С.Довлатов
С О Л О Н А У Н Д Е Р В У Д Е
Вшла как-то мать на улицу. Льет дождь. Зонтик остался до-
ма. Бредет она по лужам. Вдруг навстечу ей алкаш, тоже без
зонтика. Кричит:
- Мамаша! Мамаша! Чего это они все под зонтиками, как ди-
кари?!
Соседский мальчик ездил летом отдыхать на Украину. Вер-
нулся домой. Мы его спросили:
- Выучил Украинский язык?
- Выучил.
- Скажи что-нибудь по украински.
- Например, мерси.
Соседский мальчик:
- Из овощей я больше всего люблю пельмени...
Выносил я как-то мусорный бак. Замерз. Опрокинул его мет-
ра за три до помойки. Минут через пятнадцать к нам явился
дворник. Устроил скандал. Выяснилось, что он по мусору легко
устанвливает жильнца и номер квартиры.
В любой работе есть место тврчеству.
- Напечатали рассказ?
- Напечатали.
- Деньги получил?
- Получил.
- Хорошие?
- Хорошие. Но мало.
Гимн и позывные КГБ:
"Родина слышит, родина знает..."
Когда мой брат решил жениться, его отец сказал невесте:
_ Кира! Хочешь, чтобы я тебя любил и уважал? В дом меня
не приглашай. И сама ко мне в гости не приходи.
Отец моего двоюродного брата говорил:
- За борю я относительно спокоен, лишь когда его держжат
в тюрьме!
Брат спросил меня:
- Ты пишешь роман?
- Пишу, - ответил я.
- И я пишу, - сказал мой брат, - махнем не глядя?
Проснулись мы с братом у его знакомой. Накануне очень
много выпили. Состояние ужасающее.
Вижу, брат мой поднялся, умылся. Стоит у зеркала, при-
чесывается.
Я говорю:
- Неужели ты хорошо себя чувствуешь?
- Я себя ужасно чувствую.
- Но ты прихорашиваешься!
- Я не прихорашиваюсь, - ответил мой брат. - Я совсем не
прихорашиваюсь. Я себя... мумифицирую.
Жена моего брата говорила:
- Боря в ужасном положении. Оба вы пьяницы. Но твое поло-
жение лучше. Ты можешь день пить. Три дня. Неделю. Затем ты
месяц не пьешь. Занимаешься делами, пишешь. У Бори все по-дру-
гому. Он пьет ежедневно, и, кроме того, у него бывают запои.
Диссидентский указ:
"В целях усиления нашей диссидентской бдительности имено-
вать журнал "Континент" - журналом "КонтинГент"!"
Хорошо бы начать свою пьесу так. Ведущий произносит:
- Был ясный, теплый, солнечный...
Пауза.
- Предпоследний день...
И наконец, отчетливо:
- Помпеи!
Атмосфера, как в приемной у дантиста.
Я болел три дня, и это прекрасно отразилось на моем здо-
ровье.
Убийца пожелал остаться неизвестным.
- Как вас постричь?
- Молча.
"Можно ли носом стирать карандашные записи?"
Выпил накануне. Ощущение - как будто проглотил заячью
шапку с ушами.
В советских газетах только опечатки правдивы.
"Гавнокомандующий". "Большевистская каторга" (вместо "ко-
горта"). "Коммунисты осуждают решение партии" (вместо -
"обсуждают"). И так далее.
У Ахматовой какда-то вышел сборник. Миша Юпп повстречал
ее и говорит:
- Недавно прочел вашу книгу.
Затем добавил:
- Многое понравилось.
Это "многое понравилось" Ахматова, говорят, вспоминала до
смерти.
Моя жена говорит:
- Комплексы есть у всех. Ты не исключение. У тебя комп-
лекс моей неполноценности.
Как известно, Лаврентию Берии поставляли на дом миловид-
ных старшеклассниц. Затем его шофер вручал очередной жертве
букет цветов. И отвозил ее домой. Такова была установленная
церемония. Вдруг одна из девиц проявила строптивость. Она ста-
ла вырываться, царапаться. Короче, устояла и не поддалась обо-
янию министра внутренних дел. Берия сказал ей:
- Можешь уходить.
Барышня спустилась вниз по лестнице. Шофер, не ожидая та-
кого поворота событий, вручил ей заготовленный букет. Девица,
чуть успокоившись, обратилась к стоящему на балконе министру:
- Ну вот, Лаврентий Павлович! Ваш шофер оказался любезнее
вас. Он подарил мне букет цветов.
Берия усмехнулся и вяло произнес:
- Ты ошибаешься. Это не букет. Это - венок.
Хармс говорил:
- Телефон у меня простой - 32-08. Запоминается легко:
тридцать два зуба и восемь пальцев.
Дело было на лекции профессора Макогоненко. Саша Фомушкин
увидел, что Макогоненко принимает таблетку. Он взглянул на
профессора с жалостью и говорит:
- Георгий Пантелеймонович, а вдруг они не тают? Вдруг они
так и лежат на дне желудка? Год, два, три, а кучка все растет,
растет...
Профессору стало дурно.
Расположились мы с Фомушкиным на площади Искусств. Около
бронзового Пушкина толпилась группа азиатов. Они были в хала-
тах, тюбетейках. Что-то обсуждали, жестикулировали. Фомушкин
взглянул и говорит:
- Приедут к себе на юг, знакомым хвастать будут: "Ильича
видели!"
Пришел однажды к Бродскому с фокстерьершей Глашей. Он
назначил мне свидание в 10.00. На пороге Иосиф сказал:
- Вы явились ровно к десяти, что нормально. А вот как
умудрилась собачка не опоздать?!
Сидели мы как-то втроем - Рейн, Бродский и я. Рейн, между
прочим, сказал:
- Точность - это великая сила. Педантической точностью
славились Зощенко, Блок, Заболоцкий. При нашей единственной
встрече Заболоцкий сказал мне: "Женя, знаете, чем я победил
советскую власть? Я победил ее своей точностью!"
Бродский перебил его:
- Это в том смысле, что просидел шестнадцать лет от звон-
ка до звонка?!
Сидел у меня Веселов, бывший летчик. Темпераментно
рассказывал об авиации. В частности, он говорил:
- Самолеты преодолевают верхнюю облачность... Ласточки
попадают в сопла... Самолеты падают... Гибнут люди... Ласточки
попадают в сопла... Глохнут моторы... Самолеты разбиваются...
Гибнут люди...
А напротив сидел поэт Евгений Рейн.
- Самолеты разбиваются, - продолжал Веселов, - гибнут лю-
ди...
- А ласточки что - выживают?! - обиженно крикнул Рейн.
Как-то пили мы с Иваном Федоровичем. Было много водки и
портвейна. Иван Федорович благодарно возбудился. И ласково
спросил поэта Рейна:
- Вы какой, извиняюсь, будете нации?
- Еврейской, - ответил Рейн, - а вы, пардон, какой нации
будете?
Иван Федорович дружелюбно ответил:
- А я буду русской... еврейской нации.
Женя Рейн оказался в Москве. Поселился в чьей-то отдель-
ной квартире. Пригласил молодую женщину в гости. Сказал:
- У меня есть бутылка водки и 400 гр сервелата.
Женщина обещала зайти. Спросила адрес. Рейн продиктовал и
добавил:
- Я тебя увижу из окна.
Стал взволнованно ждать. Молодая женщина направилась к
нему. Повстречала Сергея Вольфа. "Пойдем, - говорит ему, - со
мной. У Рейна есть бутылка водки и 400 гр сервелата". Пошли.
Рейн увидел их в окно. Страшно рассердился. Бросился к
столу. Выпил бутылку спиртного. Съел 400 гр твердокопченой
колбасы. Это он успел сделать пока, пока гости ехали в лифте.
У Игоря Ефимова была вечеринка. Собралось 15 человек
гостей. Неожиданно в комнату зашла дочь Ефимовых - семилетняя
Лена. Рейн сказал:
- Вот кого мне жаль, так это Леночку. Ей когда-то нужно
будет ухаживать за пятнадцатью могилами.
В детскую редакцию зашел поэт Семен Ботвинник. Рассказал,
как он познакомился с нетребовательной дамой. Досадовал, что
не воспользовался противозачаточным средством.
Оставил первомайские стихи. Финал их такой:
"...Адмиралтейская игла
Сегодня, дети, без чехла!..."
Как вы думаете, это - подсознание?
Хрущев принимал литераторов в Кремле. Он выпил и стал
многословным. В частности, он сказал:
- Недавно была свадьба в дому товарища Полянского. Моло-
дым подарили абстрактную картину. Я такого искусства не пони-
маю...
Затем он сказал:
- Как уже говорилось, в доме товарища Полянского была не-
давно свадьба. Все танцевали этот... как его?... Шейк. По-мое-
му, это ужас...
Наконец он сказал:
- Как вы знаете, товарищ Полянский недавно сына женил. И
на свадьбу явились эти... как их там?.. Барды. Пели что-то со-
вершенно невозможное...
Тут поднялась Олтьга Берггольц и громко сказала:
- Никита Сергеевич! Нам уже ясно, что эта свадьба - круп-
нейший источник познания жизни для вас!
Позвонили мне как-то из отдела критики "Звезды". Причем
сама заведующая Дудко:
- Сережа!
- Что вы не звоните?! Что вы не заходите?! Срочно пишите
для нас рецензию. С вашей остротой. С вашей наблюдательностью.
С вашим блеском!
Захожу на следующий день в редакцию. Красивая немолодая
женщина довольно мрачно спрашивает:
- Что вам, собственно, надо?
- Да вот рецензию написать...
- Вы, что, критик?
- Нет.
- Вы думаете, рецензию может написать каждый?
Я удивился и пошел домой.
Через три дня опять звонит:
- Сережа! Что же вы не появляетесь?
Захожу в редакцию. Мрачный вопрос:
- Что вам угодно?
Все это повторялось раз семь. Наконец я почувствовал, что
теряю рассудок. Зашел в отдел прозы к Титову. Спрашиваю его:
что все это значит?
- Когда ты заходишь? - спрашивает он. В какие часы?
- Утром. Часов в одиннадцать.
- Ясно. А когда Дудко сама тебе звонит?
- Часа в два. А что?
- Все понятно. Ты являешься, когда она с похмелья - мрач-
ная. А звонит тебе Дудко после обеда. То есть уже будучи в
форме. Ты попробуй зайди часа в два.
Я зашел в два.
- А! - закричала Дудко. - Кого я вижу! Сейчас же пишите
рецензию. С вашей наблюдательностью! С вашей остротой...
После этого я лет десять сотрудничал в "Звезде". Однако
раньше двух не появлялся.
У поэта Шестинского была такая строчка:
"Она нахмурила свой узенький лобок..."
В Союзе писателей обсуждали роман Ефимова "Зрелища". Все
было очень серьезно. Затем неожиданно появился Ляленков и стал
всем мешать. Он был пьян. Наконец встал председатель Вахтин и
говорит:
- Ляленков, перестаньте хулиганить! Если не перестаните,
я должен буду вас удалить.
Ляленков в ответ промычал:
- Если я не перестану, то и сам уйду.
Встретил я как-то поэта Шкляринского в импортной зимней
куртке на меху.
- Шикарная, - говорю, - куртка.
- Да, - говорит Шкляринский, это мне Виктор Соснора пода-
рил. А я ему - шестьдесят рублей.
Шкляринский работал в отделе пропоганды Лениздата. И до-
велось ему как-то организовывать выставку книжной продукции.
Выставка открылась. Является представитель райкома и говорит:
- Что за безобразие?! Почему Ахматова на видном месте?
Почему Кукушкин и Заводчиков в тени?! Убрать! Переменить!..
- Я так был возмущен, - рассказывал Шкляринский, - до
предела! Зашел, понимаешь, в уборную. И не выходил оттуда до
закрытия.
Прогуливались как-то раз Шкляринский с Дворкиным. Беседо-
вали на всевозможные темы. В том числе и о женщинах. Шкля-
ринский в романтическом духе. А Дворкин - с характерной прямо-
той.
Шкляринский не выдержал:
- Что это ты? Все - трахал, да трахал! Разве нельзя выра-
зиться более прилично?!
- Как?
- Допустим: "Он с ней был". Или: "Они сошлись..."
Прогуливаются дальше. Беседуют. Шкляринский спрашивает:
- Кстати, что за отношения у тебя с Ларисой М.?
- Я с ней был, - ответил Дворкин.
- В смысле - трахал?! - переспросил Шкляринский.
Это произошло в Ленинградском Театральном институте. Пе-
ред студентами выступал знаменитый французский шансонье Жиль-
бер Беко. Наконец выступление закончилось. Ведущий обратился к
студентам:
- Задавайте вопросы.
Все молчат.
- Задавайте вопросы артисту.
