наконец, что случай требует немедленной помощи. - Хорошо, держитесь пока, -
продолжал он, - я побегу в одно место, где мне дадут веревку.
- Отвяжите ее! Эту! - крикнула Гервак. - Ту, за которую держитесь!
- В самом деле! - пробормотал почтальон. Он подергал веревку, которая
служила перилами к мостику, и отвязал ее с обоих концов. Затем, скрывшись в
той стороне, где томилась Гервак, примерил, хватит ли длины веревки. Гервак
внезапно увидела ее конец, почти хлеставший по ее ловящей руке, но с
отчаянием и злостью подумала, что человек не догадался сделать петлю, вдруг
она услышала сверху:
- Виден ли вам конец?
- Виден, хватит ли завязать петлю? - закричала Гервак. Ответа не было.
Минуты две она ничего не видела и не слышала, страшно боясь, что веревка
окажется коротка и, отправясь за помощью, почтальон разнесет слух о ее
приключении. Она проклинала его медлительность и с ненавистью ждала
окончания тоскливых хлопот. Наконец ее волосы что-то тронуло; веревка снова
показалась перед ее лицом, но теперь это была большая петля; она двигалась,
то удаляясь в сторону, то вертясь около рук, и ей все не удавалось схватить
ее.
- Направо! Немного направо! - вскричала Гервак. Петля поползла вправо,
вертясь и увиливая, но Гервак, улучив момент, схватила ее.
- Держу! - сообщила она.
- Отлично! - раздалось сверху. - Теперь сделайте так: пропустите одну
ногу в петлю и сядьте как бы верхом; руками же
держитесь за веревку выше головы. Когда вы так устроитесь, смело
сползайте с трещины и повисните. Упасть не бойтесь, я держу крепко. Я тотчас
потащу вас наверх.
Они не могли видеть друг друга из-за выступов над местом, где сидела
Гервак, поэтому, продев на себя петлю, как было ей указано, и чувствуя
веревку болтающейся свободно, Гервак некоторое время не могла решиться
скользнуть из своей расселины в пустоту. "Подтягивайте!" - крикнула она,
готовая закачаться над пропастью. Веревка приподнялась: тогда, считая, что
сотрясение уменьшится, Гервак попросила натянуть веревку потуже и, с
захлестывающей дыхание мыслью о тьме внизу, выскользнула из-под навеса,
перевернувшись несколько раз; ее плечо стукнулось об отвес; она придержалась
за камень и остановила вращение.
- Тащите! Тащите! - закричала она, поджав ноги и закинув голову.
Она видела у самых глаз стену провала, которая неровными скачками
подалась вниз и остановилась. Веревка, туго прильнувшая к выпуклости камня,
терлась о него и поворачивалась вокруг себя. фут за футом Гервак
приближалась к зеленеющей на краю траве. Наконец, загорелая жилистая рука
высунулась сверху, схватив веревку ниже края трещины, к ней присоединилась
другая рука, и они втащили перепуганную Гервак, причем она помогала
почтальону, уцепившись за древесный корень. Держась одной рукой за веревку,
другой рукой почтальон схватил Гервак под мышку и опустил на траву.
- Вы думали, я ушел? - сказал почтальон. Это был высокий человек лет
тридцати, с круглым, мускулистым лицом. - Вот что пришлось сделать, потому
что веревка оказалась коротковата.
Свалившись от утомления, Гервак увидела показанную ей веревку, к верхнему
концу которой был привязан ремень от сумки, а к ремню длинный сук, вроде
шеста.
Гервак поднялась и села на пень.
- Вы здорово разбились! - сказал почтальон. - У вас все в крови.
- Знаете, что произошло? - усмехнулась Гервак. - Я села на краю, свесила
ноги, и у меня закружилась голова: дальше я ничего не помнила; очнувшись,
увидела, что по странной прихоти обстоятельств упала на глубоко засевшую
пробку из стволов, хвороста, мха и мягкого сора. Рядом была трещина; по ней
и ползла все выше и очутилась около мостика.
- Чудо! - сказал почтальон. - Вы спаслись чудом. Как мой приятель,
кочегар с "Филимона". Он упал в машинное отделение, а снизу другой кочегар
нес на голове свернутый матрац. Вот это и задержало стремление моего
приятеля достичь нижней палубы. Слушайте, вы вся в крови и расшиблены: я
сведу вас тут недалеко, там вас полечат.
- Нет, я живу в городе, и я пойду в город, - ответила Гервак. - Ноги у
меня целы. Я сильна, и никакие "чудеса" моих сил не отнимут. Благодарю за...
то, что подняли меня вверх.
Взволнованный почтальон, у которого были ободраны ладони, ждал слов
благодарности, не сознавая, что ждет; он обрадовался и покраснел, но
окончание фразы придало всему серый тон. Смотря на испачканную и
растрепанную Гервак, он не чувствовал теперь того естественного, сильного
желания помочь до конца, как вначале. Если бы она сказала: "Вы спасли меня,
благодарю вас", - он был бы совершенно доволен, так как сам восхищался своей
находчивостью при употреблении шеста. Но слова "спасение" он не услышал. Он
совсем расстроился, когда Гервак сказала, что запишет его адрес, чтобы дать
ему денег.
- Напрасно вы так говорите, - заявил он с досадой. - Хотите, я доставлю
вам экипаж?
- Это лишнее, - ответила Гервак, собираясь идти. - В полумиле отсюда есть
таверна, где я решу вопрос об экипаже самостоятельно.
- Как хотите, - сказал почтальон сдержанно. У него окончательно пропала
охота помогать ей. Он вздохнул, надел свое кепи и отправился привязать
веревку вдоль мостика. - Мне ваши секреты не интересны, - прибавил он,
остановясь. - Знаете ли вы, по крайней мере, как выйти на шоссе?
- Да, знаю.
Незаслуженно оскорбленный человек растерянно улыбнулся и пошел к мостику.
"А! Ты надеялся, что я подчеркну чудо", - думала Гервак, отходя и облегченно
осматриваясь. Скоро она заметила тропу и вышла по ней на шоссе значительно
ниже "Зеленой флейты". Она шла тихо, хромая и терпя боль ноющих ран. Гервак
сильно ослабела, но ее поддерживала ирония и, насмешливо раздражаясь при
воспоминании о спасительной причуде провала, своей кривой усмешкой она
полагала стать выше всего, не зависящего от ее мерок.
Немного погодя услышала она догоняющий быстрый звук и, обернувшись,
заметила автомобиль, пассажирами которого были мужчина и дама, сидевшие
рядом. Гервак склонилась к земле, уронив голову на руки. Она оставалась в
таком положении, пока, вскоре после остановки автомобиля, не почувствовала,
что на ее плечо легла сдержанно спрашивающая рука, и посмотрела на
джентльмена, старавшегося ее приподнять.
- Что с вами? - участливо спросил он.
- Я разбита, я не могу идти, - сказала Гервак.
- Где вы живете?
- Будьте добры, доставьте меня в Лисс, на улицу Горного хрусталя, дом
номер шесть.
- Хорошо, - сказал джентльмен. Он взглянул на шофера и тот, выйдя с
сиденья, помог ему довести больную в автомобиль, где, притворяясь, она села
рядом с шофером.
- Какое несчастье произошло с вами? - спросила дама, сочувственно сведя
брови.
- Я разбита... - мрачно повторила Гервак.
В лице дамы, спокойном и тонком, проступил румянец. Она повернулась к
своему спутнику, который пожал плечами и приказал ехать.
- Итак, дорогая Мери, - произнес он, - этому курорту, несомненно,
принадлежит будущее!
- Я очень рада, - сказала дама.
Затем автомобиль двинулся с быстротой ветра, и никто более не обращался к
Гервак, - ни с вопросами, ни с советами; она тоже сидела молча, полная
угрюмой и беспредметной иронии, до которой не было никому дела.
Глава XX
В десять часов вечера Джесси, спавшая все время после ухода гостей,
проснулась беспокойно и сразу. Она села, дыша с усилием.
Она лежала в тени. У отдаленного стола, при свете небольшой, с темным
абажуром лампы, расположилась в кресле, читая книгу, сиделка.
- Я проснулась, - сказала Джесси, оглядываясь. - Что такое я забыла? А
где письмо?
Поняв, что говорит со сна, девушка понурилась и зевнула; затем была очень
удивлена, когда сиделка взяла со стола конверт и подошла к ней.
- Вам есть письмо, - сообщила женщина. Сообразив, что Джесси спала,
сиделка тоже удивилась ее словам о письме, которого она еще не видела, и
сказала об этом.
Устало посмотрев на нее, Джесси пожала плечами и, откинувшись на подушки,
стала рассматривать конверт. Сиделка засветила для Джесси вторую лампу.
Почерк был незнаком девушке; без особого любопытства она вскрыла конверт и
вытащила аккуратно сложенный листок. С каждым словом письма, отпечатанного
пишущей машинкой и не имевшего подписи, ее изумление возрастало и,
инстинктивно запахивая халат, теряясь от мыслей, Джесси начала сильно
вздыхать, чтобы опомниться и одолеть слабость, что ей несколько удалось.
Желая немедленно остаться одной, Джесси сказала сиделке, которая снова
удалилась на свое кресло:
- Пожалуйста, приготовьте мне кофе. Очень хочется пить: только остудите
сначала.
Ничего не подозревая, женщина отправилась исполнять просьбу Джесси, а
девушка, задрожав, перечитала письмо: "Ваша сестра отравила вас. Вы не
больны, вы отравлены. Этот яд убивает в течение 10-12 дней. Лечение
бесполезно, если даже врач знает об отравлении. Пока прямой опасности нет, а
завтра утром с вами будут говорить по телефону. Противоядие известно только
нам; оно может быть доставлено, если вы согласитесь уплатить 1000 фунтов".
Ноги Джесси заныли; свет стал темнеть, и нервная тошнота стеснила горло.
Второе чтение еще больше напугало ее. Ни верить письму, ни опровергнуть его
девушка не могла; ее испуг перешел границу, перед которой еще можно стыдить
себя за потерю самообладания, имеющую значение подозрения; не в ее власти
было сдержать чувства, подобные ужасу при пробуждении в ярком свете пожара.
Никто среди ее знакомых не мог шутить так. Ничего не объясняя, зная лишь,
что должна немедленно спешить к сестре за объяснением и успокоением, - иначе
умрет до утра или лишится рассудка, - Джесси встала в кровати на колени и
начала прятать письмо в стол, под подушку, в книгу, вынимая и перемещая его
без цели, пока не опомнилась. Тогда, стиснув письмо, она покинула кровать и
надела туфли.
Ключ от гардеробной комнаты обыкновенно находился в замке. Помня это,
Джесси тихо открыла дверь и побежала одеться. От страха и торопливости ее
движения были бестолковы, неверны, и она не все время точно соображала, что
делает. Пробежав залу и часть коридора, Джесси повернула за угол и с
облегчением увидела ключ в замке: теперь, как и всегда, он заявлял о
честности служащих. Раскрыв шкапы, Джесси побросала на пол все, что сняла с
вешалок, но ее сознание не могло быстро управлять выбором. Она искала
подходящее платье. Прижав к груди ворох одежды, Джесси вытряхнула из него
коричневое платье, криво застегнув кнопки; окутала голову голубым шарфом;
крадучись, бегом вернулась к себе; натянула чулки, сунула ноги в какие
попало туфли, захватила деньги, письмо и выскочила, открыв окно, на тротуар
переулка.
Если бы она не так торопилась и горевала, ее сборы отняли бы значительно
меньше времени, чем это произошло в действительности. Сотрясение прыжка с
окна лишило ее дыхания; постояв у стены дома со слабым, нехорошим сердцем,
причем ладонями и лбом опиралась на стену, Джесси отошла на тротуар,
возбудив внимание немногочисленных прохожих, но, к ее облегчению, никто не
подошел спрашивать ее, что случилось. Едва передохнув, Джесси принялась
искать экипаж и, не пройдя половины квартала, увидела таксомотор. Шофер
взглянул на девушку в шарфе с благосклонной улыбкой. Так как Джесси не
улыбалась, а категорически предложила десять фунтов за полчаса быстрой езды,
он почтительно осведомился, куда ехать, и приступил к исполнению своих
обязанностей. Едва Джесси уселась, ее начало колыхать, мчать; южный ветер
