довищно разросшегося в 1920-г годах. Допуская возмож-
ную нелепость этих наук с логической точки зрения,
Саксль отмечал, что душевные и религиозные причины
такого движения все же чрезвычайно важны.
В теоретическом отношении вычисление дат, на основе
установленных соответствий между естественными фено-
менами и человеческими поступками, могло и не иметь
научной ценности, но смысл предсказания отражал же-
лания и нужды людей. Предсказание будущих событий
могло оказаться жизненно важным для тех, кто испы-
тывал тревогу и подавленность. Во время краха всех
ожиданий Саксль увидел в пророчествах знак растущего
социального недовольства. Он рассматривал эти прояв-
ления времени как симптомы Первой Мировой войны.
Пророчества Листа были адресованы немецкой нации
в целом, но, оказалось, могли быть пригодны и для
определения индивидуальной судьбы. Он предсказывал
приближение эпохи благополучия, которая облегчит не-
счастья немецких националистов в Центральной Европе.
Этот оптимистический взгляд в будущее не противоречил
его пафосу по отношению к прошлому. Предсказание
счастливого национального будущего оказывалось есте-
ственным продолжением ностальгии об утраченном зо-
лотом веке, поскольку означало один и тот же вообра-
жаемый мир. Прошлое и будущее представляли собой
две стороны одного контридеала, возникшего на почве
жестокого разочарования в настоящем; тайное наследство
арманизма, пронесенное через ночь христианской эпохи,
служило мостом между двумя идеальными образами; оно
одновременно было реликвией древнего благополучия и
предвестником нового порядка. В этой главе мы иссле-
дуем характер пророчеств Листа, оценим их социальное
значение и попытаемся показать как его циклическая
концепция времени поддерживала идею о фундаменталь-
ных колебаниях счастья, и как эти настроения позднее
были преображены мыслью о спасении и линейной кон-
цепцией истории.
Три источника теологического вдохновения повлияли
на циклический образ времени, в который верил Лист:
непосредственно исповедуемая им святость природы, се-
верная мифология и современная теософия. Мы уже
показывали как содержание арманистских доктрин опре-
делялось "законами природы", эти же в свою очередь
зависели от всеобщих планетарных и органических
циклов космоса. Лист часто восхищался этими
космическими ритмами еще в своих ранних очерках,
посвященных национальному пейзажу: их устойчивые
законы предполагали неизменный божественный
принцип, в его поздних работах превратившийся в
циклический образ времени. Влияние северной
мифологии также очень велико в этом отношении.
Упоминания Листа о Fimbulwinter и Gцtterdдmmerung
заставляют предположить, что он был знаком с язы-
ческими легендами в соответствии с которыми ожидался
приход жестокой зимы, после чего земля должна была
быть уничтожена огнем и водой для того, чтобы
возникнуть снова "богатой, зеленой и светлой как никогда
прежде, свободной от страданий и зла". Согласно этим
мифам, периоды разрушения и сотворения повторялись
непрерывно. Наконец, на Листа повлияла и теософия с
ее космическими кругами и последовательными перевоп-
лощениями индивидов в каждом круге; все это заставило
его поверить в возвращение вещей.
Такое представление о времени могло уживаться с
идеями о спасении и искуплении, но лишало их наиболее
напряженного, конечного пункта. Завершение каждого
цикла конечно означало духовную эволюцию и космиче-
ское обновление, но один цикл сменялся другим: всякий
организм предназначался к падению и возвращению в
вечность. Этому восточному фатализму времени и судьбы
Лист предпочитал иудейско-христианскую версию спа-
сения. Используя теософские материалы для своей кос-
мологии, он все же неохотно принимал ее эзотерические
следствия. Надежда на восстановление традиционного
мира и национальное возрождение вели его к западному
апокалипсису. Так, в его творчестве непрерывно спорили
между собой концепция линейного времени, окончатель-
ного искупления и циклические моменты, заимствован-
ные из теософии. Помня о листовских поношениях
христианства, нельзя не улыбнуться этой ситуации.
В результате образ пангерманской империи оказался
практически полностью основанным на западном апо-
калипсисе.
Еврейский и христианский апокалипсис отличаются
от других форм пророчеств утверждением качественного
различия между настоящим и будущим. Дуалистическая
и линейная схемы времени соединяют пессимистический
взгляд на настоящее с фантастическими и светлыми обра-
зами будущего. В настоящем люди всегда подвержены
лишениям и несчастьям. Апокалиптический писатель ча-
сто говорит о том, что мир есть возрастание морального
и физического падения. Эти жалобы сопровождаются
обвинениями: мир во власти Сатаны и злых сил. В точке
совпадения с самим повествованием, исторический обзор
превращается в пророчество. Апокалиптический автор
предсказывает, что старые болезни усилятся, разнооб-
разие их возрастет; он перечисляет несомненные
признаки окончательной катастрофы: жестокие
климатические сдвиги, засухи, землетрясения и пожары.
Появляется дух зла, дракон или другое чудовище, ко-
торый терзает человечество. С приближением конца вре-
мен "страдания мессии" становятся невыносимы. И тогда
внезапно появляется божественный воитель, он освобож-
дает избранных, разрушает тиранию зла и устанавливает
свое божественное и справедливое царство на земле. Эти
действия открывают новый век, когда радуются избран-
ные и не знают страданий искупленные: этот новый мир
не подчиняется обычным законам природы и физическим
ограничениям; счастье и удача царят здесь вечно.
Основные черты западных апокалиптических проро-
честв верно угаданы в этом общем очерке. Лежащий во
зле, век достигает апогея, а когда приходят новые вре-
мена, те, кто страдал, оказываются спасены и возвышены.
Разумеется, такие пророчества имели большую власть
над несчастными людьми. Норман Кон показывал, на-
сколько буквально относятся к таким пророчествам поте-
рявшиеся в жизни люди. Когда очередные несчастья
обрушиваются на них, они уже слышат "вопли мессии".
Тираны обыкновенно отождествляются с апо-
калиптическим чудищем последних дней, воплощением
Антихриста. Растет ожидание искупителя-мессии, кото-
рый исполнит пророчество, установив счастливое
тысячелетие, в котором они будут участвовать как
избранные. Эти надежды заставляли их думать о себе
как о мессианском авангарде и бунтовать против
сложившихся структур для того, чтобы завоевать для
себя достойное место в новом мире. Степень их воинствен-
ности обычно определялась ощущаемой близостью спа-
сения.
Воскрешение древних религиозных фантазий в кон-
тексте западного революционного воображения свиде-
тельствует о глубокой укорененности стремлений к сча-
стью и комфорту во времена насилия и раздоров. Ведь
нищета, эпидемии и войны всегда существовали в сред-
невековой Европе и тем еще не порождали апо-
калиптических настроений: идеи золотого века тоже были
традиционны. Однако движение Lebenswelt увидело в
апокалиптике фундаментальную систему объяснения сов-
ременных признаков упадка. Предположительный его
источник идентифицировался как абсолютное зло, а
уничтожение его означало предвосхищение золотого века.
Абсолютные категории добра и зла, права и греха вос-
станавливали равновесие в умах дезориентированных лю-
дей. Эсхатологические идеи, таким образом, никогда не
покидали иудео-христианской орбиты религиозного
влияния.
Лист продолжал традицию апокалиптики, выражая
крайний пессимизм относительно современного
австрийского общества. Его возмущение особенно возра-
стало, когда дело касалось национального вопроса.
В предшествующее десятилетие статус немецкого языка
и немецкой культуры в Австрии постоянно подвергался
сомнению славянами империи. Процесс этот зашел очень
далеко при правительстве "Железного кольца" которое
поддерживало клерикальные, консервативные и сла-
вофильские интересы с 1879 по 1893 годы. Триумф сла-
вофилии наступил в 1897, когда граф Бадени ввел свои
законы о языках, обязав всех гражданских служащих
Богемии говорить на чешском и немецком - мера, явно
направленная против немецкого населения. Лист вы-
ступил против клерикальных и социалистических партий,
предпочитавших славянские интересы, под лозунгами
Шонерера и движения Los von Rom; он осудил как
незаконное назначение чешских священников в немецкие
приходы в этнических провинциях и отрицал преобла-
дание славян в бюрократической системе гражданской
службы.
Его критика современной Австрии затрагивала и более
широкие социальные и экономические вопросы. Так, он
был недоволен экономическими тенденциями, ведущими
к капитализму laisser-faire и крупномасштабным пред-
приятиям, поскольку они подрывали существование ху-
дожников, ремесленников и владельцев небольших
предприятий, принадлежащих среднему классу. Он со-
жалел, что торговое дело утратило свой этический кодекс,
и говорил о падении гильдий как о разрушенном "оплоте
бюргерского мира". Собственный план экономического
устройства он ностальгически связывал с докапита-
листическими формами производства, давно уничтожен-
ными процессом обновления. Рост современного банков-
ского дела и других финансовых институтов он оценивал
как махинации безнравственного меньшинства, спе-
кулирующего бумагами за счет честных людей, которые
занимаются производством реального и качественного
товара. Все финансовые операции он назвал ростовщиче-
ством и сделал это в период антисемитской кампании,
развернутой газетами Шонерера и Аурелиуса Польцера.
Историю банкротства Венской фондовой биржи в 1873
он, конечно, представил как неизбежный результат сов-
ременной деловой практики.
Критика Листом новой экономики действительно
отражала настроения многих австрийцев. Поскольку
только прекращение индустриализации, на которой сос-
редотачивали свое внимание государство и иностранные
инвесторы, могло обеспечить капиталовложения местным
предпринимателям обычно получающим деньги от банков
и кредитных организаций. По этой причине капитализм
рассматривался как удел немногих. Этот взгляд еще более
укрепился после краха биржи в 1873, когда широкая
публика просто отказалась вкладывать деньги в бумаги.
Польцер комментировал эту ситуацию следующим обра-
зом: поскольку рост капитализма был процессом, с ко-
торым большинство населения не связывало себя, пре-
обладающими чувствами оказались пессимизм и псевдо-
революционный консерватизм. Работа же Листа состояла
в том, чтобы выразить эти чувства в форме апокалиптиче-
ского протеста.
Не менее пессимистическим было настроение Листа
в отношении современных политических и культурных
тенденций. Искренний защитник монархического
принципа и династии Габсбургов, Лист отрицал все на-
родные и демократические органы представительства.
Парламентаризм был для него сущей нелепостью, пос-
кольку опирался на большинство голосов, худо ли,
хорошо ли, но определяющих политику. Современные
культурные веяния также не радовали его: к феминизму
он относился как к проклятию; к современной
живописи - как к насилию над идеей немецкого искус-
ства; в театре преобладали иностранцы и евреи. Расхожие
мнения этого периода отражали апокалиптическое убеж-
дение в том, что мир на грани вырождения и распада.
Следуя штампам vцlkisch писателей, Лист говорил о
сельских жителях как о гарантах здоровья нации. Но в
результате крупных миграций в города в конце XIX века
крестьянство также пришло в упадок. Посещая опу-
стевшие усадьбы Нижней Австрии, Лист мог наблюдать
печальные следствия этого процесса. Падение крестьян-
ского сословия, по его мнению, являлось признаком обще-
национального истощения. Кроме того, сокращение числа
жителей деревни и резкий рост городского населения
также вызывали серьезное беспокойство. Население Вены
между 1870 и 1890 утроилось и городские службы уже
с трудом поддерживали порядок. Одна треть временных
