"Поведайте мне вы все: что птицею создано
В землях чужеземных стран и в странах арабов всех?
У вещи той мяса нет, и кровь не струится в ней,
На ней не (найдешь пера, и нету на ней пушка.
Вареной едят ее, холодной ее едят,
Едят ее жареной, положат когда в огонь.
Два цвета мы видим в ней: один - как серебряный,
Другой же - прекрасный цвет, не сходно с ним золото.
Не кажется, что жива, не кажется, что мертва.
Скажите же мне, что это? Вот диво дивное!"
"Ты умножил вопросы о яйце, которому цена фельс", - сказала девушка.
И ан-Наззам молвил: "Скажи мне, сколько слов обратил Аллах к Мусе?" -
"Передают о пророке (да благословит его Аллах и да приветствует!), - от-
вечала девушка, - что он сказал: "Обратил Аллах к Мусе тысячу и пятьсот
пятнадцать слов".
"Расскажи мне о четырнадцати, которые говорили с господом миров", -
сказал ан-Наззам. И девушка молвила: "Это семь небес и семь земель, ког-
да сказали они: "Мы пришли послушные..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четыреста пятьдесят девятая ночь
Когда же настала четыреста пятьдесят девятая ночь, она сказала: "Дош-
ло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка сказала ан-Наззаму от-
вет, тот молвил: "Расскажи мне про Адама и первоначальное его создание".
- "Аллах создал Адама из глины, а глину - из пены, а пену - из моря, а
море - из мрака, а мрак - из света, а свет - из рыбы, а рыбу - из скалы,
а скалу - из яхонта, а яхонт - из воды, а вода создана всемогуществом,
как сказал Аллах великий: "Ибо, поистине, веление его, если захочет он
чего-нибудь, - в том, чтобы этому сказать: "Будь!" - и оно бывает".
"Расскажи мне о значении слов поэта, когда он сказал:
Вот-то, что ест, не имея рта и брюха.
Деревья и живое - ему пища.
Покормишь его - оно оживет, взбодрится.
А дашь ему воды - так умирает".
"Это огонь", - сказала девушка. И ан-Наззам молвил:
Расскажи мне о значении слов поэта, когда он сказал:
Вот двое возлюбленных, услады лишенные,
Проводят они все ночи в тесном объятии.
Они берегут людей от всякой опасности.
А солнце когда взойдет, сейчас расстаются".
"Это две половинки дверей", - сказала девушка. И анНаззам молвил:
"Расскажи мне о воротах геенны". - "Их семь, - отвечала девушка, - и о
них сказано в двух стихах стихотворения:
Джахаинам, затем Лаза, потом аль-Хатым - вот так!
Затем присчитай Сайр, и Сакар потом скажи.
За этим Джахим идет, и вслед за ним - Хавия,
И вот тебе их число, коль кратко о нем сказать".
"Расскажи мне о словах поэта, когда он оказал:
И локоны за ней в длину влекутся,
Когда она приходит иль уходит;
А глаз ее яств сна вкусить не может
И слез не льет, струящихся обильно.
Одежд она в теченье дней не знает,
Сама людей в одежды облачая".
"Это игла", - сказала девушка. А ан-Наззам молвил:
"Расскажи мне про ас-Сырат: [470] что это такое, какова его длина и ка-
кова его ширина?" - "Что до его длины, - ответила девушка, - то ода сос-
тавляет три тысячи лет: тысячу - спускаются, тысячу - поднимаются и ты-
сячу идут прямо. Он острее меча и тоньше волоса..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до четырехсот шестидесяти
Когда же настала ночь, дополняющая до четырехсот шестидесяти, она
сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка описала
ан-Наззаму ас-Сырат, он молвил: "Расскажи мне, сколько у нашего пророка
Мухаммеда (да благословит его Аллах приветствует!) ходатайств?"
"Три ходатайства", - ответила девушка. "Был ли АбуБекр первым, кто
принял ислам?" - "Да". - "Али принял ислам раньше Абу-Бекра?" - спросил
тогда ан-Наззам". - "Али, - ответила девушка, - пришел к пророку (да
благословят его Аллах и да приветствует!), будучи сыном семя лет, и да-
ровал ему Аллах знание верного пути, несмотря на его малые годы, и Али
никогда не падал ниц перед идолом".
"Скажи мне, Али достойнее или аль-Аббас?" - спросил ан-Наззам. И тут
девушка поняла, что это для нее ловушка, так как, если ода окажет: "Али
достойнее, чем аль-Аббас" [471], - ей нет никакого оправдания перед пове-
лителем правоверных. И она опустили на некоторое время голову, то крас-
нея, то бледнея, и потом сказала: "Ты спрашиваешь меня о двух достойных
людях, у каждого из которых есть преимущество. Вернемся же к тому, чем
мы были заняты". И когда услышал ее халиф Харун ар-Рашид, он выпрямился
и встал на ногах и воскликнул: "Ты хорошо сказала, клянусь господином
Кабы, о Таваддуд!"
И тогда Ибрахим-ан-Наззам сказал ей: "Расскажи мне о значении слов
поэта, который сказал:
И стан его строен так, и вкус его сладок всем,
Колье он напомнит вам, во только без зубьев.
Все люди полезное себе из него берут.
Едят его по заходе дня в Рамадане",
"Сахарный тростник", - сказала девушка. И ан-Наззам молвил: "Расскажи
мне о многих вопросах". - "О каких?" - спросила девушка. И он сказал:
"Что слаще меда? Что острее меча? Что быстрее яда? Что такое услада на
час? Что такое радость на три дня? Какой день самый приятный? Что такое
радость на неделю? Что талое истина, которой не будет отрицать и придер-
живающийся ложного? Что такое тюрьма, как могила? Что такое радость
сердца? Что такое козни души? Что такое смерть жизни? Что такое болезнь,
которой не излечишь? Что такое позор, который не рассеется? Что такое
животное, которое не ютится в жилище и обитает в развалинах и ненавидит
сынов Адама, и созданы а нем черты семи великанов?"
"Слушай ответ на то, что ты сказал, и потом снимай с себя одежду, - я
тебе это изъясню", - сказала девушка, и повелитель правоверных молвил:
"Изъясни это и он снимет с себя одежду". - "Слаще меда, - сказала девуш-
ка, - любовь к детям, которые почитают своих родителей. То, что острее
меча, это язык. Быстрее яда - глаз дурно глядящего. Сладость на час -
это сношение. Радость на три дня - эта нура [472] для женщин. Самый прият-
ный день - это день прибыли от торговли. Радость на неделю - это икхвоб-
рачвая. Истина, которой не станет отрицать и придерживающийся ложного, -
это смерть. Тюрьма, как могила, - это дурное дитя. Радость сердца - это
жена, покорная мужу, а некоторые говорят - мясо, когда спускается оно к
сердцу и сердце этому радуется. Козни души - это непослушный раб. Смерть
жизни - это бедность. Болезнь, которой не излечишь, - это дурной нрав.
Позор, который не рассеется, - это злая дочь. Что же касается животного,
которое не ютится в жилище и обитает в развалинах и ненавидит сынов Ада-
ма и в сознании его есть черты семи великанов, то это - саранча: голова
у нее - как у лошади, шея у нее - как у быка, крылья - как у орла, ноги
- как у верблюда, хвост - как у змеи, брюшко - как у скорпиона и рога -
как у газели".
И изумился халиф Харун ар-Рашид остроумию девушки и ее понятливости и
сказал ан-Наззаму: "Снимай с себя одежду!" И ан-Наззам поднялся и воск-
ликнул: "Призови в свидетели всех, кто присутствует в этом собрании, что
девушка более сведуща, чем я и чем всякий ученый!" И он снял с себя
одежды и сказал Таваддуд: "Возьми их, да не благословит тебя в них Ал-
лах!" И повелитель правоверных велел принести одежду, чтобы ему одеться.
А затем повелитель правоверных сказал: "О Таваддуд, за тобой осталась
еще одна вещь из того, что ты обещала, и это шахматы". И он велел при-
вести учителей игры в шахматы, в карты и в нард, и они явились. И шахма-
тист сел с Таваддуд я между ними расставили ряды, и он двинул, и она
двинула, и игрок не делал ни одного хода, который бы она вскоре не ис-
портила..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Четыреста шестьдесят первая ночь
Когда пае настала четыреста шестьдесят первая ночь, она оказала: "До-
шло до меня, о счастливый царь, что, когда девушка стала играть с учите-
лем в шахматы в присутствии повелителя правоверных Харуна арРашида, она
портила всякий ход, который делал ее противник, так что одолела его, и
он увидел, что шах умер.
"Я хотел тебе поддаться, чтобы ты сочла себя знающей, - оказал он
тогда, - но расставляй, и я тебе покажу!" И когда девушка расставила
вторично, учитель сказал про себя: "Открой глаза, а не то она тебя одо-
леет!" И он стал выдвигать фигуры только с расчетом и играл до тех пор,
пока Таваддуд не оказала ему: "Шах мат!" И когда игрок увидел это, он
опешил от ее остроты и понятливости. И девушка засмеялась и сказала ему:
"О учитель, я побьюсь с тобой об заклад в этот третий раз, что сниму для
тебя ферзя и правую башню и левого коня, и если ты меня одолеешь, возьми
мою одежду, а если я тебя одолею, я возьму твою одежду". - "Я согласен
на это условие", - оказал учитель.
И они расставили ряды, и Таваддуд сняла ферзя, башню и коня и оказа-
ла: "Ходя, учитель!" И учитель пошел и сказал: "Почему мне не победить
ее после этой дачи вперед!" И он задумал план, и вдруг девушка сделала
немного ходов и провела себе ферзя и приблизилась к нему и пододвинула
потоки и фигуры. Она отвлекла учителя и поддала ему фигуру, и он взял
ее, и тогда девушка оказала: "Мера полная и ноша разложена ровно! Ешь,
пока не прибавишь сверх сытости! Не убьет тебя, о сын Адама ничто, кроме
жадности! Не знаешь ты разве, что я поддалась тебе, чтобы тебя обмануть!
Смотри - вот шах умер. Снимай одежду!" - оказала она потом. И учитель
попросил: "Оставь мне шальвары, награда тебе у Аллаха!" И он поклялся
Аллахом, что не станет состязаться ни с кем, пока Таваддуд будет в
царстве багдадском, а затем он снял с себя одежду и отдал ее Таваддуд и
ушел.
И привели игрока в нард, и девушка сказала ему: "Если я тебя сегодня
одолею, что ты мне дашь?" - "Я дам тебе десять одежд из кустактынийской
парчи, обшитой золотом, и десять бархатных одежд и тысячу динаров, а ес-
ли я тебя одолею, то я хочу от тебя только, чтобы ты написала мне запис-
ку о том, что я тебя одолел", - оказал игрок. "Перед тобою то, на что ты
рассчитываешь", - оказала девушка. И игрок стал играть, и вдруг оказыва-
ется: он проиграл! И тогда он поднялся, лопоча по-франкски и говоря:
"Клянусь милостью повелителя правоверных, подобной ей не найти во всех
странах!"
После этого повелитель правоверных позвал владельцев музыкальных
инструментов, и они явились, и повелитель правоверных спросил девушку:
"Знаешь ли ты какие-нибудь музыкальные инструменты?" - "Да", - отвечала
девушка, и халиф приказал принести лютню, поцарапанную, потертую и ого-
ленную, владелец которой был истомлен разлукой, и об этой лютне сказал
один из описывавших ее:
Аллах, напои тот край, что древо певца взрастил.
И ветви его растут, и корень его хорош.
Поют над ним стаи птиц, пока оно зелено,
Красотка над ним поет, когда оно высохнет.
И принесли лютню в чехле из красного атласа с желтой шелковой кисточ-
кой, и девушка развязала чехол и вынула лютню, и вдруг видит на ней вы-
резано:
Вот свежая ветвь, что стала лютней для девушки,
Поющей среди своих ровесниц в собраниях.
Поет она, и звучит напев, и нам кажется,
Что звуки ей те внушали напев соловьев в кустах.
И ода положила лютню на колени и опустила над нею грудь и склонилась,
как склоняется мать, кормящая ребенка, и ударила по струнам на двенад-
цать ладов, так что собрание взволновалось от восторга, и произнесла:
"Сократите разлуку вы и суровость,
Ведь душа не забыла вас, клянусь вами!
Пожалейте печального, что льет слезы,
Знает страсть и безумен он от любви к вам",
И повелитель правоверных пришел в восторг и воскликнул: "Да благосло-
вит тебя Аллах и да помилует того, кто тебя научил!" И девушка поднялась
и поцеловала землю меж его рук. А затем повелитель правоверных велел
привести деньги я выложил владельцу девушки сто тысяч динаров и оказал:
"О Таваддуд, пожелай от меня чего-нибудь!" - "Я желаю от тебя, - молвила
