углу. Тогда она решила сказать то, что сказала Еве Страттон: "Джесси исчезла
не более пяти минут тому назад". И она возвратилась через садовую дверь.
Горничная уже спала. Ей захотелось есть; она стала есть у буфета, стоя, -
сыр, хлеб и масло, запивая еду белым вином. Наверху, в своей спальне,
Моргиана оставила свет, а внизу потушила его. Взойдя наверх, она снесла в
спальню все, что думала взять с собой, и стала укладываться на случай
побега. Все ценное
поместилось в небольшой саквояж, не вызывающий никаких догадок. У нее
были деньги, и, кроме того, она могла получить от ювелира деньги за
драгоценности. Все сделав, ничего не упустив при сборах, мысленно проверив
подробности и заперев саквояж, Моргиана надела теплую шаль и села слушать у
приоткрытого окна. Не более как через час произошло вторжение Евы, но, как
ни презирала Моргиана эту молодую женщину разговор с ней менее ожесточил ее,
чем прибытие Детрея, объявленное Гобсоном; оно опечалило и оскорбило ее; оно
сказало ей о сильной любви.
Снова войдя в спальню, она села и задремала; и так было ей нехорошо,
смутно, что она не сопротивлялась дремоте, но зорко стерегла сон, стоящий
над ней с поднятой рукой, и немедленно раскрывала глаза, как только
угадывала приближение забытья. Так прошло более часа, и в полночной тишине
слышала она скрип флюгера наверху дома, вникая в его железные жалобы тем
странным чувством, какое при бессоннице склонно наделять предметы жизнью.
Вдруг она услышала шаги двух людей; Нетти коротко постучала, и, встав,
Моргиана крадучись подошла к двери, удерживая дыхание. Одной рукой она
взялась за ключ, другой погасила огонь, но ничего не сказала на стук,
продолжая молча стоять и слушать, как будто промедление должно было ей
помочь. Второй стук, напоминающий тихое приказание, вызвал у нее внезапную
злобу. Стиснув зубы, Моргиана быстро открыла дверь и увидела Еву Страттон.
За ней, в слезах, с растерянной улыбкой стояла Нетти.
Ева видела фигуру старшей сестры, стоявшую неподалеку от дверей, в темной
комнате, но не различала ее лица.
- Опять явились? - спросила Моргиана. - Что нужно?
- Джесси нашлась, - сказала Ева, вглядываясь с горем и негодованием в
темноту, окружающую убийцу. - Я везу ее; теперь она будет бороться с
последствиями ваших забот.
- Вы бы лучше ушли, - сказала Моргиана. - Вам место в пожарном обозе,
Ева.
- Отошлите Нетти! Я скажу очень немного; затем уйду и оставлю вас. Я вас
оставлю, но другие вас не оставят.
- Мне уйти? - сказала Нетти, прислушиваясь к странному разговору с тупым
страхом.
- Да. Джесси в сознании?
- В сознании, но Нетти еще не ушла. Теперь она ушла... Так это вы
отравили вашу сестру?
Моргиана молчала. Она шагнула вперед, и Ева увидела ее лицо. Моргиана
стояла выпрямившись, с руками за спиной. Такого лица Ева не видела никогда.
Она вскрикнула.
- Вот я, - произнесла Моргиана, - вы меня видите. Я невинна. Ева закрыла
лицо руками и разрыдалась.
- Плачь, гордая, - сказала Моргиана, - настал день слез и для подобных
тебе.
- Я надеюсь, - ответила Ева, отходя с усталым жестом от безобразного и
мучительного видения, - что вы душевно больны. Только это может примирить
меня с тем, что произошло. Как вам поступить, вы знаете; должны знать. Пусть
вас помилует суд, но я - простить не могу!
Спускаясь по лестнице, она услышала резкий хохот.
- Ева! Я вас пугала! - кричала ей Моргиана, перегибаясь через перила. -
Уходите? Везете девочку? Будьте вы обе прокляты!
Все время, пока тешилась она так мстительно и черно, подобно концу
хлыста, бьющего вокруг, повинуясь бессмысленно жестокой руке, - молчал ее
страх; лишь теперь услышала она его голос и немного опомнилась.
"Так что же я теперь сделаю?" - сказала Моргиана. Совершенно уверенная,
что Ева ее не пощадит, она спросила себя: "способна ли умереть?". Но ничего
не ответила. На этот вопрос не было ответа в
ее душе. Между тем, приближалось утро; и, по мере того, как в темной ее
спальне обозначались предметы, мысль о смерти, вначале вынужденная и
неприятная, начала доставлять ей некое утешение. То была дверь, скрывающая
от любой погони.
"Как нелепо я собиралась скрыться! - размышляла Моргиана, - но это было
бы возможно..." И так как обстоятельства, ею же подтвержденные в момент
мстительности, в сцене с Евой Страттон, обратились против нее, она поверила
своему желанию умереть! Вращение волчка оканчивалось. Видимая неподвижность
его перешла в заметную быстроту, и, уже вздрагивая, теряя устойчивость, он
стал ходить и раскачиваться, готовясь свалиться. Подобной волчку была теперь
Моргиана; мысль и намерение заменили ей силу, как заменяют волчку его
стойкую быстроту последние безнадежные обороты - на границе падения.
Как пробило восемь часов, ее размышления кончились. С интересом
рассматривала она мрачное лицо Нетти, но не пыталась выведать от нее
что-либо, касающееся происшествий ночи; также было ей все равно, какие
догадки бродят во дворе и что о ней думают.
Она пила кофе, но не могла есть. Значительным, как прощание навсегда,
стало вокруг нее все, что видела она в это яркое, горячее утро: красивые
комнаты, смятение горничной, сдерживаемое привычкой повиноваться; звук ложки
о фарфор. "Злая и нелепая жизнь, - сказала Моргиана, - зачем ты была такой
для меня?"
Так как она не знала, что Ева отвезла Джесси к себе, ее последним
желанием было покончить с собой в городском доме. Она надеялась, что ее
смерть потрясет Джесси, и, может быть, они вместе сойдут в могилу. Темное
удовольствие все еще примешивалось к ее обдуманному отчаянию. "Если тебя
спасут, - говорила она, обращаясь к сестре и видя ее тоскующее лицо, - как
бы ты ни была довольна впоследствии своей жизнью, в твоем доме все-таки одна
стена останется навсегда черной; и ты уже не забудешь меня!"
Моргиана оделась, но, собравшись выйти, задержалась у саквояжа, который
уложила ночью. Ей почему-то не хотелось бросать его на стуле, где он стоял,
как будто ей было еще не все равно, где он находится, будет ли даже он
существовать после ее конца. Она сунула его в шкап, который заперла; ключ от
шкапа взяла с собой; потом встала на подоконник и отрезала шнур гардины,
длиной метра два; свернув его и уложив в сумку, она удивилась, что делает
все это для своей смерти. В ее осмотрительности все время стоял смутный
вопрос. Наконец, она вышла во двор, где увидела шофера, тотчас усевшегося к
рулю при виде ее. Прежде чем поклониться, он взглянул на нее таким же глухим
взглядом, как смотрела Нетти, внося кофе. Моргиана выехала, не видя ни
Гобсона, ни его жены; но ей показалось, что у окна жилища Гобсона тронулась
занавеска. В глубине двора стояла собака; она тоже смотрела на Моргиану.
"Вот я ушла, - подумала Моргиана, - и ничто теперь не смутит ваших
воспоминаний о Харите Мальком".
По дороге она обратила внимание на руку шофера, колеблющую черное колесо.
Рука двигалась с властью и уверенностью судьбы. Ей представилось, что шофер
не тот, не флегматичный Слэкер, и если он повернется, она не узнает его
лица. "Не белое ли оно, с черными ямами?" - мелькнуло у Моргианы.
Представление это навязалось с силой, вызвавшей у нее дрожь, и она громко
сказала: "Обернитесь!"
Слэкер не расслышал, но обернулся и хмуро кивнул, думая, что возглас
значит: "Поторопитесь". Машина удвоила бег, и хотя Моргиана теперь
продолжала знать, что ее везет Слэкер, его мрачный кивок еще более расстроил
ее.
Она ехала, то решаясь, то отказываясь от своего замысла. Внушение ночи
исчезло; во всех светлых подробностях начался день, развлекая и как бы
примиряя с самой безвыходностью. Приступы малодушия угнетали Моргиану не
меньше, чем насильственно восстанавливаемая решимость. Обман шел с ней до
конца, но она уже не различала его.
Подъезжая к дому, Моргиана не знала, что ее ждет - арест или вопрос
врача? Ее внутренняя поза исчезла. Моменты невменяемости перемежались
угрожающим озарением. Ее встретили Эрмина и Герда, которые провели ночь без
сна и лишь недавно получили от Евы известие, что Джесси благополучно
нашлась. Моргиана понимала, что они говорят ей о происшествии, но слышала
одни восклицания, не различая слов и тупо смотря на других слуг,
показывавшихся в отдалении, как будто по своему делу, но - она знала это -
изучающих и рассматривающих ее.
- Сестра спит? - сказала Моргиана.
Узнав, что Джесси находится в доме Готорна, она удивилась и вздохнула
свободнее. Она хотела отослать женщин, чтобы несколько последних минут
провести в этой высокой зале, поддерживающей чувство достоинства своими
огромными окнами, светящими всей. красотой утра на отраженные паркетом
люстру и мебель.
- Оставьте меня, - тихо сказала Моргиана и, оставшись одна, подошла к
окнам. В простенке, у трюмо, стояли бронзовые часы с медленно отзванивающим
падение секунд маятником в форме лиры. Было пятьдесят пять минут девятого.
Моргиана сжала рукой маятник; он двинулся в ее пальцах и неровно
остановился. Услышав легкие шаги, она обернулась, увидев свою сестру,
Джесси, - в сиреневом костюме сверх кофты и в белой шляпе, отделанной
цветами ромашки. У Джесси были голубые глаза.
- Кто пропустил вас? - сказала Моргиана, едва ее страх прошел.
- Все было открыто, - ответила неизвестная, заплатив смелым румянцем за
свое появление. - Одна дверь... и все двери были открыты. Я шла; никто меня
не остановил, и я не видела никого. Я пришла к Джермене Тренган, девушке,
которая больна. Вчера я не могла прийти к ней.
- Вы ее знаете?
- Мы - тезки, - сказала молодая женщина, перестав улыбаться. - Мое имя -
Джермена Кронвей. Мы говорили через решетку сада.
- Я сестра вашей знакомой, - сказала Моргиана.
- Могу ли я увидеть ее? - спросила посетительница, отступая перед упорным
взглядом, почти безумным.
- Нет. Ее здесь нет. Идите к ее подруге. Там лежит Джесси, так похожая на
вас, что хорошо бы и вам прилечь вместе с ней.
- Я рассердила вас?
- Вы меня насмешили. Что вы так смотрите? Наступит старость, и вы будете
такая, как я.
- Может быть, я вас поняла, - сказала Джесси Кронвей, побледнев и
поворачиваясь уйти, - но вы неправы. Лучше бы вы не говорили со мной!
Она растерянно оглянулась и пошла, не сразу найдя дверь, - сначала тихо,
потом быстрее. Уже ее не было, но после ее исчезновения в зале как бы
остались две голубые точки, мелькавшие в ливне лучей.
"Так что же? Оставить вас греться и жмуриться, а самой сгнить? - сказала
Моргиана. - И вы поплачете надо мной? Страшно молчание этих часов.
Проклинайте, но последнее слово оставляю я за собой!"
Она тронула маятник, начавший неторопливо звучать, и прошла в комнату,
которую уже имела в виду, направляясь сюда, - в ту, не имеющую никакого
назначения комнату, где был у нее разговор с Евой Страттон, - и, присев к
угловому столику, начала писать в записной книжке карандашом.
"Я родилась некрасивой, выросла безобразной. Моя жизнь..." Не дописав,
она зачеркнула эти слова так, чтобы их можно было прочесть; затем объяснила,
как произошло преступление: "Я была у гадалки; не имея будущего, я хотела,
вероятно, обмана; за деньги это доступно. Я познакомилась с ней и, под видом
жестокого милосердия к безнадежно больному родственнику, выпытала кое-что о
том темном мире, где можно добыть яд.
Невозможно объяснить, как все это произошло в душе моей; нет объяснения.
Джесси росла на моих глазах, и я отравила ее. Не жалости..."
Моргиана зачеркнула эти два слова, но опять были они доступны прочтению.
