковый
халатик. Затем оторвала листок календаря, стала читать внимательно и
