Лион Спрэг дэ Камп.
Башня гоблинов. Часы Ираза.
Лион Спрэг дэ Камп.
Башня гоблинов.
1
Моток веревки
- Забавный у вас обычай, - произнес варвар, - раз в пять лет отрубать
королю голову. Трудненько, поди, найти желающих на трон!
Палач на помосте потенькал оселком по сверкающему острию топора, затем
спрятал оселок в подсумок, оглядел лезвие и на пробу потрогал его большим
пальцем. Толпящиеся внизу зеваки не могли разглядеть его удовлетворенной
улыбки - лицо скрывал черный колпак с прорезями для глаз. Топор палача не
годился ни воину, ни дровосеку. Топорище, выструганное из доброго темного
дуба, ничем не отличалось от обычного, зато отливающее голубизной стальное
лезвие было необычайно широким и напоминало секач мясника.
Помост возвышался посреди плаца, который был разбит под стенами города
Ксилара, возле Южных Ворот. Сегодня здесь собралось почти все население
города, не считая многочисленных жителей окрестных сел и деревень. Вокруг
помоста выстроились в четыре ряда вооруженные копьями стражники в вороненых
кольчугах поверх алых рубах. Стража бдительно следила, чтобы те, кому не
досталось приглашения, не лезли к помосту во время церемонии, а еще - чтобы
жертва не вздумала удрать. Два внешних ряда стражников были развернуты к
толпе, два других - к помосту.
С трех сторон помост окружали скамьи, на которых, пестрея алыми,
зелеными, золотыми и белыми одеждами, восседала ксиларская знать. Еще одна
цепь стражников отделяла высокородных от простолюдинов. Последние, сбившись
в серо-черно-бурую массу, запрудившую почти все поле, безропотно ждали
начала церемонии.
У западного края возвышения толпа напирала на внутренние ряды стражников.
Эта часть толпы состояла в основном из молодежи. Среди городских мастеровых
и крестьян с окрестных хуторов то и дело мелькали отпрыски захудалых
дворянских семейств. Лоточники сновали в толпе, предлагая пироги, сосиски,
фрукты, сардины, вино, пиво, сидр, зонтики и амулеты от сглаза. По краю
поля, не смешиваясь с толпой зевак, гарцевали закованные в латы всадники
охраны; на их белых плащах алели песочные часы - символ Ксилара.
Высоко в безоблачном небе пылало солнце. Слабый ветерок чуть шевелил
листья дубов, тополей и камедных деревьев, окаймлявших поле, и трепал
красно-белые стяги на флагштоках по углам помоста. Скудная листва камедных
деревьев уже окрасилась багрянцем.
- Кандидатов всегда предостаточно, принц Вили-мир, - ответил варвару
сидящий на местах для знати канцлер Таронус. - Взгляните, какая давка у
западного края помоста!
- А голову что, в ту сторону будут бросать? - поинтересовался принц
Вилимир, ковыряя ногтем в зубах и пытаясь извлечь застрявший кусок жаркого.
Вилимир был гладко выбрит, но длинные, светлые, тронутые сединой волосы,
меховая шапка, куртка на меху и отороченные мехом сапоги для верховой езды
делали принца похожим на дикаря. Многочисленные литые украшения из золота и
серебра бренчали при ходьбе. В свое время Вилимир стал предводителем клана,
потерпевшего поражение в междоусобной войне за право сесть на ханский трон
Гендингов, и с тех пор находился в изгнании. Его соперник, он же дядя, по
сию пору правил свирепой кочевой ордой...
Таронус кивнул.
- Угу, кто первый поймает, тот и будет нашим новым королем.
Таронус был плотный мужчина средних лет, закутанный в просторный
лазоревый плащ - из боязни подхватить простуду на первом осеннем холодке.
- Верховный судья швырнет голову прямо в толпу. По правилам, король
должен отрастить волосы, чтобы судье было за что ухватиться. Один король в
ночь перед церемонией обрил себе голову, и палачу пришлось ему сквозь уши
продернуть бечевку. Совершеннейший скандал.
- Вот неблагодарный малый, клянусь бородой Грайпнека! - заметил Вилимир,
и его худую, обезображенную шрамом физиономию прорезала волчья ухмылка. - Уж
будто пяти лет королевской роскоши мало... Кто это, король Джориан?
Швенский принц прекрасно говорил по-новарски, но северный акцент
превратил имя "Джориан" в "Жориан".
- Ну да, - отозвался канцлер. Он наблюдал, как от Южных Ворот к помосту
по расчищенному стражниками проходу медленно движется небольшая процессия.
- Месяц назад король брал меня с собой на охоту, - сказал Вилимир. -
Похоже, он не робкого десятка, для сидня, конечно.
Принц употребил характерное для кочевников Швении словечко, которым те
именуют некочевых или оседлых. У кочевников словечко носило презрительный
оттенок, но канцлер предпочел этого не заметить.
- Как выяснилось, он еще и поболтать мастак, - продолжал изгнанник, - и
не всегда себе на пользу, я так понимаю. Но слушать забавно.
Канцлер рассеянно кивнул: процессия подошла довольно близко, и уже можно
было различить лица. Во главе, наигрывая похоронный марш, двигался
королевский оркестр. Следом шествовал убеленный сединами Верховный судья
Ксилара в долгополой черной мантии и с золотой цепью на шее. За ним шли
четыре алебардщика, над которыми, как скала, возвышался король. Когда король
проходил мимо, все стоящие у прохода и множество людей в других концах поля
преклоняли колено.
Король Джориан был высокий, сильный, краснолицый молодой человек с
глубоко посаженными карими глазами и копной черных, спадающих на плечи
волос. На его безбородом лице выделялись небывалых размеров усы - они
торчали в стороны, как бизоньи рога. Королевский нос, слегка искривленный в
переносице, рассекал широкий рубец, который захватывал левую щеку и тянулся
до самого подбородка. Одеяние короля составляли лишь матерчатые туфли да
короткие шелковые штаны; руки ему связали за спиной. Корона - тонкий золотой
обруч с дюжиной широких прямых зубчиков - держалась на туго стянутом
ремешке.
- Первый раз в жизни вижу корону с... этими, как их... с завязочками, -
шепнул принц Вилимир.
- Когда бросают Жребий Имбала, корона обязательно должна быть на голове,
- пояснил Таронус. - Как-то раз, давно, голову бросили, а корона возьми, да
и слети. Один схватил корону, другой голову, и оба полезли на трон. Дело
кончилось кровавой междоусобицей.
За алебардщиками шел худой смуглый человечек в скромной коричневой мантии
и белом тюрбане, похожем на луковицу. Длинные шелковистые седые волосы и
бороду трепал ветерок. Человечек был перепоясан веревкой, а на плече у него
болталось что-то вроде ранца.
- Королевский духовник, - сказал канцлер Таронус. - Джориан, кажется,
первый король Ксилара, которого в скорбный путь провожает язычник из
Мальваны, а не один из наших святых отцов. Но Джориан уперся, и постановили,
что несправедливо отказывать ему в последней просьбе.
- Кто... откуда король выкопал этого молодца? - спросил Вилимир.
Таронус пожал плечами.
- В последний год он стал принимать во дворце всякий подозрительный
сброд. Тут объявился наш шарлатан - прошу прощения, святой отец Кара-дур, -
которому, вне всякого сомнения, пришлось убраться из собственной страны,
после того как его поймали на богомерзкой ворожбе.
За Карадуром шли четыре молодые красавицы - королевские жены. У пятой
днем раньше случились роды, и во дворце сочли, что ей не по силам вынести
церемонию. Четыре присутствующих блистали шелками, золотом и
драгоценностями. За женами следовал бритоголовый, облаченный в пурпурную
рясу Первосвященник Зеватаса, верховного божества новарского пантеона; затем
два десятка дворцовых чиновников и фрейлин. Шествие замыкали Кирес-столяр,
ведающий похоронными делами Ксилара, и шестеро друзей короля с новым гробом
работы Киреса на плечах.
Когда процессия приблизилась к подножию помоста, оркестр умолк. Бросив
вполголоса несколько слов, Верховный судья в сопровождении двух из четырех
алебардщиков взошел на помост.
Король подарил четырем женам по прощальному поцелую. Красавицы повисли у
Джориана на шее, рыдая и покрывая поцелуями его широкое грубоватое лицо.
- Ну-ну, - приговаривал Джориан утробным басом, в котором угадывался
выговор кортольского крестьянина, - чего уж тут плакать, милочки мои
распрекрасные,
Из трубок веселые боги пускают
Нас, как пузырьки, что кружатся,
сверкают;
А лопнем - другие взамен прилетают.
Года не пройдет, найдете себе мужей получше меня.
- Не хотим других мужей! Одного тебя любим! - причитали жены.
- Детишкам нужны отчимы, - напомнил им король. - Ну а теперь давайте-ка
обратно во дворец, негоже вам глядеть, как прольется кровь вашего
повелителя. Тебя, Эстрильдис, это тоже касается.
- Нет! - закричала жена, к которой он обращался, - коренастая синеглазая
женщина, хоть и симпатичная, но самая невзрачная из четырех. - Я останусь с
тобой до конца!
- Делай, что говорю, - мягко, но непреклонно ответил Джориан. - Не
пойдешь своими ногами, велю тебя отнести. Ну, как поступим?
Два стражника, стоящие у помоста, аккуратно подхватили женщину под руки,
и она, рыдая, бросилась догонять остальных.
- Прощайте! - крикнул Джориан и направился к помосту.
Король поднимался по ступенькам, с интересом разглядывая окружающих.
Заметив в толпе знакомых, он улыбался и раскланивался. Большинству
присутствующих казалось, что у Джориана слишком жизнерадостный вид для
человека, которому вот-вот отрубят голову.
Когда Джориан твердым шагом ступил на помост, два шедших впереди
алебардщика щелкнули пальцами, дабы привлечь внимание и, салютуя королю,
поднесли правые кулаки к левой скуле. Вслед за Джорианом на помост поднялись
мальванский святой и Первосвященник Зеватаса.
На дальней западной стороне помоста, в нескольких футах от края, сияла
свежей красной краской новенькая плаха. Между флагштоками примерно в
половину человеческого роста была натянута сетка, чтобы в случае чего
помешать голове скатиться на землю.
У плахи, опершись на топор, стоял палач. На нем, как и на Джориане, были
только короткие штаны и башмаки. Ростом палач не вышел, зато его отличали
очень длинные руки и широченная мускулистая грудь. Несмотря на колпак,
Джориан знал, что его убийца - Утар-мясник, владелец лавки у Южных Ворот.
Ксилару - маленькому законопослушному городу-государству - было не по
карману содержать штатного палача, поэтому Утара время от времени нанимали
на поденную работу. Прежде чем дать свое согласие, Джориан имел с палачом
приватную беседу.
- Большое искусство, сир, - сказал тогда Утар, - правильно рассчитать
удар. Ты на топор не налегай, ты, главное дело, следи, куда лезвие смотрит.
Желторотый головоруб думает, что он, значит, должен помочь лезвию; вот он
наляжет да и ударит вкось. Топор своей тяжестью перерубит любую шею - даже
такую могучую, как у Вашего Величества - ты ему только дай свободно упасть.
Обещаю, что Ваше Величество даже ничего не почувствует. И ойкнуть не
успеете, - а душа уже опять в кого-нибудь вселилась.
Сейчас Джориан, ухмыляясь, подошел к палачу.
- Привет тебе, мастер Утар! - сердечно рявкнул он. - Денек-то какой, а?
Если человеку суждено сложить голову, то клянусь костяными сосцами Астис,
лучшего дня для такого дела не придумаешь.
Утар поспешно преклонил колено.
- Вы... Ваше Величество... денек, конечно, что надо... Ваше Величество
простит мне боль и неудобства, какие я причиню ему при исполнении
обязанностей?
- Забудь об этом, старина! Обязанности есть у всех, и все мы когда-нибудь
подходим к предначертанному концу. Пока твой топор остер, а рука тверда, мое
прощение у тебя в кармане. Ты, помнишь, обещал, что я и ойкнуть не успею? Не
хотелось бы, чтоб ты с первого раза промахнулся, как новобранец, колющий
наугад.
Джориан обернулся к Верховному судье.
