преследования, что закопала яд в лесу, недалеко от дома. Вы можете увидеть
посылку и убедиться, что не тронуты даже печати.
Моргиана хорошо притворилась, и Отилия Гервак ей поверила. Она слышала
слова растерянной, полубезумной женщины, у которой дрожали руки. Жестокая
досада на неудачу охватила Гервак, и она готова была уже, переменив тон,
согласиться взять предложенные ей драгоценности, как Моргиана, ожидая, чем
разрешится молчание, взяла ящичек и приоткрыла его, по-видимому, без всякой
нужды, потом тихо опустила крышку. В этом ее движении было {ненужное}, - то,
что выдает следователю искуснейших симулянтов.
- Хорошо, - твердо сказала Гервак, решив узнать истину до конца, - дело
не в ваших нервах. Принесите посылку, и я вскрою ее сама.
Моргиана как будто смутилась.
- Но я не могу, - уклончиво возразила Моргиана, - я напугана. Мне не
отделаться от мысли, что за мной подсматривают.
- Хорошо, - объявила Гервак, сомнения которой стали сильнее. - В таком
случае проведите меня к месту, где спрятана посылка, и я ее посмотрю.
- Ради чего? Довольно, что я вам сказала об этом.
- Ну, в таком случае, я верить вам не могу. Вы играете не плохо, но я
тоже хитра. Значит... мы кончили?
Гервак встала, смотря на ящик с камнями, и хотела уже спросить, передает
ли Моргиана ей эти драгоценности в счет уплаты, как та протянула руку к
звонку. Холодно приподняв брови, Гервак уселась на прежнее место и стала
рассматривать ногти, следя уголком глаза за вошедшей Нетти.
- Передайте шоферу, чтобы он подождал, - сказала Моргиана прислуге, - мы
отправимся на прогулку, и уже после того я поеду в город.
"Ну, доиграем, - подумала Гервак. - В лесу она будет уверять, что пакет
кто-то украл. На этом я положу конец наглой торговле и отправлюсь домой".
Предложив Гервак выйти с нею вместе и объявив, что идти недалеко,
Моргиана прошла через ворота, причем женщин видели: стоявший у машины шофер,
Гобсон и его восьмилетний сын. На узкой зеленой тропинке, ведущей к тому
месту, где Моргиана раздробила флакон, Гервак, слегка обескураженная
уверенностью, с какой ее вела Моргиана, спросила:
- Если вы едете в город, не могу ли я ехать с вами, а затем выйти у
Песчаного Круга (так называлось предместье Лисса), чтобы там сесть в
трамвай? В противном случае я должна идти полчаса пешком, чтобы разыскать
лошадь где-нибудь в Брикете или Нантерре.
- Да, вы поедете со мной, если хотите, - ответила Моргиана. - Итак, вы
уверены, что я лгу.
- Я уверена, что вы забыли то место, где спрятан наш спор.
- Ничего, идти осталось недалеко. Спустимся, внизу останется повернуть
налево и пройти десять шагов.
Они шли теперь по границе леса, где среди высоких деревьев виден был
отлогий склон, заросший кустарником; он далее переходил в чащу. Тропа вилась
неожиданными поворотами, обходя упавший ствол или высокий камень; среди
кустарника она стала едва заметной. Зайдя в чащу, где прохладная тень скрыла
ее от жаркого утреннего солнца, Моргиана оглянулась на Гервак, которая, не
сводя с нее серых, железных глаз, пробиралась среди ветвей, загораживающих
путь, и указала на плоский треугольный камень, лежавший у старого дерева, на
краю трещины, куда сбросила осколки флакона. Противоположный край трещины
был ниже первого метра на четыре; за ним шли резкие скачки почвы вниз, до
самых береговых скал, откуда при сильном ветре явственно доносились залпы
прибоя.
Не обращая теперь внимания на Гервак, Моргиана приставила зонтик к дереву
и, зацепив пальцами под низ камня, стала приподнимать его, задыхаясь от
напряжения. Слегка тронувшись, камень вырвался из ее рук и лег опять плотно.
- Он лежал на боку, - говорила Моргиана, усиливаясь одолеть равнодушное
сопротивление тяжести, - я смогла опрокинуть, но поднять... Тогда я подрыла
его... Найдите сук. Что-нибудь, чтобы подсунуть.
Гервак пожала плечами; заметив толстый обломок корня, она подняла его и,
по указанию Моргианы, стала просовывать под приподнятый край камня.
Моргиана выпрямилась и схватила ее за шею.
Задыхаясь от испуга и боли, Гервак рванулась с криком; но ее ноги
поскользнулись, и она упала на камень.
- А, подлая! - закричала Гервак. - Стой, пусти! Пусти, тебе говорят.
- Я сов-сем ре-бе-нок, - бормотала Моргиана, стараясь ударить Гервак
головой о камень.
Они свалились, хватая друг друга за шею и лицо. Наконец, Моргиана, силы
которой возрастали с каждым движением, а левая рука не отпускала шею жертвы,
ухитрилась вцепиться в горло Гервак правой рукой более основательно, чем
первый раз. Она прижала ее и стала бить затылком о камень, пока судорожное
напряжение опрокинутого лица не стало затуманенным, как во сне.
Гервак снова рванулась, вывернулась и стала на четвереньки, рядом с
Моргианой, которая, стоя на коленях, начала поспешно сталкивать ее в
трещину. Ничего не видя, оглушенная, полузадушенная Гервак свалилась на
краю, руки и голова ее свесились в пустоту. Моргиана опустилась на локоть и
столкнула Гервак бешеными ударами ног, тотчас вскочив, чтобы посмотреть, не
уцепилась ли та за камни и корни.
- Совсем ребенок, - сказала Моргиана, держась за сердце, бившее по ребрам
с хрипом и болью. - Яд здесь, я не лгала тебе; я сама стала ядом. Теперь
найди извозчика в Брикете или Нантерре.
Сбросив в трещину зонтик и саквояж Отилии Гервак, Моргиана пошла к озеру
и посмотрела на себя в воду. Ее лицо было все в красных пятнах; волосы
растрепались, платье измялось и выпачкалось о камни. С трудом она привела
его в порядок, затем вымыла руки и освежила водой лицо. Она вытирала его
платком, бессознательно смотря в воду, и увидела там дикие глаза уродливой
женщины. Но залив озера, в раме из дремучих кустов, унизанных алыми цветами,
был прекрасен, и отражение в голубом зеркале той скалы, откуда Моргиана
бросила вчера камень, было изысканно отчетливо озарено под водой утренним
лесным светом.
- Это красиво, - сказала Моргиана, - я понимаю. Красивое - везде, его
много. Но оно равнодушно. Красота, власть твоя велика! Так измени мне лицо!
Сделай мои руки нежными и белыми!
Подул ветер, кусты зашумели; ответа и внимания не было. Едва Моргиана
встала, как исчезло и ее отражение, и на его месте возникла в воде ничем не
омраченная, опрокинутая листва старого клена.
Моргиана возвратилась домой, переоделась и сказала Нетти, что Гервак
отправилась пешком к ближайшей деревне, откуда ей надо быть вечером на
станции железной дороги. Рассчитывая, что, при всяком положении розысков
пропавшей Гервак, ее муж не обратится в полицию ранее, как через два дня, -
скорее же не обратится совсем, - Моргиана прилегла отдохнуть. Как ни
странно, но расправа с торговкой ядом дала ей запас твердости и
самоуверенности. Позавтракав и окончательно обдумав продажу вещей Мальком,
Моргиана вышла садиться в автомобиль. Уже шофер открыл дверцу, как у ворот
дома остановился автомобиль Джесси и Моргиана получила записку сестры.
Приехавший шофер задержался у гаража с Нетти, а Моргиана, взяв ценности,
поехала к Обергейму, крупному ювелиру Лисса, рассчитывая по окончании дел
посетить Джесси.
Преступление больше не мучило и не устрашало ее; после сцены с Гервак и
камня, брошенного в нагую девушку, ей было безразлично смотреть на Джесси и
говорить с ней; но чувствовала она себя так, словно видела сестру последний
раз, - в ярком, щемящем сне.
Глава XVI
Когда Ева ушла, Джесси подумала, что сможет пересилить болезнь, если,
пренебрегая слабостью, смело начнет двигаться. Она вздохнула и села; однако
ей сразу стало труднее дышать, и чувство изнеможения усилилось. Опустив
голову, девушка тихо пожаловалась себе: "Нехорошее происходит со мной. Я
забыла, что значит быть здоровой. Как вспомнить здоровье?! О, здоровье, ты
лучше всего! Вернись ко мне! Господи, выздорови меня!"
Джесси понурилась и заплакала. Ее моральное чувство болезненно
обострилось; она видела себя виноватой во всем: в характере и несчастьях
Моргианы, в заносчивости и гордости. Она сидела и каялась; все случаи, когда
она была недовольна собой, - обозначались и ныли, как синяки. Единственно
женским путем Джесси достигла среди самобичевания - своей легкой, нарядной
шляпы, найденной так неожиданно Детреем, и горько сетовала, что приняла
находку сухо, даже не расспросив подробно, как он ее нашел. "Но сегодня я
расспрошу. Вообще, я была жестока с людьми, - думала Джесси, вытирая глаза,
- а это так некрасиво. Ева думает, что Детрей глуп. Но ведь я не должна ни
воспитывать его, ни учить; мое дело быть только любезной. Когда я его
встречу, я ему скажу одно хорошее, и он будет ко мне привязан. Но, кажется,
я еще глупее его... о, Джесси, как можешь ты считать кого-нибудь глупым с
чужих слов?!"
Ее взгляд остановился на графине с водой, почти бесполезном теперь, так
как воду было ей разрешено пить только в исключительных случаях. От этого
постепенно вспомнилось ей утреннее посещение Моргианы в день отъезда сестры;
подробности развивались одна за другой, и была она обеспокоена тем, что
представилась ей Моргиана, стоявшая перед подносом как бы в замешательстве,
когда Джесси повернулась от телефона. Девушка испугалась мысли, которая, как
громом, поразила ее, хотя еще не стала словами:" Всей силой ужаса и
отвращения к невозможным, диким словам этой мысли, отталкивая их мрачный
напор, подобно тому, как затаптывают вспыхнувшую ткань, Джесси закрыла
глаза, заткнула уши и со стоном повалилась ничком на кровать, судорожно
бормоча первое, что приходило на ум, лишь бы та мысль не повернулась
словами. Но все ее усилия напоминали стремление избежать укола, прижимая
ладонь к острию иглы. Вся сжавшись, она перевела дух, и в этот момент мысль,
которую она пыталась рассеять, произнеслась ясно и точно: "Я отравлена.
Моргиана отравила меня".
Джесси охватила голову руками и вздохнула несколько раз, пытаясь глубоким
дыханием ослабить сердцебиение. Стыд так угнетал ее, что некоторое время она
могла только стонать.
"Боже мой! - сказала она, быстро садясь, - неужели это - я? И это в моей
душе?! Пусть от такой подлости разорвется моя голова!"
Она шептала укоризну себе, убивалась и маялась, но черная мысль,
пробившая ее отчаянное сопротивление, делала свое дело: в ней оживали
подробности тяжелого утра и, становясь подозрительными, все больше пугали
Джесси. Она говорила: "Мне некому признаться в своей гнусности, как только
ей; и она должна знать. Я знаю: это фантазия, от болезни и от книг; это не
настоящая мысль. Но она показывает..."
Джесси неистово оправдывалась, а в ней, как рыба в воде, стояло
загадочное поведение Моргианы, и она со страхом отказывалась его обсуждать.
"Я не подозревала, что я так извращена, - продолжала Джесси, - бедный мой
урод. Мори, я рада, что послала тебе записку и скоро увижу твою
истерическую, мятежную мордочку".
В этот момент штора, опущенная с солнечной стороны, шевельнулась; тень
вскочившей на карниз кошки подняла хвост, и Джесси спугнула ее, хлопнув
ладонями. "Вот так она пришла и ушла, та мысль", - подумала девушка,
удивляясь странному припадку сознания, которое возвращалось теперь к
обычному взгляду на вещи, в связи с характером Моргианы. Но возбуждение
осталось и, двигаясь медленно, внимательно к каждому движению, Джесси
накапала в рюмку успокоительных капель. Выпив их, она воспользовалась
отсутствием сиделки, которая доканчивала свой завтрак, надела шелковый
зеленый халат, завязала ленты чепца, сунула ноги в туфли и отправилась
походить по саду; столкнувшись с возвращающейся сиделкой, Джесси,
