Клер пришла в еще большее смятение, подставила ему щеку и бросила:
- Только быстро!
Тони прильнул к ее щеке, но когда он стал искать ее губы, она отстра-
нилась:
- Не надо. Уезжайте, Тони. Если хотите видеть меня, подождите, пока я
вернусь в город. Впрочем, зачем вам встречаться со мной? Это сделает нас
обоих несчастными - и только.
- Я так вам благодарен за это "нас"!
Карие глаза Клер улыбнулись. Они были цвета малаги, если поднять бо-
кал к свету.
- Нашли работу, Тони?
- Ничего нет.
- Подождите выборов. После них станет легче. Сама я подумываю посту-
пить в модистки.
- Вы?
- Надо же на что-то жить. Моей семье так же несладко, как и ос-
тальным. Тони, вы, кажется, собирались уехать?..
- Обещайте, что дадите мне знать, как только будете в городе.
Клер кивнула и нажала на стартер. Когда автомобиль мягко тронулся с
места, она повернула голову и еще раз улыбнулась молодому человеку.
Тот стоял на дороге, стиснув руками виски, пока ее машина не исчезла
за поворотом.
Загнав - автомобиль под навес, Клер подумала: "Бедный мальчик!" - и
на душе у нее отлегло. Каждой молодой и красивой женщине, вне зависимос-
ти от ее положения перед лицом закона и морали, становится легче дышать,
когда она вдыхает фимиам поклонения. Какие бы благие намеренья ее ни
преисполняли, она знает, что ей должны поклоняться, и страдает, когда
этого не происходит. Поэтому весь вечер Клер чувствовала себя более ин-
тересной и счастливой. Потом наступила ночь, такая лунная, что полный
месяц, заглядывая в комнату Клер, долго не давал ей уснуть. Она вскочи-
ла, раздвинула занавески и, кутаясь в шубу, встала у окна. На улице,
очевидно, подморозило, потому что низко над полями, как руно, стелился
туман. Причудливые контуры вязов медленно плыли над его белой пеленой.
Земля, раскинувшаяся за окном, казалась Клер незнакомой, словно упавшей
с луны. Она вздрогнула. Картина, может быть, и красивая, но в этом мо-
розном великолепии слишком уж холодно и неуютно. Она вспомнила о ночах в
Красном море, когда приходилось спать без простыней и сама луна казалась
раскаленной. Судя по некоторым признакам, пассажиры парохода сплетничали
о ней и Тони, но она не обращала на это внимания. Да и с какой стати? Он
ни разу не поцеловал ее за весь переезд - даже в тот вечер, когда зашел
к ней в каюту, и она показывала ему фотографии, и они долго болтали. Ми-
лый скромный мальчик, настоящий джентльмен! Она не виновата, что он влю-
бился, - его никто не завлекал. А о будущем не стоит думать: что ни де-
лай, жизнь все равно подставит тебе ножку. Пусть все идет само собой.
Задаваться целью, строить планы, заранее обдумывать так называемую "ли-
нию поведения" - пустая трата времени. Она уже перепробовала все это с
Джерри. Клер вздрогнула, рассмеялась и опять застыла, охваченная ка-
кой-то яростью. Нет! Тони жестоко ошибается, если думает, что она бро-
сится в его объятия. Физическая любовь! Она знает, что у той за изнанка.
Нет, довольно. Теперь она холодна, как лунный свет! Но говорить об этом
она не может. Ни с кем - даже с матерью, и пусть они с отцом думают что
хотят.
Динни, видимо, на что-то им намекнула, - они были страшно деликатны.
Но всего не знает даже Динни. И никто никогда не узнает! Главное - чтобы
у нее были деньги, остальное - неважно. Разумеется, "разбитая жизнь" и
прочее - просто старомодная чушь. Каждый сам делает свою жизнь интерес-
ной. Она не намерена сидеть сложа руки и хныкать. Отнюдь! Но зарабаты-
вать как-то надо. Клер дрожала, хотя на ней была меховая шубка. Лунный
свет, казалось, леденил ее до самых костей. Ах, эти старые дома! В них
нет даже центрального отопления, - владельцы не могут себе его позво-
лить. Сразу же после выборов она отправляется в Лондон на разведку. Мо-
жет быть. Флер что-нибудь подскажет. Если шляпное дело бесперспективно,
она поищет место секретаря у какого-нибудь политического деятеля. Она
хорошо печатает, свободно владеет французским, у нее разборчивый почерк.
Умеет водить машину, объезжать лошадей. Досконально знает загородную
жизнь, ее обычаи и порядки. Немало членов парламента были бы, наверно,
не прочь заполучить к себе человека, который научит их, как надо оде-
ваться, как, не обидев никого, отклонять приглашения, и вообще поможет
им решать разные житейские головоломки. У нее изрядный опыт по части со-
бак, кое-какой - по части цветов: она на редкость красиво расставляет их
по кувшинам и вазам. Если потребуется войти в курс политических вопро-
сов, - что ж, она и здесь быстро набьет себе руку. Так, в призрачном и
холодном свете луны, Клер убеждала себя, что людям без нее не обойтись.
Жалованья и ее двухсот фунтов в год ей хватит за глаза. Луна, стоявшая
теперь позади одного из вязов, уже не представлялась Клер грозной и без-
личной, а с добродушным лукавством соучастницы подмигивала ей из-за все
еще густых ветвей дерева. Клер обхватила руками плечи, сделала несколько
антраша, чтобы согреть ноги, и снова юркнула в постель...
Молодой Крум возвращался в Лондон и незаметно для себя выжимал миль
шестьдесят в час из взятой им напрокат машины. Впервые поцеловав холод-
ную и вместе с тем жгучую щеку Клер, он пребывал в некотором умоисступ-
лении. Поцелуй означал для него гигантский шаг вперед: Тони был неиспор-
ченный молодой человек. Он не усматривал преимущества в том, что Клер
замужняя женщина, но и не задавал себе вопрос, остались ли бы его
чувства столь же пламенными, если бы она не состояла в браке. Новое и
неуловимое очарование, которое приобретает женщина, познав физическую
любовь, и острота, которую оно придает влечению знающего об этом мужчи-
ны, - такие вещи интересны для психолога, а не для непосредственного
юноши, впервые в жизни влюбленного по-настоящему. Он хотел обладать ею -
если можно, как женою; если нельзя - все равно как, лишь бы обладать. Он
провел три года на Цейлоне, где работал, не разгибая спины, встречал
очень многих белых женщин и не встретил ни одной, к которой не остался
бы равнодушен. До знакомства с Клер страстью его было поло, а познако-
мился он с ней тогда, когда лишился и поло и работы. В денежном смысле
положение у него было такое же, как у Клер, только еще хуже. Он сумел
отложить двести фунтов, но это было все, на что он мог рассчитывать, по-
ка не найдет место.
Он отвел машину в гараж к приятелю, прикинул, где дешевле пообедать,
и остановил выбор на своем клубе. Он фактически и жил там, а у себя в
комнате на Райдер-стрит только ночевал и завтракал по утрам чашкой чая и
яйцами всмятку. Это была скромная комнатка в первом этаже, с кроватью,
платяным шкафом и окнами, выходившими на высокую заднюю стену соседнего
дома, - словом, такая же, как та, где его отец, наезжая в город, ночевал
и завтракал в девяностых годах за половину теперешней цены.
Под воскресенье в "Кофейне" оставались лишь немногие "ветераны", при-
выкшие проводить конец недели на Сент-Джеймс-стрит. Молодой Крум заказал
обед из трех блюд и съел его без остатка. Потом выпил пива и пошел в ку-
рительную выкурить трубку. Он уже готов был опуститься в кресло, как
вдруг заметил, что перед камином стоит высокий худой мужчина с темными
подергивающимися бровями и седыми усиками и рассматривает его в перепа-
ховый монокль. Повинуясь инстинкту влюбленного, который всеми путями
старается приблизиться к предмету своих желаний. Тони осведомился:
- Простите, вы не сэр Лоренс Монт?
- Всю жизнь пребывал в этом убеждении.
Молодой человек улыбнулся:
- В таком случае, сэр, я знаю вашу племянницу - леди Корвен. Мы поз-
накомились, возвращаясь вместе с Цейлона, и она говорила, что вы член
этого клуба. Моя фамилия Крум.
- А! - ответил сэр Лоренс, роняя монокль. - По-моему, я знал вашего
отца. Он часто бывал здесь до войны.
- Да. Он записал меня сюда, как только я родился. Я, по-видимому, са-
мый молодой член клуба.
Сэр Лоренс кивнул.
- Значит, вы познакомились с Клер. Как ее здоровье?
- Насколько я мог судить, в порядке, сэр.
- Давайте сядем и поболтаем о Цейлоне. Угодно сигару?
- Благодарю, сэр, я курю трубку.
- Выпьете кофе? Официант, две чашки кофе. Моя жена гостит сейчас в
Кондафорде у родных Клер. Клер - интересная женщина.
Крум заметил, как пристально следят за ним темные глаза собеседника,
раскаялся в своем порыве и покраснел, но храбро ответил:
- Да, сэр, очаровательная.
- Вы знакомы с Корвеном?
- Нет, - отрезал Крум.
- Неглупый человек. Понравился вам Цейлон?
- О да. Но пришлось уехать.
- Собираетесь вернуться?
- Боюсь, что нет.
- Я был там, но давным-давно. Индия задушила его. В Индии были?
- Нет, сэр.
- Трудно понять, в какой степени народ Индии жаждет независимости.
Индусы на семьдесят процентов крестьяне. А крестьяне хотят устойчивости
и спокойной жизни. Помню, в Египте перед войной усилилось националисти-
ческое движение. Но феллахи были за Китченера и твердое британское руко-
водство. Когда же во время войны мы отозвали Китченера, положение в
Египте стало неустойчивым, и они переметнулись на другую сторону. Чем вы
занимались на Цейлоне?
- Заведовал чайной плантацией, но владельцы из соображений экономии
слили три плантации, и я остался без места. Как вы думаете, сэр, можно
ли надеяться на оздоровление? Я сам не разбираюсь в экономике.
- А кто разбирается? Сегодняшнее положение создалось в результате
многих причин, а люди всегда стремятся все объяснить одной. В Англии,
например, оно вызвано тем, что русская торговля нокаутирована, европейс-
кие страны стали относительно самостоятельнее, товарооборот с Индией и
Китаем резко сократился, уровень жизни британцев после войны повысился и
национальный бюджет возрос с двухсот до восьмисот миллионов, а это зна-
чит, что из сферы производительных затрат изъято целых шестьсот. Кое-кто
пытается свести проблему к перепроизводству, но это к нам, конечно, неп-
рименимо: мы давно уже не производили так мало. Тут дело и в демпинге, и
в бездарной организации, и в неумении довести до потребителя даже то ма-
лое количество пищи, которое мы производим сами. Ко всему этому добавля-
ются наши замашки балованного ребенка и милая привычка надеяться, что
все как-нибудь образуется. Все эти причины специфичны для Англии, но две
из них - замашки балованного ребенка и повышение жизненного уровня -
действуют и в Америке.
- А еще какие причины действуют в Америке, сэр?
- Американцы, разумеется, и перепроизвели и переспекулировали. Они
привыкли жить с таким размахом, что прозакладывали свое будущее, - сис-
тема продажи в рассрочку и так далее. Они сидят на золоте, но из золота
ничего не высидишь. И - это, пожалуй, хуже всего - они не отдают себе
отчета, что деньги, которые они одолжили Европе во время войны, были
фактически деньгами, которые они нажили на войне. Их согласие на всеоб-
щий отказ от долгов означало бы оздоровление для всех, в том числе - и
для их страны.
- Разве они пойдут на это?
- Никогда нельзя предсказать, как поступят американцы - они гораздо
импульсивнее нас, жителей Старого Света. Они способны на многое, даже
действуя в собственных интересах. Вам нужна работа?
- Еще как!
- Ваше образование?
- Пробыл два года в Веллингтоне и Кембридже. Потом подвернулось место
на чайной плантации, и я, не долго думая, упорхнул туда.
- Сколько вам лет?
- Двадцать шесть.
- Решили, чем хотели бы заняться?
Молодой человек выпрямился:
- Вообще-то я согласен на все, сэр. Но особенно хорошо знаю лошадей.
Я уже думал, нельзя ли устроиться в скаковую конюшню, или на конский за-
вод, или где-нибудь при манеже.
- Это мысль! Странная судьба у лошади: чем больше вымирает, тем
больше входит в моду. Я поговорю с моим кузеном Джеком Масхемом. Он кон-
