что и она знает это - знает, что он боится.
У него была привычка рассказывать Ирэн обо всем, что произошло за
день: о том, что заходил тот или другой клиент; о том, что он составил
закладную для Паркса; о бесконечной тяжбе с Фрайером, начало которой по-
ложил еще дедушка Николае, с такой сверхъестественной осторожностью рас-
порядившийся перед смертью своим имуществом, что до него до сих пор ник-
то не мог добраться, и только для одних адвокатов эта тяжба служила и
будет, вероятно, служить до второго пришествия источником дохода; и о
том, что он был у Джобсона и видел, как там продали Буше, того самого,
которого он упустил у "Талейрана и Сына" на Пэл-Мэл.
Сомс восхищался Буше, Ватто и всей этой школой. У него была привычка
рассказывать Ирэн о своих делах, он не отступал от нее даже теперь и по-
долгу говорил за обедом, точно потоком слов надеялся заглушить боль в
сердце.
Если они оставались одни. Сомс часто пытался поцеловать ее, когда она
прощалась с ним на ночь. Он, вероятно, думал, что когда-нибудь она поз-
волит ему это; а может быть, просто считал, что муж должен целовать же-
ну. Пусть Иран ненавидит его, но он останется на высоте и не будет пре-
небрегать такой почтенной традицией.
Но почему она его ненавидит? Даже сейчас Сомс не мог атому поверить.
Как странно, когда тебя ненавидят! Зачем такая крайность! А между тем,
он сам ненавидит Босини - этого "пирата", проходимца, этого ночного бро-
дягу. Сомс только так и представлял его себе: притаился где-нибудь или
бродит с места на место. А ему, наверно, туго приходится! Молодой Бар-
кит, архитектор, видел, как Босини с весьма кислой физиономией выходил
из второразрядного ресторанчика!
И в те долгие часы, когда, лежа без сна, он думал и думал, не находя
выхода из этого тупика, - разве только она вдруг образумится, - мысль о
разводе по-настоящему ил разу не приходила ему в голову...
Ну, а Форсайты? Какую роль играли они в трагедии Сомса, развивавшейся
теперь невидимо для глаз?
Откровенно говоря, незначительную или совсем никакой, потому что все
Форсайты уехали на море.
Ежедневно они выходили из отелей, водолечебниц, пансионов на морской
берег; дышали озоном, набирались его на всю зиму.
Каждая семья, облюбовав себе виноградник, взращивала, собирала, дави-
ла виноград, закупоривала в бутылки драгоценное вино морского воздуха.
В конце сентября Форсайты начали съезжаться в город.
Пышущие здоровьем, с румянцем во всю щеку, они прибывали в маленьких
омнибусах со всех вокзалов Лондона. Следующее утро заставало их за дела-
ми.
И в первое же воскресенье дом Тимоти от завтрака и до обеда был полон
народа.
Среди многих новостей, таких разнообразных и интересных, миссис Сеп-
тимус Смолл сообщила, что Сомс и Ирен провели лето в городе.
Дальнейшие интересные показания дало лицо более или менее посторон-
нее.
Случилось так, что в конце сентября миссис Мак-Эндер, большая прия-
тельница Уинифрид Дарти, проезжая на велосипеде по Ричмонд-парку в об-
ществе молодого Огастоса Флиппарда, увидела Ирэн и Босини, которые шли
от рощицы, заросшей папоротником, по направлению к Шин-Гейт.
Быть может, бедной миссис Мак-Эндер хотелось пить, ведь она проехала
большой конец по трудной пыльной дороге, а, как известно всему Лондону,
кататься на велосипеде и разговаривать с молодым Флиппардом дело нелег-
кое даже для самого крепкого организма; быть может, вид прохладной, за-
росшей папоротником рощицы, откуда вышли "те двое", пробудил в ней
чувство зависти. Прохладная, заросшая папоротником рощица на вершине
холма, ветки дубов нависают там крышей над головой, голуби заводят нес-
кончаемый свадебный гимн, осень что-то нашептывает влюбленным, забрав-
шимся в папоротник, и олени неслышно проходят мимо них Рощица невозврат-
ного счастья, золотых минут, промелькнувших за долгие годы брачного сою-
за неба и земли. Священная рощица оленей, причудливых пней, фавнами ска-
чущих в летних сумерках вокруг серебристых березок-нимф!
Эта леди была знакома со всеми Форсайтами и, побывав в свое время на
приеме у Джун, сразу же узнала, с кем имеет дело. Сама она, бедняжка,
вышла замуж неудачно, но у нее хватило здравого смысла и ловкости, чтобы
заставить мужа совершить серьезный проступок и пройти самой через брако-
разводный процесс, не вызвав осуждения общества.
Поэтому миссис Мак-Эндер считала себя судьей в подобного рода истори-
ях, тем более что жила она в одном из тех больших домов, которые собира-
ют в своих квартирках несметное количество Форсайтов, развлекающихся в
свободное время обсуждением чужих дел.
Может быть, бедняжке хотелось пить, и уж наверно она начала скучать,
потому что Флиппард был завзятый остряк. Встреча с "этими двумя" в таком
необычном месте оказалась прямо-таки "глотком шампанского".
Время, как и весь Лондон, снисходительно к миссис Мак-Эндер.
Эта маленькая, но весьма примечательная женщина заслуживает внимания;
ее всевидящее око и острый язычок каким-то таинственным образом работали
в помощь провидению.
Напуская на себя вид женщины, много испытавшей на своем веку, миссис
Мак-Эндер отличалась удручающей осторожностью по отношению к самой себе.
Она, вероятно, больше, чем какая-либо другая светская дама, сделала все,
что было в ее силах, чтобы искоренить рыцарский дух, еще цепляющийся за
колеса цивилизации. Она такая умница, ее так ласково называют "крошка
Мак-Эндер"!
Миссис Мак-Эндер хорошо одевалась и была членом Женского клуба, но,
конечно, не имела ничего общего с теми нервозными, унылыми его членами,
которые только и думают, что о правах женщин. Она пользовалась своими
правами не задумываясь, как чем-то совершенно естественным, и прекрасно
знала, как можно добиться их, не вызвав к себе ничего, кроме восхищения,
у людей того великого класса, принадлежность к которому ей обеспечивали
если не манеры, то рождение, воспитание и самая верная, скрытая от глаз
печать - чувство собственности.
Дочь бедфордширского адвоката и внучка священника, она ухитрилась
пронести все потребности, верования и чувства светской женщины сквозь
тяжкий опыт супружеской жизни с безобидным художником, который был поме-
шан на природе и покинул жену ради актрисы; получив свободу, миссис
Мак-Эндер без всякого труда проникла в самую гущу Форсайтов.
Всегда оживленная, полная "всяких новостей", она везде была желанной
гостьей. Встретив миссис Мак-Эндер на Рейне или в Зерматте, одну или в
обществе какой-нибудь леди и двух джентльменов, никто не удивлялся и не
осуждал ее: миссис Мак-Эндер считалась женщиной чрезвычайно осторожной;
и сердца всех Форсайтов раскрывались навстречу тому инстинкту, с помощью
которого миссис Мак-Эндер могла наслаждаться всем без малейшего ущерба
для себя. Существовал взгляд, что такие женщины, как миссис Мак-Эндер,
способны сохранить и увековечить лучший тип нашей женщины. Детей у нее
не было.
Если миссис Мак-Эндер питала отвращение к чему-нибудь, так это к
женственности, к тому, что мужчины называют "обаянием", и миссис Сомс
вызывала у нее особое чувство антипатии.
В глубине души она, вероятно, чувствовала, что стоит только признать
мерилом обаяние, как ум и способности сейчас же отойдут на второй план;
и миссис Мак-Эндер ненавидела ту неуловимую обольстительность, в которой
она не могла отказать Ирэн, - ненавидела тем острее, чем больше это так
называемое обаяние путало все ее расчеты.
Однако миссис Мак-Эндер говорила, что она не видит в этой женщине ни-
чего особенного; в ней нет "изюминки", такие не сумеют постоять за себя,
всякий может их провести - это ясно как день; она просто не понимает,
что в ней находят мужчины!
В сущности говоря, сердце у миссис Мак-Эндер было не злое, но, устра-
ивая свою жизнь после неудачного брака, она до такой степени убедилась в
необходимости иметь запас "всяких новостей", что ей не пришло даже в го-
лову умолчать о встрече в парке с "теми двумя".
Случилось так, что в тот же самый вечер миссис МакЭндер обедала у Ти-
моти, куда она изредка заходила, чтобы "подбодрять старушек", как это у
нее называлось. В таких случаях к обеду всегда приглашались одни и те же
гости: Уинифрид Дарти с мужем; Фрэнси, потому что Фрэнси вращалась в ар-
тистических кругах, а миссис Мак-Эндер, как известно, писала статьи о
модах для "Женского царства"; и специально в качестве объектов для флир-
та оба Хэймена, если только их удавалось разыскать. Эти юноши обычно не
произносили ни слова, но тем не менее все почему-то были убеждены в "л
фривольности и в том, что ям досконально известны последние новинки эле-
гантного общества.
В двадцать пять минут восьмого миссис Мак-Эндер потушила у себя в
прихожей электричество, накинула вечернее манто с воротником из шиншилла
и, выйдя в коридор, остановилась на минуту, чтобы проверить, не забыт ли
ключ. Эти маленькие отдельные квартирки очень удобны; конечно, воздуха и
света здесь не хватает, но зато можно запереть квартиру и уйти. Никакой
возни с прислугой, ничто тебя не связывает, как раньше, когда бедняжка
Фрэд вечно слонялся по комнатам с мечтательным видом. У миссис Мак-Эндер
не осталось никакой злобы к бедняжке Фрэду, уж очень он был глуп; но
воспоминание об актрисе вызывало у нее даже теперь горькую, презри-
тельную улыбку.
Плотно прихлопнув за собой дверь, миссис Мак-Эндер зашагала по мрач-
ному, выкрашенному охрой коридору, вдоль бесконечной вереницы коричневых
дверей с номерами квартир. Лифт шел вниз; закутавшись до самого носа в
широкое манто, миссис Мак-Эндер остановилась на площадке, дожидаясь лиф-
та; ее каштановая головка была причесана волосок к волоску. Железная
дверца звякнула; она вошла в кабину. В лифте было трое пассажиров: муж-
чина в белом вечернем жилете, толстощекий, как ребенок, и две пожилые
дамы, обе в черном и в митенках.
Миссис Мак-Эндер улыбнулась, - она знала их; и трое пассажиров, спус-
кавшиеся раньше в полном молчании, сразу же заговорили. В атом и заклю-
чался секрет успеха миссис Мак-Эндер. Она умела вызывать на разговоры.
Разговоров хватило на все пять этажей; мальчик-лифтер стоял спиной,
уткнув нахальную физиономию в решетку кабины.
Внизу они разошлись: мужчина в белом жилете сентиментально отправился
в бильярдную, пожилые дамы - обедать, повторяя друг другу: "Очарова-
тельная женщина, такая болтушка!" - а миссис Мак-Эндер - искать кэб.
Когда миссис Мак-Эндер обедала у Тимоти (в таких случаях самого Тимо-
ти невозможно было уговорить сойти вниз), разговор всегда принимал тот
более легкий, светский тон, к которому Форсайты прибегают в парадных
случаях, и это, без сомнения, и создало ей здесь популярность.
Миссис Смолл и тетя Эстер находили в этом живительное разнообразие.
"Если бы только Тимоти согласился познакомиться с ней", - говорили они.
От такого знакомства ждали много хорошего. Она может, например, расска-
зать о последних похождениях в Монте-Карло сына сэра Чарльза Фиста, или
о том, кто была истинной героиней модного романа Тайнмауса Эдди, от ко-
торого все в ужасе всплескивали руками, или о шароварах - последней но-
винке Парижа. И она, такая умница, умеет разобраться даже в таком слож-
ном вопросе, как выбор профессии для младшего сына Николаев: посылать ли
юношу во флот, согласно желанию матери, или сделать из него бухгалтера,
что, по словам отца, гораздо надежнее. Она категорически возражает про-
тив флота. Если у человека нет блестящих способностей или блестящих свя-
зей, его будут совершенно беззастенчиво затирать, и в конце концов на
что там можно рассчитывать, даже если дослужишься до адмирала, - жало-
ванье нищенское. У бухгалтера гораздо больше перспектив, только надо по-
дыскать солидную фирму, чтобы не рисковать с самого же начала.
Иногда миссис Мак-Эндер могла посоветовать им коечто относительно
