Однако, каковы бы ни были намерения мистера Бамбла (а они несомненно
были наилучшими), к несчастью, случилось так, что стол - о чем уже упо-
мянуто дважды - был круглый, вследствие этого мистер Бамбл, помаленьку
передвигая свой стул, вскоре начал уменьшать расстояние, отделявшее его
от надзирательницы, и, продолжая путешествие по кругу, придвинул, нако-
нец, свой стул к тому, на котором сидела надзирательница. В самом деле,
оба стула соприкоснулись, а когда это произошло, Мистер Бамбл остановил-
ся.
Если бы надзирательница подвинула теперь свой стул вправо, ее немину-
емо опалило бы огнем, а если бы подвинула влево, то упала бы в объятия
мистера Бамбла; итак (будучи скромной надзирательницей и несомненно пре-
дусмотрев сразу эти последствия), она осталась сидеть на своем месте и
протянула мистеру Бамблу вторую чашку чаю.
- Жестокосердный, миссис Корни? - повторил мистер Бамбл, помешивая
чай и заглядывая в лицо надзирательнице. - А вы не жестокосердны, миссис
Корни?
- Ах, боже мой! - воскликнула надзирательница. - Странно слышать та-
кой вопрос от холостяка! Зачем вам Это понадобилось знать, мистер Бамбл?
Бидл выпил чай до последней капли, доел гренки, смахнул крошки с ко-
лен, вытер губы и преспокойно поцеловал надзирательницу.
- Мистер Бамбл! - шепотом воскликнула сия целомудренная леди, ибо ис-
пуг был так велик, что она лишилась голоса. - Мистер Бамбл, я закричу!
Вместо ответа мистер Бамбл не спеша, с достоинством обвил рукой талию
надзирательницы.
Раз сия леди выразила намерение закричать, то, конечно, она бы и зак-
ричала при этом новом дерзком поступке, если бы торопливый стук в дверь
не сделал это излишним: как только раздался стук, мистер Бамбл с большим
проворством ринулся к винным бутылкам и с рвением принялся смахивать с
них пыль, а надзирательница суровым тоном спросила, кто стучит. Следует
отметить любопытный факт: удивление оказало такое действие на крайний ее
испуг, что голос вновь обрел всю свою официальную жесткость.
- Простите, миссис, - сказала высохшая старая нищенка, на редкость
безобразная, просовывав голову в дверь, - старуха Салли отходит.
- Ну, а мне какое до этого дело? - сердито спросила надзирательница.
- Ведь я же не могу ее оживить.
- Конечно, конечно, миссис, - ответила старуха, - Это никому не под
силу; ей уже нельзя помочь. Много раз я видела, как помирают люди - и
младенцы и крепкие, сильные люди, - и уж мне ли не знать, когда приходит
смерть! Но у нее что-то тяжелое на душе, и, когда боли ее отпускают - а
это бывает редко, потому что помирает она в муках, - она говорит, что ей
нужно что-то вам сказать. Она не помрет спокойно, пока вы не придете,
миссис.
Выслушав это сообщение, достойная миссис Корни вполголоса осыпала
всевозможными ругательствами тех старух, которые даже и умереть не мо-
гут, чтобы умышленно не досадить лицам, выше их стоящим. Быстро схватив
теплую шаль и завернувшись в нее, она, не тратя лишних слов, попросила
мистера Бамбла подождать ее возвращения на тот случай, если произойдет
что-нибудь из ряда вон выходящее. Приказав посланной за ней старухе идти
быстро, а не карабкаться всю ночь по лестнице, она вышла вслед за ней из
комнаты с очень суровым видом и всю дорогу ругалась.
Поведение мистера Бамбла, предоставленного самому себе, в сущности не
поддается объяснению. Он открыл шкаф, пересчитал чайные ложки, взвесил
на руке щипцы для сахара, внимательно осмотрел серебряный молочник и,
удовлетворив этим свое любопытство, надел треуголку набекрень и весьма
солидно пустился в пляс, четыре раза обойдя вокруг стола. Покончив с
этим изумительным занятием, он снова снял треуголку и, расположившись
перед камином, спиной к огню, казалось, принялся мысленно составлять
точную опись обстановки.
ГЛАВА XXIV трактует о весьма ничтожном предмете. Но это короткая гла-
ва, и она может оказаться не лишней в этом повествовании
Особа, нарушившая покой в комнате надзирательницы, была подобающей
вестницей смерти. Преклонные годы согнули ее тело, руки и ноги дрожали,
лицо, искаженное бессмысленной гримасой, скорее походило на чудовищную
маску, начертанную карандашом сумасшедшего, чем "а создание Природы.
Увы! Как мало остается лиц, сотворенных Природой, которые не меняются
и радуют нас своей красотой! Мирские заботы, скорби и лишения изменяют
их так же, как изменяют сердца; и только тогда, когда страсти засыпают и
навеки теряют свою власть, рассеиваются взбаламученные облака и проясня-
ется небесная твердь. Нередко бывает так, что лица умерших, даже напря-
женные и окоченевшие, принимают давно забытое выражение, словно у спяще-
го ребенка, напоминая младенческий лик; такими мирными, такими безмятеж-
ными становятся снова эти люди, что те, кто знал их в пору счастливого
детства, преклоняют колени у гроба и видят ангела, сошедшего на Землю.
Старая карга ковыляла по коридорам и поднималась по лестницам, нев-
нятно бормоча что-то в ответ на ругань своей спутницы; наконец, приоста-
новившись, чтобы отдышаться, она передала ей в руки свечу и последовала
за ней, стараясь не отставать от своей куда более проворной начальницы,
направлявшейся в комнату больной.
Это была жалкая каморка на чердаке. В дальнем ее углу горел тусклый
свет. У постели сидела другая старуха; у камина стоял ученик аптекаря и
делал себе зубочистку из гусиного пера.
- Вечер морозный, миссис Корни, - сказал этот молодой джентльмен во-
шедшей надзирательнице.
- В самом деле, очень морозный, сэр, - приседая, ответила та самым
учтивым тоном.
- Вам следовало бы получать лучший уголь от ваших поставщиков, - зая-
вил помощник аптекаря, разбивая заржавленной кочергой кусок угля в ками-
не, - такой уголь не годится для морозной ночи.
- Совет выбирал его, сэр, - ответила надзирательница. - А совет мог
бы позаботиться, по крайней мере о том, чтобы мы не мерзли, потому что
работа у нас тяжелая.
Тут разговор был прерван стоном больной.
- О! - сказал молодой человек, поворачиваясь к кровати с таким видом,
будто совсем забыл о пациентке. - Ее песенка спета, миссис Корни.
- Неужели, сэр? - спросила надзирательница.
- Я буду очень удивлен, если она протянет еще часа два, - сказал по-
мощник аптекаря, сосредоточив внимание на острие зубочистки. - Организм
совершенно разрушен. Посмотрите-ка, старушка, она дремлет?
Сиделка наклонилась к кровати и утвердительно кивнула головой.
- Быть может, она так и умрет, если вы не будете шуметь, - сказал,
молодой человек. - Поставьте свечу на пол. Там она ей не помешает.
Сиделка исполнила приказание и в то же время покачала головой, как бы
давая понять, что женщина так легко не умрет; затем она снова заняла
свое место рядом с другой старухой, которая к тому времени возвратилась.
Надзирательница с раздражением завернулась в шаль и присела в ногах кро-
вати.
Помощник аптекаря, покончив с отделкой зубочистки, расположился перед
камином и в течение десяти минут грелся у огня; наконец, по-видимому
соскучившись, он пожелал миссис Корни успешного завершения ее трудов и
на цыпочках удалился.
Посидев несколько минут молча, обе старухи отошли от кровати и, при-
сев на корточки у огня, стали греть иссохшие руки. Приняв такую позу,
они вели тихим голосом разговор, и, когда пламя отбрасывало призрачный
отблеск на их сморщенные лица, их безобразие казалось ужасающим.
- Больше она ничего не говорила, Энни, милая, пока меня не было? -
спросила та, что ходила за надзирательницей.
- Ни слова, - ответила вторая сиделка. - Сначала она щипала и ломала
себе руки, но я их придержала, и она скоро утихомирилась. Сил у нее мало
осталось, так что мне легко было ее успокоить. Для старухи я не так уж
слаба, хотя и сижу на приходском пайке!
- Она выпила подогретое вино, которое ей прописал доктор? - спросила
первая.
- Я пробовала влить ей в рот, - отозвалась вторая, - но зубы у нее
были стиснуты, а за кружку она уцепилась так, что мне едва удалось ее
вырвать; тогда я сама выпила вино, и оно пошло мне на пользу.
Осторожно оглянувшись и убедившись, что их не подслушивают, обе ста-
рые карги ближе придвинулись к огню в весело захихикали.
- Было время, - снова заговорила первая, - когда она сама сделала бы
то же самое и как бы еще потом потешалась!
- Ну конечно! - подхватила другая. - Она была развеселая. Много, мно-
го славных покойничков она обрядила, и были они такие милые и аккурат-
ные, как восковые куклы. Мои старые глаза их видели, эти старые руки их
трогали, потому что я десятки раз ей помогала.
Вытянув дрожащие пальцы, старуха с восторгом помахала ими перед носом
собеседницы, потом, пошарив в кармане, вытащила старую, выцветшую от
времени жестяную табакерку, из которой насыпала немножко табаку ва про-
тянутую ладонь своей приятельницы и чуть-чуть побольше себе на ладонь.
Пока они так развлекались, надзирательница, нетерпеливо ожидавшая, когда
же, наконец, умирающая очнется, подошла к камину и резко спросила, долго
ли ей еще ждать.
- Недолго, миссис, - ответила вторая старуха, подняв на нее глаза. -
Всем нам недолго ждать смерти. Потерпите, потерпите! Скоро она заберет
всех нас.
- Придержите язык, старая идиотка!.. - строго приказала надзира-
тельница. - Отвечайте мне вы, Марта: впадала ли она и раньше в такое
состояние?
- Много раз, - отозвалась первая старуха.
- Но больше это уже не повторится - добавила вторая, - то есть еще
один разок она очнется, но ненадолго, попомните мое слово, миссис!
- Надолго или ненадолго, - с раздражением сказала надзирательница, -
но когда она очнется, меня здесь уже не будет! И чтобы вы не смели меня
больше беспокоить из-за пустяков! В мои обязанности не входит смотреть,
как умирают здесь старухи, и я этого делать не стану. Запомните это,
бесстыжие старые ведьмы! Если вы опять вздумаете меня дурачить, предуп-
реждаю - я с вами быстро расправлюсь!
Разозлившись, она бросилась к двери, но крик обеих старух, повернув-
шихся к кровати, заставил ее оглянуться. Больная приподнялась в постели
и простирала к ним руки.
- Кто это? - глухо кричала она.
- Тише, тише! - зашипела одна из старух, наклоняясь к ней. - Ложи-
тесь, ложитесь!
- Живой я никогда уже больше не лягу!.. - отбиваясь, воскликнула жен-
щина. - Я хочу что-то сказать ей. Подойдите ко мне! Ближе! Я буду шеп-
тать вам на ухо.
Она вцепилась в руку надзирательницы и, заставив ее сесть на стул у
кровати, хотела заговорить, но, оглянувшись, заметила двух старух, кото-
рые, вытянув шею, приготовились с жадностью слушать.
- Прогоните их, - слабеющим голосом сказала больная. - Скорее, ско-
рее!
Старые карги, завопив в - один голос, принялись жалобно сетовать на
то, что бедняжке очень худо и она не узнает лучших своих друзей, тверди-
ли, что ни за что ее не покинут, но надзирательница вытолкала их из ком-
наты, заперла дверь и вернулась к кровати. Очутившись За дверью, старые
леди переменили тон и стали кричать в замочную скважину, что старуха
Салли пьяна; это было довольно правдоподобно, так как в дополнение к
умеренной дозе опиума, прописанного аптекарем, на нее подействовала пос-
ледняя порция джина с водой, которым, по доброте сердечной, тайком угос-
тили ее достойные старые леди.
- Теперь слушайте меня! - громко сказала умирающая, напрягая все си-
лы, чтобы раздуть последнюю искру жизни. - Когда-то в этой самой комнате
я ухаживала за молодой красоткой, лежавшей на этой самой кровати. Сюда
ее принесли с израненными от ходьбы ногами, покрытыми грязью и кровью.
Она родила мальчика и умерла. Сейчас я припомню... в каком году это бы-
ло?..
- Неважно, в каком году, - перебила нетерпеливая слушательница. - Ну,
дальше, что скажете о ней?
