туч, желтых по краям и предвещавших грозу, надвигалась с юга. Ветви де-
ревьев неподвижно свисали над дорогой, не шевеля ни единым листочком. В
раскаленном воздухе стоял запах лошадиного пота; кучер и грум, сидевшие
навытяжку, время от времени украдкой переговаривались, ее поворачиваясь
друг к другу.
Наконец, к величайшему облегчению Джемса, экипаж подъехал к дому;
молчание и непробивемость этой женщины, которую он привык считать такой
кроткой и мягкой, пугали его.
Экипаж остановился у самого подъезда, и они вошли в дом.
В холле было прохладно и тихо, как в могиле, - по спине у Джемса про-
бежал холодок. Он торопливо отдернул кожаную портьеру, скрывавшую внут-
ренний дворик. И не мог удержаться от одобрительного возгласа.
В самом деле, дом был отделан с безукоризненным вкусом. Темно-красные
плиты, покрывавшие пространство между стенами и врытым в землю белым
мраморным бассейном, обсаженным высокими ирисами, были, очевидно, самого
лучшего качества. Джемс пришел в восторг от лиловой кожаной портьеры,
которой была задернута одна сторона двора, сбоку от большой печи, выло-
женной белым изразцом. Стеклянная крыша была раздвинута посередине, и
теплый воздух лился сверху в самое сердце дома.
Джемс стоял, заложив руки за спину, склонив голову на худое плечо, и
разглядывал резьбу колонн и фриз, проложенный вдоль галереи на желтой,
цвета слоновой кости, стене. По всему видно, что трудов здесь не пожале-
ли. Настоящий джентльменский особняк. Джемс подошел к портьере, исследо-
вал, как она отдергивается, раздвинул ее в обе стороны и увидел картин-
ную галерею с огромным, во всю стену, окном. Пол здесь был черного дуба,
а стены окрашены под слоновую кость, так же как и во дворе. Джемс отво-
рял одну дверь за другой и заглядывал в комнаты. Всюду идеальный поря-
док, можно переезжать хоть сию минуту.
Повернувшись, наконец, к Ирэн, он увидел, что она стоит у двери в сад
с мужем и Боснии.
Не отличаясь особой чуткостью. Джемс все же сразу заметил, что проис-
ходит что-то неладное. Он подошел к ним уже встревоженный и, не зная
еще, в чем дело, попытался как-то смягчить создавшееся положение.
- Здравствуйте, мистер Боснии, - сказал он, протягивая руку. - Я ви-
жу, вы не поскупились на отделку.
Сомс повернулся к нему спиной и отошел. Джемс перевел взгляд с хмуро-
го лица Боснии на Ирэн и от волнения высказал свои мысли вслух:
- Не понимаю, что тут происходит. Мне никогда ничего не рассказывают.
И, повернувшись вслед за сыном, услышал короткий смешок архитектора и
слова:
- И благодарение богу. Стоило ли так...
К несчастью, конца фразы Джемс уже не разобрал.
Что случилось? Он оглянулся. Иран стояла рядом с Боснии, и выражение
лица у нее было такое, какого раньше Джемс никогда не видел. Он поспешил
к сыну.
Сомс шагал по галерее.
- В чем дело? - спросил Джемс. - Что у вас там?
Сомс взглянул на него со своим обычным надменным спокойствием, но
Джемс знал, что сын взбешен.
- Наш приятель, - сказал он, - снова превысил свои полномочия. На
этот раз пусть пеняет на себя.
Сомс пошел к выходу. Джемс поспешил за ним, стараясь протиснуться
вперед. Он видел, как Ирэн отняла палец от губ, услышал, как она сказала
что-то своим обычным тоном, и заговорил, еще не поравнявшись с ними:
- Будет гроза. Надо ехать домой. Нам кажется, не по дороге, мистер
Боснии? Нет? Тогда до свидания!
Он протянул руку. Боснии не принял ее и, отвернувшись, сказал со сме-
хом:
- До свидания, мистер Форсайт. Смотрите, как бы гроза не застала вас
в дороге! - и отошел в сторону.
- Ну, - сказал Джемс, - я не знаю...
Но, взглянув на Ирэн, запнулся. Ухватив невестку за локоть, он прово-
дил ее до коляски. Джемс был уверен, совершенно уверен, что они назначи-
ли друг другу свидание...
Ничто в мире не может так взбудоражить Форсайта, как открытие, что
вещь, на которую он положил истратить определенную сумму, обошлась го-
раздо дороже. И это понятно, потому что на точности расчетов построена
вся его жизнь. Если Форсайт не может рассчитывать на совершенно опреде-
ленную ценность вещей, значит компас его начинает пошаливать; он несется
по бурным волнам, выпустив кормило из рук.
Оговорив в письме к Босини свои условия, о которых уже упоминалось
выше. Сомс перестал думать о деньгах. Он считал, что окончательная стои-
мость постройки установлена совершенно точно, и возможность превышения
ее просто не приходила ему в голову. Услышав от Босини, что сверх сметы
в двенадцать тысяч фунтов истрачено еще около четырех сотен. Сомс побе-
лел от ярости. По первоначальным подсчетам, законченный дом должен был
обойтись в десять тысяч фунтов, и Сомс уже не раз бранил себя за беско-
нечные расходы сверх сметы, которые он позволил архитектору. Однако пос-
ледние траты прямо-таки непростительны со стороны Босини. Как это он так
сглупил, Сомс не мог понять; но факт был налицо, и вся злоба, вся зата-
енная ревность, которой давно уже горел Сомс, вылилась в ярость против
этой совсем уже возмутительной выходки Босини. Позиция доверчивого, дру-
жески настроенного мужа была оставлена - Сомс занял ее, чтобы сохранить
свою собственность - жену, теперь он переменил позицию, чтобы сохранить
другой вид собственности.
- Ах так! - сказал он Босини, когда к нему вернулся дар речи - И вы,
кажется, в восторге от самого себя. Но позвольте заметить, что вы не на
таковского напали.
Что он хотел сказать этим, ему самому еще было неясно, но после обеда
он просмотрел свою переписку с Босини, чтобы действовать наверняка. Двух
мнений здесь быть не могло: этот молодчик обязан возместить перерасход в
четыреста фунтов или во всяком случае в триста пятьдесят! - пусть и не
пробует отвертеться.
Придя к этому заключению. Сомс посмотрел на лицо жены. Сидя на своем
обычном месте в уголке дивана, Ирэн пришивала кружевной воротничок к
платью. За весь вечер она не обмолвилась с ним ни словом.
Он подошел к камину и, рассматривая в зеркале свое лицо, сказал:
- Твой "пират" свалял большого дурака; придется ему расплачиваться за
это!
Она презрительно взглянула на него и ответила:
- Не понимаю, о чем ты говоришь!
- Скоро поймешь. Так, пустячок, не стоящий твоего внимания, - четы-
реста фунтов.
- Ты на самом деле собираешься взыскать с него за этот несчастный
дом?
- Собираюсь.
- А тебе известно, что у него ничего нет?
- Да.
- Я думала, что на такую низость ты не способен.
Сомс отвернулся от зеркала, машинально снял с каминной полки фарфоро-
вую чашку и взял ее в обе руки, точно молясь над ней. Он видел, как тя-
жело дышит Ирэн, как потемнели от гнева ее глаза, но пропустил колкость
мимо ушей и спокойно спросил:
- Ты флиртуешь с Босини?
- Нет, не флиртую.
Глаза их встретились, и Сомс отвернулся. Он верил и не верил ей и
знал, что вопрос этот задавать не стоило; он никогда не знал и никогда
не узнает ее мыслей. Непроницаемое лицо Ирэн, воспоминание о всех тех
вечерах, когда она сидела здесь все такая же мягкая и пассивная, но не-
понятная, загадочная, накалили его неудержимой яростью.
- Ты точно каменная, - сказал он и так стиснул пальцы, что хрупкая
чашка разлетелась вдребезги. Осколки упали на каминную решетку. И Ирэн
улыбнулась.
- Ты, кажется, забыл, - сказала она, - что чашка все-таки не камен-
ная!
Сомс схватил ее за руку.
- Хорошая трепка, - сказал он, - это единственное, что может тебя об-
разумить, - и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.
XIV
СОМС СИДИТ НА ЛЕСТНИЦЕ
Сомс поднялся к себе в тот вечер, чувствуя, что хватил через край. Он
был готов принести извинения за свои слова.
Он потушил газ, все еще горевший в коридоре. Взявшись за ручку двери,
остановился на секунду, чтобы обдумать извинения, так как ему не хоте-
лось выдавать ей свое беспокойство.
Но дверь не отворилась и не подалась даже тогда, когда он дернул ее и
налег на ручку. Ирэн, должно быть, заперла почему-нибудь спальню на ключ
и забыла потом отпереть.
Войдя в свою комнату, тоже освещенную низко прикрученной газовой лам-
пой, он быстро направился к двери в спальню. И эта дверь была заперта на
ключ. Тут Сомс заметил, что складная кровать, на которой он изредка
спал, была постлана. На подушке лежала его ночная сорочка. Сомс приложил
руку ко лбу, рука стала влажной. Значит, его выставили?
Он вернулся к двери и, осторожно постучав ручкой, сказал:
- Отопри мне, слышишь? Отопри дверь!
В комнате раздался шорох, но ответа не было.
- Ты слышишь? Впусти меня сию же минуту - я требую!
Он слышал ее дыхание около самой двери - так дышат те, кому угрожает
опасность.
В этом гробовом молчании, в невозможности добраться до нее было
что-то страшное. Сомс вернулся к другой двери и, навалившись на нее всем
телом, попытался выломать. Дверь была новая - перед свадебным путешест-
вием он сам распорядился заново переделать оба входа. Не помня себя от
ярости. Сомс занес ногу, чтобы ударить в дверь; но его остановила мысль
о прислуге, и он вдруг почувствовал себя побежденным.
Бросившись на складную кровать у себя в комнате, он схватился за кни-
гу.
Но вместо букв перед глазами у него стояла жена, он видел ее золотис-
тые волосы, рассыпавшиеся по обнаженным плечам, видел ее большие темные
глаза - вот она стоит там, как затравленный зверь. И Сомс понял все зна-
чение ее бунта. Она решила, что так будет и дальше.
Он не мог лежать спокойно и снова подошел к двери.
Он знал, что Ирэн все еще стоит там, и крикнул:
- Ирэн! Ирэн!
Против воли голос его прозвучал жалобно. В ответ на ото слабый шорох
за дверью прекратился, и наступила зловещая тишина. Сомс стоял, стиснув
руки, и думал.
Потом вышел на цыпочках и с разбегу навалился на другую дверь. Она
затрещала, но не подалась. Сомс опустился на ступеньки и закрыл лицо ру-
ками.
Он долго сидел так в темноте; сквозь стеклянный люк в потолке луна
бросала на лестницу светлый блик, который медленно вытягивался по нап-
равлению к Сомсу. Он попробовал взглянуть на все происходящее по-фило-
софски.
Заперев дверь на ключ, она больше не может претендовать на права жены
- значит, он будет искать утешения у других женщин.
Но мысли Сомса не задержались на этих соблазнительных картинах - та-
кие развлечения были не в его вкусе. В прошлом их у него насчитывалось
немного, а за последнее время он и подавно отвык от всего этого и вряд
ли теперь привыкнет. Его голод могла утолить только жена - неумолимая,
испуганная, спрятавшаяся от него в запертой комнате. Другие женщины ему
не нужны.
Сидя в темноте. Сомс почувствовал, насколько сильна в нем эта уверен-
ность.
Его философская выдержка исчезла, уступив место угрюмой злобе. Пове-
дение Ирэн безнравственно, непростительно, оно заслуживает самого жесто-
кого наказания, какое только можно придумать. Ему не нужна никакая дру-
гая женщина, а она отталкивает его.
Значит, правда, что он ненавистен ей! До сих пор Сомс не мог этому
поверить. Да и сейчас не верил. Это немыслимо. Ему казалось, что он по-
терял способность рассуждать. Если та, которую он всегда считал мягкой и
покорной, могла решиться на такой шаг, то чего же надо ждать дальше?
И он снова спрашивал себя, правда ли, что у нее роман с Боснии. Он не
верил в это; не решался дать такое объяснение ее поступкам - с этой
мыслью лучше не сталкиваться.
Невыносимо думать о том, что он будет вынужден сделать свои супружес-
кие отношения достоянием гласности. Пока нет более веских доказательств,
не надо верить в это, ведь он не станет наказывать самого себя. И все же
в глубине души Сомс верил.
Луна бросала сероватый отблеск на его фигуру, прижавшуюся к стене.
Босини влюблен в нее. Он ненавидит этого человека и не намерен теперь
щадить его. Он имеет право отказаться и откажется платить, не даст ни
