хожусь. А дочь моего дяди стояла и плакала над рабом и унижалась перед
ним, говоря ему: "О любимый, о плод моего сердца, если ты на меня разг-
неваешься, кто пожалеет меня? Если ты меня прогонишь, кто приютит меня,
о любимый, о свет моего глаза?" И она плакала и умоляла раба, пока он не
простил ее, и тогда она обрадовалась и встала и сняла с себя платье и
рубаху и сказала: "О господин мой, нет ли у тебя чего-нибудь, что твоя
служанка могла бы поесть?" И раб отвечал: "Открой чашку, в ней вареные
мышиные кости, - съешь их; а в том горшке ты найдешь остатки пива, - вы-
пей его". И она поднялась и попила и поела и вымыла руки и рот, а потом
подошла и легла с рабом на тростниковые обрезки и, обнажившись, забра-
лась к нему под тряпки и лохмотья. И когда я увидел, что делает дочь мо-
его дяди, я перестал сознавать себя и, спустившись с крыши хижины, вошел
и взял меч, который принесла с собой дочь моего дяди, и обнажил его, на-
мереваясь убить их обоих. Я ударил сначала раба по шее и подумал, что
порешил с ним..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Восьмая ночь
Когда же настала восьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счаст-
ливый царь, что заколдованный юноша говорил царю: "Когда я ударил раба,
чтобы отрубить ему голову, я не разрубил яремных вен, а рассек горло,
кожу и мясо, но я думал, что убил его. Он испустил громкое хрипение, и
моя жена зашевелилась, а я повернул назад, поставил меч на место, пошел
в город и, войдя во дворец, пролежал в постели до утра. И дочь моего дя-
ди пришла и разбудила меня; и вдруг я вижу - она обрезала волосы и наде-
ла одежды печали. И она сказала: "О сын моего дяди, не препятствуй мне в
том, что я делаю. До меня дошло, что моя матушка скончалась и отец мой
убит в священной войне, а из двух моих братьев один умер ужаленным, а
другой свалился в пропасть, так что я имею право плакать и печалиться".
И, услышав ее слова, я смолчал и потом ответил: "Делай, что тебе вздума-
ется, я не стану тебе прекословить". И она провела, печалясь и причитая,
целый год, от начала до конца, а через год сказала мне: "Я хочу постро-
ить в твоем дворце гробницу вроде купола и уединиться там с моими печа-
лями. И я назову ее "Дом печалей". - "Делай, как тебе вздумается", - от-
вечал я. И она устроила себе комнату для печали и выстроила посреди нее
гробницу с куполом, вроде склепа, а потом она перенесла туда раба и по-
селила его там, а он не приносил ей никакой пользы и только пил вино. И
с того дня, как я его ранил, он не говорил, но был жив, так как срок его
жизни еще не кончился. И она стала каждый день ходить к нему утром и ве-
чером, и спускалась под купол и плакала и причитала над ним, и поила его
вином и отварами по утрам и по вечерам, и поступала так до следующего
года, а я был терпелив с нею и не обращал на нее внимания. Но в какой-то
день я внезапно вошел к ней и увидел, что она плачет, говоря: "Почему ты
скрываешься от моего взора, о услада моего сердца? Поговори со мной, ду-
ша моя, о любимый, скажи мне что-нибудь! - И она произнесла такие стихи:
Утрачу терпенье я в любви, коль забудете;
И ум и душа моя не знают любви к другим.
Возьмите мой прах и дух, куда ни поедете,
И все остановитесь, предайте земле меня.
И имя мое затем скажите, - ответит вам
Стон долгий костей моих, услышавши голос ваш. -
И потом продолжала, плача:
День счастья - тот день, когда достигну я близости,
А день моей гибели - когда вы уходите.
А если угрозою я смерти напугана,
То слаще спокойствия мне близость с любимыми. -
И еще:
И если бы жить могла в полнейшем я счастии
И мир я держала б весь в руках и Хосроев [19] власть, -
Все это б не стоило крыла комариного,
Когда б не могли глаза мои на тебя взирать".
Когда же она кончила говорить и плакать, я сказал ей: "О дочь моего
дяди, довольно тебе печалиться! Что толку плакать? Это ведь бесполезно".
- "Не препятствуй мне в том, что я делаю! Если ты будешь мне проти-
виться, я убью себя", - сказала она; и я смолчал и оставил ее в таком
положении. И она провела в печали, плаче и причитаниях еще год, а на
третий год я однажды вошел к ней, разгневанный чем-то, что со мной прои-
зошло (а это мучение уже так затянулось!), и нашел дочь моего дяди у мо-
гилы под куполом, и она говорила: "О господин мой, почему ты мне не от-
вечаешь? - А потом она произнесла:
Могила, исчезла ли в тебе красота его?
Ужели твой свет погас - сияющий лик его?
Могила, не свод ведь ты небес
Так как же слились в тебе
И не гладь земли,
месяц и солнце вдруг?
И, услышав ее слова и стихи, я стал еще более гневен, чем прежде, и
воскликнул: "Ах, доколе продлится эта печаль! - и произнес:
Могила, исчезла ли в тебе чернота его?
Ужели твой свет погас - чернеющий лик его?
Могила, не пруд ведь ты стоячий и не котел,
Так как же слились в тебе и сажа и тина вдруг?"
И когда дочь моего дяди услышала эти слова, она вскочила на ноги и
сказала: "Горе тебе, собака! Это ты сделал со мной такое дело и ранил
возлюбленного моего сердца и причинил боль мне и его юности. Вот уже три
года, как он ни мертв ни жив!" - "О грязнейшая из шлюх и сквернейшая из
развратниц, любовниц подкупленных рабов, да, это сделал я!" - отвечал я,
и, взяв меч в руку, я обнажил его и направил на мою жену, чтобы убить
ее. Но она, услышав мои слова и увидав, что я решил ее убить, засмеялась
и крикнула: "Прочь, собака! Не бывать, чтобы вернулось то, что прошло,
или ожили бы мертвые! Аллах отдал мне теперь в руки того, кто со мной
это сделал и из-за кого в моем сердце был неугасимый огонь и неукрывае-
мое пламя!"
И она поднялась на ноги и, произнеся слова, которых я не понял, ска-
зала: "Стань по моему колдовству наполовину камнем, наполовину челове-
ком!" И я тотчас же стал таким, как ты меня видишь, и не могу ни встать,
ни сесть, и я ни мертвый, ни живой. И когда я сделался таким, она Закол-
довала город и все его рынки и сады. А жители нашего города были четырех
родов: мусульмане, христиане, евреи и маги [20], и она превратила их в
рыб: белые рыбымусульмане, красные - маги, голубые - христиане, а желтые
- евреи. А четыре острова она превратила в горы, окружающие пруд. И,
кроме того, она меня бьет и пытает и наносит мне по сто ударов бичом,
так что течет моя кровь и растерзаны мои плечи. А после того она надева-
ет мне на верхнюю половину тела волосяную одежду, а сверху эти роскошные
одеяния". И потом юноша заплакал и произнес:
"К твоему суду терпелив я буду, о бог и рок!
Буду стоек я, коль угодно это, господь, тебе.
И враждебны были, и злы они, и горды со мной,
Но, быть может, я получу взамен блага райских.
Непосильны мне те несчастия, что гнетут меня,
И к Избранному прибегаю я и Угодному".
И царь обратился к юноше и сказал ему: "О, ты прибавил заботы к моей
заботе, после того как облегчил мое горе. Но где она, о юноша, и где мо-
гила, в которой лежит раненый раб?" - "Раб лежит под куполом в своей мо-
гиле, а она - в той комнате, что напротив двери, - ответил юноша. - Она
приходит сюда раз в день, когда встает солнце; и как только придет, под-
ходит ко мне и снимает с меня одежды и бьет меня сотней ударов бича, и я
плачу и кричу, но не могу сделать движения, чтобы оттолкнуть ее от себя.
А отстегавши меня, она спускается к рабу с вином и отваром и поит его. И
завтра, с утра, она придет".
"Клянусь Аллахом, о юноша, - воскликнул царь, - я не премину сделать
с тобой доброе дело, за которое меня будут поминать, и его станут запи-
сывать до конца времен!"
После этого царь сел, и они с юношей беседовали до наступления ночи и
легли спать; а на заре царь поднялся и снял с себя одежду и, обнажив
меч, направился в помещение, где был раб. Он увидел свечи, светильники,
курильницы и сосуды для масла и подходил к рабу, пока не дошел, и тогда
он ударил его один раз и убил и, взвалив его на спину, бросил в колодец,
бывший во дворце. А потом он вернулся и, закутавшись в одежды раба, лег
в гробницу, и его меч был с ним, вынутый из ножен на всю длину.
И через минуту явилась проклятая колдунья и, как только пришла, сняла
одежду с сына своего дяди и, взяв бич, стала бить его. И юноша закричал:
"Ах, довольно с меня того, что со мною, о дочь моего дяди! Пожалей меня,
о дочь моего дяди!" Но она воскликнула: "А ты пожалел меня и оставил мне
моего возлюбленного?" И она била его, пока не устала, и кровь потекла с
боков юноши, а потом она надела на него волосяную рубашку, а поверх нее
его одежду и после этого спустилась к рабу с кубком вина и чашкой отва-
ра. Она спустилась под купол и стала плакать и стонать и сказала: "О
господин мой, скажи мне что-нибудь, о господин мой, поговори со мной! -
и произнесла такие стихи:
До каких же пор отдален ты будешь и груб со мной?
Не довольно ль слез пролилось моих до сей поры?
До каких же пор ты продлишь разлуку умышленно?
Коль завистнику ты добра желал - исцелился он".
И она опять заплакала и сказала: "Господин мой, поговори со мной,
скажи мне что-нибудь!" И царь понизил голос и заговорил заплетающимся
языком на наречии черных и сказал: "Ах, ах, нет мощи и силы, кроме как у
Аллаха, высокого, великого!" И когда женщина услыхала его слова, она
вскрикнула от радости и потеряла сознание, а потом очнулась и сказала:
"О господин мой, это правда?" А царь ослабил голос и отвечал: "О прокля-
тая, разве ты заслуживаешь, чтобы с тобой кто-нибудь говорил и разгова-
ривал?" - "А почему же нет?" - спросила женщина. "А потому, что ты весь
день терзаешь своего мужа, а он зовет на помощь и не даст мне спать от
вечера до утра, проклиная тебя и меня, - сказал царь. - Он меня обеспо-
коил и повредил мне, и если бы не это, я бы, наверное, поправился. Вот
что мешало мне тебе ответить". - "С твоего разрешения я освобожу его от
того, что с ним", - сказала женщина. И царь отвечал ей: "Освободи и дай
нам отдых".
И она сказала: "Слушаю и повинуюсь!" - и, выйдя изпод купола во дво-
рец, взяла чашку, наполнила ее водой и проговорила над нею что-то, и во-
да в чашке запузырилась и забулькала и стала кипеть, как кипит в котле
на огне. Потом женщина обрызгала водой юношу и сказала: "Заклинаю тебя
тем, что я произнесла и проговорила; если ты стал таким по моему кол-
довству и ухищрению, то измени этот образ на твой прежний". И вдруг юно-
ша встряхнулся и встал на ноги, и он обрадовался своему освобождению и
воскликнул: "Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед -
посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует!" А она
сказала: "Выходи и не возвращайся сюда, иначе я тебя убью!" - и закрича-
ла на него; и юноша вышел. А женщина вернулась к куполу, сошла вниз и
сказала: "О господин мой, выйди ко мне, чтобы я видела твой прекрасный
образ".
И царь сказал ей слабым голосом: "Что ты сделала?
Ты избавила меня от ветки, но не избавила от корня!" -
"О мой господин, о мой любимый, - спросила она, - а что же есть ко-
рень?" И царь воскликнул: "Горе тебе, проклятая! Корень - жители этого
города и четырех островов! Каждую ночь, когда наступает полночь, рыбы
поднимают головы и взывают о помощи и проклинают меня и тебя. Вот причи-
на, мешающая моему выздоровлению. Иди же освободи их скорее и приходи,
возьми меня за руку и подними меня. Здоровье уже идет ко мне".
И когда женщина услышала слова царя (а она думала, что это раб), она
обрадовалась и воскликнула: "О господин мой, твой приказ на голове моей
и на глазах [21]. Во имя Аллаха!" И она встала, радостная, и побежала, и
вышла к пруду, и взяла оттуда немного воды..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Девятая ночь
Когда же настала девятая ночь, она сказала:
"Дошло до меня, о счастливый царь, что женщина-колдунья взяла из пру-
