Марсель.
Девушка увидела капли влаги в складках щек Стэка. Он громко засопел и
сердито провел рукой по лицу:
- Я прожил с ним четырнадцать лет, мисс. Такое даром не проходит.
Он сказал, что не вернется.
- Куда он уехал?
- В Сиам.
- Дальняя дорога! - улыбнулась Динни. - Главное - чтобы он снова был
счастлив.
- Вот именно, мисс. Может, вам интересно послушать, как кормить соба-
ку? В девять утра давайте ей галету, между шестью и семью вечера - овся-
ную похлебку с кусочком говядины или баранины. Больше ничего не надо...
Фош - хороший, спокойный пес. Дома ведет себя как настоящий джентльмен.
Если захотите, он может спать у вас в комнате.
- Вы остаетесь на прежнем месте, Стэк?
- Да, мисс. Квартира-то ведь их светлости. Я всегда говорил вам,
мисс, что мистер Дезерт - человек стремительный, но в этот раз он,
по-моему, долго думал. Не было ему в Англии счастья.
- Я тоже уверена, что он все хорошо обдумал. Могу я быть чем-нибудь
вам полезна, Стэк?
Слуга покачал головой, глаза его остановились на лице девушки, и она
поняла, что он хочет, но не решается высказать ей свое сочувствие.
Девушка встала:
- Я, пожалуй, пойду прогуляюсь с Фошем. Пусть привыкает ко мне.
- Правильно, мисс. Я всегда держу его на поводке, спускаю только в
парках. Если понадобится что-нибудь спросить насчет него, номер телефона
у вас есть.
Динни протянула руку:
- Ну, до свиданья, Стэк. Желаю вам всего наилучшего.
- Того же и вам, мисс.
В глазах слуги светилось нечто большее, чем понятливость; рукопожатие
его было судорожно крепким. Пока он не ушел и дверь не закрылась, Динни
продолжала улыбаться; затем опустилась на кушетку и закрыла глаза рука-
ми. Собака, проводившая Стэка до дверей, поскулила и вернулась к девуш-
ке. Та открыла глаза, взяла лежавшую у нее на коленях записку Уилфрида и
порвала ее.
- Ну, Фош, что будем делать? Пойдем погуляем? - предложила Динни.
Хвост завилял. Собака опять тихонько заскулила.
- Тогда пошли, милый.
Динни чувствовала, что держится она твердо, но какая-то пружинка
внутри лопнула. Ведя собаку на поводке, она направилась к вокзалу Викто-
рия и остановилась возле памятника. Здесь все по-старому, только листва
вокруг него стала гуще. Человек и лошадь - далекие, отрешенные, сдержан-
ные! Искусно сделано! Девушка долго стояла перед группой, подняв вверх
исхудалое, осунувшееся лицо с сухими глазами, а пес терпеливо сидел ря-
дом с ней.
Потом Динни вздрогнула, повернулась и быстро повела его к парку. По-
гуляла там немного, отправилась на Маунт-стрит и осведомилась, дома ли
сэр Лоренс. Он сидел у себя в кабинете.
- Какая симпатичная собака, дорогая! Твоя? - спросил он.
- Да. Дядя Лоренс, можно вас попросить об одной вещи?
- Разумеется.
- Уилфрид уехал. С утренним поездом. Он не вернется. Будьте так, доб-
ры, предупредите моих, и Майкла, и тетю Эм, и Эдриена, что я не желаю
больше разговоров об этом.
Сэр Лоренс наклонил голову, взял руку племянницы и поднес к губам.
- Я хотел тебе кое-что показать, Динни.
Баронет взял со стола небольшую статуэтку Вольтера:
- Я купил ее по случаю позавчера. До, чего восхитительный старый ци-
ник! Француз в роли циника куда приятней всех остальных. Почему - загад-
ка, хотя и ясно, что цинизм терпим лишь в комбинации с изяществом и ост-
роумием. Без них он просто невоспитанность. Циник англичанин - это чело-
век, который всем недоволен. Циник немец - нечто вроде вепря. Циник
скандинав - чума. Американец циником не бывает, - он слишком суетлив. У
русского чересчур непостоянный для циника склад ума. По-моему, подлинный
циник возможен, помимо Франции, также в Австрии и в Северном Китае. Ви-
димо, тут все зависит от географической широты.
Динни улыбнулась:
- Кланяйтесь, пожалуйста, тете Эм. Я сегодня еду домой.
- Благослови тебя бог, дорогая. Приезжай сюда или в Липпингхолл, ког-
да захочешь; мы любим, когда ты у нас, - ответил сэр Лоренс и поцеловал
племянницу в лоб.
Когда она ушла, он сначала позвонил по телефону, потом разыскал жену:
- Эм, только что заходила бедняжка Динни. Она похожа на улыбающийся
призрак. Все кончено. Дезерт уехал сегодня утром. Она не желает больше
об этом говорить. Запомнила, Эм?
Леди Монт, которая ставила цветы в китайский кувшин, выронила их и
обернулась:
- О боже мой! Поцелуй меня, Лоренс.
С минуту они постояли обнявшись. Бедная Эм! Сердце у нее мягкое, как
масло! Леди Монт, уткнувшись в плечо мужа, сказала:
- У тебя воротник весь в волосах. Вечно ты причесываешься после то'о,
как наденешь пиджак! Повернись, я сниму.
Сэр Лоренс повернулся.
- Я позвонил Майклу, Эдриену и в Кондафорд. Запомни, Эм, все должно
выглядеть так, как будто ничего не было!
- Конечно, запомню. Зачем она приходила?
Сэр Лоренс пожал плечами.
- У нее новая собака - черный спаниель.
- Спаниели очень преданные, но быстро жиреют. Да! Что тебе ответили
по телефону?
- Только "О!", "Понимаю" и "Разумеется".
- Лоренс, мне хочется плакать. Возвращайся поскорее и поведи меня ку-
да-нибудь.
Сэр Лоренс потрепал жену по плечу и быстро вышел. Он тоже был в нес-
колько необычном состоянии. Возвратись в кабинет, он сел и задумался.
Бегство Дезерта - единственное реальное решение вопроса. Он понимал
Уилфрида яснее и глубже, чем все остальные, кого затронули события. Ви-
димо, в этом парне действительно есть крупица чистого золота, которую
он, повинуясь своей натуре, изо всех сил пытается скрыть. Но связать с
ним жизнь?.. Ни за что на свете! Он трус? Конечно, нет. Эта история сов-
сем не так проста, как предполагают Джек Масхем и настоящие саибы, наив-
но считающие, что белое не есть черное и наоборот. О нет! Молодой Дезерт
попал в переплет при исключительных обстоятельствах. Учитывая его строп-
тивость, бунтарство, гуманизм, неверие в бога и дружбу с арабами, срав-
нивать его с любым другим англичанином, который мог бы оказаться на его
месте, - это все равно что сравнивать сыр с мелом. Но как бы то ни было,
связывать с ним жизнь нельзя. Бедняжка Динни дешево отделалась. Какие
шутки играет с людьми судьба! Почему выбор Динни пал именно на Дезерта?
Чем объяснить его? Только любовью. А любовь не подчиняется законам - да-
же законам здравого смысла. Какая-то часть души Динни потянулась к такой
же, родственной ей части его души, пренебрегая всем, что в той было ей
чуждого и не считаясь с внешними препятствиями. Может быть, Динни уже
никогда не представится возможность еще раз "угодить в самую точку", как
сказал бы Джек Масхем. Но, ей-богу, брак даже в наши дни не минутная за-
бава, а дело целой жизни. Он требует всего счастья, всей заботы, которую
два человека могут дать друг другу. А что мог бы дать Дезерт? Немного, -
у него беспокойный характер, он в разладе с самим собой и к тому же по-
эт. Кроме того, он горд - горд той внутренней самоуничижающей гордостью,
от которой мужчине никогда не отделаться. Незаконная связь, одно из тех
неустойчивых содружеств, на какие отваживаются современные молодые люди?
Они не для Динни, - это почувствовал даже Дезерт. Физическое немыслимо
для нее без духовного. Что ж, в мире стало одной долгой сердечной мукой
больше! Бедная Динни!
"Куда же мне пойти с Эм в такой ранний час? - подумал сэр Лоренс. -
Зоологический сад не любит она. Галерея Уоллеса надоела мне. К мадам
Тюссо! Это ее развеселит. К мадам Тюссо!"
XXXVII
В Кондафорде Джин прямо от телефона побежала к свекрови и передала ей
слова сэра Лоренса. Кроткое, немного застенчивое лицо леди Черрел стало
тревожным и озабоченным.
- О!
- Пойти мне сказать генералу?
- Пожалуйста, дорогая.
Снова оставшись наедине со своими счетами, леди Черрел задумалась.
Из всей семьи только она, которой, как и Хьюберту, не довелось лично
видеть Дезерта, старалась не поддаваться предубеждению, и совесть у нее
была чиста, - она ни разу не возразила дочери открыто. Сейчас она испы-
тывала только беспокойство и сострадание. Чем помочь Динни? И, как всег-
да бывает в тех случаях, когда нашего ближнего постигает утрата, она
смогла придумать только одно - цветы.
Леди Черрел выскользнула в сад и подошла к клумбам роз, сгруппирован-
ным вокруг старых солнечных часов и защищенным сбоку живой изгородью из
высоких тисов. Она наполнила корзину лучшими цветами, отнесла их в уз-
кую, монастырского вида спальню Динни и расставила в вазах возле кровати
и на подоконнике. Затем, распахнув двери и стрельчатое окно, позвонила
горничной, велела убрать комнату и приготовить постель. Потом поправила
висевшие на стенах репродукции с флорентийских картин, которые немного
перекосились, и сказала:
- Пыль с рамок я стерла, Энни. Не закрывайте окно и дверь: пусть в
комнате хорошо пахнет. Можете вы прибрать ее сейчас же?
- Да, миледи.
- Тогда не откладывайте, - я не знаю точно, когда приезжает мисс Дин-
ни.
Леди Черрел вернулась к своим счетам, но не смогла привести их в по-
рядок, сунула в ящик и отправилась к мужу. Тот тоже сидел над счетами и
бумагами, и вид у него был подавленный. Она подошла к нему и прижала его
голову к себе:
- Джин тебе сказала, Кон?
- Это, конечно, единственный выход. Но мне будет больно видеть, как
Динни тоскует.
Они помолчали, потом леди Черрел посоветовала:
- По-моему, нужно рассказать Динни о наших затруднениях. Это ее хоть
немного отвлечет.
Генерал взъерошил себе волосы:
- В этом году мне не хватит трехсот фунтов. Двести я выручу за лоша-
дей, остальное покроет лес. Даже не знаю, что тяжелее. По-твоему, Динни
что-нибудь придумает?
- Нет, но это ее обеспокоит и помешает ей так сильно тревожиться изза
другого.
- Понимаю. Ну, тогда расскажи ей сама или попроси Джин. Я не могу.
Динни еще решит, что я намерен урезать ее карманные деньги, а она и так
получает жалкие гроши. Дайте ей понять, что об этом даже речи нет. Самое
лучшее для нее - уехать путешествовать, но на что?
Этого его жена тоже не знала, и разговор иссяк.
Весь дом Черрелов, на который надежды, страхи, рождения, смерти и су-
ета повседневных переживаний его обитателей наложили за долгие века от-
печаток степенной осторожности, подобающей преклонному возрасту, испыты-
вал в этот день неловкость, и она давала себя знать в каждом слове и
жесте не только его хозяев, но даже горничных. Как держаться? Как выка-
зать сочувствие и в то же время не показать его? Как встретить человека
так, чтобы он не почувствовал в словах привета намека на ликование? Все-
общее замешательство заразило самое Джин. Сперва она вымыла и вычесала
собак, потом настоятельно потребовала дать ей машину, решив встречать
все дневные поезда.
Динни приехала с третьим. Она вышла из вагона с Фошем и сразу же по-
пала в объятия Джин.
- Хэлло, вот и ты, дорогая! - поздоровалась та. - Новая собака?
- Да, и чудесная.
- Много у тебя вещей?
- Только то, что со мной. Бесполезно искать носильщика, - они вечно
заняты с велосипедами.
- Я снесу.
- Ни в коем случае. Веди Фоша!
Оттащив чемодан и саквояж к машине, Динни спросила:
- Джин, не возражаешь, если я пройдусь полем? Фошу будет полезно, да
и в поезде было душно. Я с удовольствием подышу запахом сена.
- Да, его еще не убрали. А я отвезу вещи и приготовлю чай.
Динни проводила Джин улыбкой, и всю дорогу до поместья ее невестка
вспоминала эту улыбку и вполголоса отводила душу...
Динни вышла на полевую тропинку и спустила, Фоша с поводка. Он ринул-
ся к живой изгороди, и девушка поняла, как ему не хватало зелени и прос-
тора. Деревенская собака! На минуту его деловитая радость отвлекла вни-
мание девушки; затем мучительная и горькая боль вернулась снова. Динни
позвала собаку и двинулась дальше. На первом из черрелских лугов сено
