недоброе... Ай, ай, ай, что она может подумать! А я? А Ольга?"
- Несчастный, что я наделал! - говорил он, переваливаясь на диван
лицом к подушке. - Свадьба! Этот поэтический миг в жизни любящихся, венец
счастья - о нем заговорили лакеи, кучера, когда еще ничего не решено, когда
ответа из деревни нет, когда у меня пустой бумажник, когда квартира не
найдена...
Он стал разбирать поэтический миг, который вдруг потерял краски, как
только заговорил о нем Захар. Обломов стал видеть другую сторону медали и
мучительно переворачивался с боку на бок, ложился на спину, вдруг
вскакивал, делал три шага по комнате и опять ложился.
"Ну, не бывать добру! - думал со страхом Захар у себя в передней. - Эк
меня дернула нелегкая!"
- Откуда они знают? - твердил Обломов, - Ольга молчала, я и подумать
вслух не смел, а в передней все решили! Вот что значит свидания наедине,
поэзия утренних и вечерних зорь, страстные взгляды и обаятельное пение! Ох,
уж эти поэмы любви, никогда добром не кончаются! Надо прежде стать под
венец и тогда плавать в розовой атмосфере!.. Боже мой! Боже мой! Бежать к
тетке, взять Ольгу за руку и сказать: "Вот моя невеста!", да не готово
ничего, ответа из деревни нет, денег нет, квартиры нет! Нет, надо выбить
прежде из головы Захара эту мысль, затушить слухи, как пламя, чтоб оно не
распространилось, чтоб не было огня и дыма... Свадьба! Что такое свадьба?..
Он было улыбнулся, вспомнив прежний свой поэтический идеал свадьбы,
длинное покрывало, померанцевую ветку, шепот толпы...
Но краски были уже не те: тут же, в толпе, был грубый, неопрятный
Захар и вся дворня Ильинских, ряд карет, чужие, холодно-любопытные лица.
Потом, потом мерещилось все такое скучное, страшное...
"Надо выбить из головы Захара эту мысль, чтоб он счел это за
нелепость", - решил он, то судорожно волнуясь, то мучительно задумываясь.
Через час он кликнул Захара.
Захар притворился, что не слышит, и стал было потихоньку выбираться на
кухню. Он уж отворил без скрипу дверь, да не попал боком в одну половинку и
плечом так задел за другую, что обе половинки распахнулись с грохотом.
- Захар! - повелительно закричал Обломов.
- Чего вам? - из передней отозвался Захар.
- Поди сюда! - сказал Илья Ильич.
- Подать, что ли, что? Так говорите, я подам! - ответил он
- Поди сюда! - расстановисто и настойчиво произнес Обломов.
- Ах, смерть нейдет! - прохрипел Захар, влезая в комнату.
- Ну, чего вам? - спросил он, увязнув в дверях.
- Подойди сюда! - торжественно-таинственным голосом говорил Обломов,
указывая Захару, куда стать, и указал так близко, что почти пришлось бы ему
сесть на колени барину.
- Куда я туда подойду? Там тесно, я и отсюда слышу, - отговаривался
Захар, остановясь прямо у дверей.
- Подойди, тебе говорят! - грозно произнес Обломов.
Захар сделал шаг и стал как монумент, глядя в окно на бродивших кур и
подставляя барину, как щетку, бакенбарду. Илья Ильич в один час, от
волнения, изменился, будто осунулся в лице; глаза бегали беспокойно.
"Ну, будет теперь!" - подумал Захар, делаясь мрачнее и мрачнее.
- Как ты мог сделать такой несообразный вопрос барину? - спросил
Обломов.
"Вона, пошел!" - думал Захар, крупно мигая, в тоскливом ожидании
"жалких слов".
- Я тебя спрашиваю, как ты мог забрать такую нелепость себе в голову?
- повторил Обломов.
Захар молчал.
- Слышишь, Захар? Зачем ты позволяешь себе не только думать, даже
говорить?..
- Позвольте, Илья Ильич, я лучше Анисью позову... - отвечал Захар и
шагнул было к двери.
- Я хочу с тобой говорить, а не с Анисьей, - возразил Обломов. - Зачем
ты выдумал такую нелепость?
- Я не выдумывал, - сказал Захар. - Ильинские люди сказывали.
- А им кто сказывал?
- Я почем знаю! Катя сказала Семену, Семен Никите, Никита Василисе,
Василиса Анисье, а Анисья мне... - говорил Захар.
- Господи, господи! Все! - с ужасом произнес Обломов. - Все это вздор,
нелепость, ложь, клевета слышишь ли ты? - постучав кулаком об стол, сказал
Обломов. - Этого быть не может!
- Отчего не может быть? - равнодушно перебил Захар. - Дело
обыкновенное - свадьба! Не вы одни, все женятся.
- Все! - сказал Обломов. - Ты мастер равнять меня с другими да со
всеми! Это быть не может! И нет, и не было! Свадьба - обыкновенное дело:
слышите? Что такое свадьба?
Захар взглянул было на Обломова, да увидал яростно устремленные на
него глаза и тотчас перенес взгляд направо, в угол.
- Слушай, я тебе объясню, что это такое. "Свадьба, свадьба", - начнут
говорить праздные люди, разные женщины, дети, по лакейским, по магазинам,
по рынкам. Человек перестает называться Ильей Ильичом или Петром
Петровичем, а называется "жених". Вчера на него никто и смотреть не хотел,
а завтра все глаза пучат, как на шельму какую-нибудь. Ни в театре, ни на
улице прохода не дадут. "Вот, вот жених!" - шепчут все. А сколько человек
подойдет к нему в день, всякий норовит сделать рожу поглупее, вот как у
тебя теперь! (Захар быстро перенес взгляд опять на двор) и сказать
что-нибудь понелепее, - продолжал Обломов. - Вот оно, какое начало! А ты
езди каждый день, как окаянный, с утра к невесте, да все в палевых
перчатках, чтоб у тебя платье с иголочки было, чтоб ты не глядел скучно,
чтоб не ел, не пил как следует, обстоятельно, а так, ветром бы жил да
букетами! Это месяца три, четыре! Видишь? Так как же я-то могу?
Обломов остановился и посмотрел, действует ли на Захара это
изображение неудобств женитьбы.
- Идти, что ли, мне? - спросил Захар, оборачиваясь к двери.
- Нет, ты постой! Ты мастер распускать фальшивые слухи, так узнай,
почему они фальшивые.
- Что мне узнавать? - говорил Захар, осматривая стены комнаты.
- Ты забыл, сколько беготни, суматохи и у жениха и у невесты. А кто у
меня... ты, что ли, будешь бегать по портным, по сапожникам, к мебельщику?
Один я не разорвусь на все стороны. Все в городе узнают. "Обломов женится -
вы слышали?" - "Ужели? На ком? Кто такая? Когда свадьба?" - говорил Обломов
разными голосами. - Только и разговора! Да я измучусь, слягу от одного
этого, а ты выдумал: свадьба!
Он опять взглянул на Захара.
- Позвать, что ли, Анисью? - спросил Захар.
- Зачем Анисью? Ты, а не Анисья, допустил это необдуманное
предположение.
- Ну, за что это наказал меня господь сегодня? - прошептал Захар,
вздохнув так, что у него приподнялись даже плечи.
- А издержки какие? - продолжал Обломов. - А деньги где? Ты видел,
сколько у меня денег? - почти грозно спросил Обломов. - А квартира где?
Здесь надо тысячу рублей заплатить, да нанять другую, три тысячи дать, да
на отделку сколько! А там экипаж, повар, на прожиток! Где я возьму?
- Как же с тремястами душ женятся другие? - возразил Захар, да и сам
раскаялся, потому что барин почти вскочил с кресла, так и припрыгнул на
нем.
- Ты опять "другие"? Смотри! - сказал он, погрозив пальцем. - Другие в
двух, много в трех комнатах живут: и столовая и гостиная - все тут; а иные
и спят тут же; дети рядом; одна девка на весь дом служит. Сама барыня на
рынок ходит! А Ольга Сергеевна пойдет на рынок?
- На рынок-то и я схожу, - заметил Захар.
- Ты знаешь, сколько дохода с Обломовки получаем? - спрашивал Обломов.
- Слышишь, что староста пишет? доходу "тысящи яко две помене"! А тут дорогу
надо строить, школы заводить, в Обломовку ехать; там негде жить, дома еще
нет... Какая же свадьба? Что ты выдумал?
Обломов остановился. Он сам пришел в ужас от этой грозной, безотрадной
перспективы. Розы, померанцевые цветы, блистанье праздника, шепот удивления
в толпе - все вдруг померкло.
Он изменился в лице и задумался. Потом понемногу пришел в себя,
оглянулся и увидел Захара.
- Что ты? - спросил он угрюмо.
- Ведь вы велели стоять! - сказал Захар.
- Поди! - с нетерпением махнул ему Обломов.
Захар быстро шагнул в двери.
- Нет, постой! - вдруг остановил Обломов.
- То поди, то постой! - ворчал Захар, придерживаясь рукой за дверь.
- Как же ты смел распускать про меня такие, ни с чем не сообразные
слухи? - встревоженным шепотом спрашивал Обломов.
- Когда же я, Илья Ильич, распускал? Это не я, а люди Ильинские
сказывали, что барин, дескать, сватался...
- Цссс... - зашипел Обломов, грозно махая рукой, - ни слова, никогда!
Слышишь?
- Слышу, - робко отвечал Захар.
- Не станешь распространять этой нелепости?
- Не стану, - тихо отвечал Захар, не поняв половины слов и зная
только, что они "жалкие".
- Смотри же, чуть услышишь, - заговорят об этом, спросят - скажи: это
вздор, никогда не было и быть не может! - шепотом добавил Обломов.
- Слушаю, - чуть слышно прошептал Захар.
Обломов оглянулся и погрозил ему пальцем. Захар мигал испуганными
глазами и на цыпочках уходил было к двери.
- Кто первый сказал об этом? - догнав, спросил его Обломов.
- Катя сказала Семену, Семен Никите, - шептал Захар, - Никита
Василисе...
- А ты всем разболтал! Я тебя! - грозно шипел Обломов. - Распускать
клевету про барина! А!
- Что вы томите меня жалкими-то словами? - сказал Захар. - Я позову
Анисью: она все знает...
- Что она знает? Говори, говори сейчас...
Захар мгновенно выбрался из двери и с необычайной быстротой шагнул в
кухню.
- Брось сковороду, пошла к барину! - сказал он Анисье, указав ей
большим пальцем на дверь.
Анисья передала сковороду Акулине, выдернула из-за пояса подол,
ударила ладонями по бедрам и, утерев указательным пальцем нос, пошла к
барину. Она в пять минут успокоила Илью Ильича, сказав ему, что никто о
свадьбе ничего не говорил: вот побожиться не грех и даже образ со стены
снять, и что она в первый раз об этом слышит; говорили, напротив, совсем
другое, что барон, слышь, сватался за барышню...
- Как барон! - вскочив вдруг, спросил Илья Ильич, и у него поледенело
не только сердце, но руки и ноги.
- И это вздор! - поспешила сказать Анисья, видя, что она из огня
попала в полымя. - Это Катя только Семену сказала, Семен Марфе, Марфа
переврала все Никите, а Никита сказал, что "хорошо, если б ваш барин, Илья
Ильич, посватал барышню..."
- Какой дурак этот Никита! - заметил Обломов.
- Точно что дурак, - подтвердила Анисья, - он и за каретой когда едет,
так словно спит. Да и Василиса не поверила, - скороговоркой продолжала она,
- она еще в успеньев день говорила ей, а Василисе рассказывала сама няня,
что барышня и не думает выходить замуж, что статочное ли дело, чтоб ваш
барин давно не нашел себе невесты, кабы захотел жениться, и что еще недавно
она видела Самойлу, так тот даже смеялся этому: какая, дескать, свадьба? И
на свадьбу не похоже, а скорее на похороны, что у тетеньки все головка
болит, а барышня плачут да молчат; да в доме и приданого не готовят; у
барышни чулков пропасть нештопаных, и те не соберутся заштопать; что на той
неделе даже заложили серебро...
"Заложили серебро? И у них денег нет!" - подумал Обломов, с ужасом
поводя глазами по стенам и останавливая их на носу Анисьи, потому что на
другом остановить их было не на чем. Она как будто и говорила все это не
ртом, а носом.
- Смотри же, не болтать пустяков! - заметил Обломов, грозя ей пальцем.
- Какое болтать! Я и в мыслях не думаю, не токмо что болтать, -
трещала Анисья, как будто лучину щипала, - да ничего и нет, в первый раз
слышу сегодня, вот перед господом богом, сквозь землю провалиться!
Удивилась, как барин молвил мне, испугалась, даже затряслась вся! Как это
можно? Какая свадьба? Никому и во сне не грезилось. Я ни с кем ничего не
говорю, все на кухне сижу. С Ильинскими людьми не видалась с месяц, забыла,
