Кондафорде ее мать делает что может для фермеров. Словом, не знаю, что
будет дальше. Лоренс не может отложить ни пенни.
- Мы сидим между двух стульев, Эм, и в один прекрасный день с треском
грохнемся на пол.
- По-моему, нам придется умирать в бо'адельне.
И леди Монт поднесла свою работу к свету.
- Нет, капель делать не буду. Может быть, переехать в Кению? Там, го-
ворят, нетрудно начать вы'одное дело.
- Мне противно даже думать, что какой-нибудь олух купит Кондафорд,
чтобы наезжать туда пьянствовать под воскресенье, - с неожиданной энер-
гией объявил Эдриен.
- Я хотела бы стать лесным духом и от'онять чужих от Кондафорда.
Он немыслим без Черрелов.
- Чертовски удачно сказано, Эм. Но на свете существует проклятый про-
цесс, называемый эволюцией, и родина его - Англия.
Леди Монт вздохнула, поднялась и подплыла к своему попугаю:
- Полли, мы умрем с тобой в бо'адельне.
XXXIV
Когда Компсон Грайс позвонил Майклу, или, вернее. Флер, потому что
Майкла не было дома, голос его звучал несколько растерянно.
- Что-нибудь передать ему, мистер Грайс?
- Ваш муж просил меня выяснить, каковы планы Дезерта. Так вот, Дезерт
только что заходил ко мне и фактически сказал, что опять уезжает, но...
э-э... мне не понравился его вид, и рука у него была горячая, - навер-
ное, температурит.
- Он болел малярией, она еще не прошла.
- А! Кстати, посылаю вам книгу; уверен, что она вам понравится; ее
написал один франко-канадец.
- Благодарю. Я скажу Майклу, когда он вернется.
Флер задумалась. Рассказать ли Динни об этом звонке? Ей не хотелось
этого делать, не посоветовавшись с Майклом, а тот, может быть, не явится
даже к обеду, - парламентская сессия в полном разгаре. Мучить человека
неизвестностью - как это похоже на Уилфрида! Она всегда чувствовала, что
знает его лучше, чем Майкл и Динни. Они убеждены, что он - чистое золо-
то. Она же, к которой он когда-то тянулся с такой неистовой страстью,
уверена, что если он и золото, то самой низкой пробы. "Это, наверно, по-
тому что я, как человек, - ниже их", - решила Флер. Люди мерят других
собственной меркой, не так ли? И все-таки трудно высоко ценить того,
чьей любовницей она не стала и кто ушел из-за нее в неизвестность. Майкл
всегда был нелеп в своих привязанностях, а Динни... Что ж, Динни просто
не понимает.
Флер снова села за прерванные письма. Они были очень важные: она
приглашает к себе интереснейших и виднейших людей Лондона для встречи с
индийскими леди из высших каст, приехавших сюда в связи с конференцией.
Она уже почти кончила писать, когда ей позвонил Майкл. Он осведомился,
не передавал ли ему что-нибудь Компсон Грайс. Изложив ему новости, Флер
спросила:
- Будешь к обеду?.. Очень хорошо! Мне страшно обедать вдвоем с Динни:
она такая веселая, что у меня мурашки бегают. Я понимаю, она не хочет
расстраивать окружающих, но нам было бы легче, если бы она поменьше пря-
тала свои переживания... Дядя Кон?.. Забавно, честное слово, - вся семья
теперь хочет того, от чего раньше шарахалась! По-моему, они просто уви-
дели, как она мучится... Да, она взяла машину и поехала с Китом на Круг-
лый пруд пускать его лодку. Они отослали машину с Дэнди и лодкой, а сами
идут пешком... Хорошо, милый. В восемь. Если можно, не опаздывай... О,
вот и Динни с Китом! До свиданья.
В комнату вошел Кит. Лицо загорелое, глаза голубые, свитер под цвет
глаз, темно-синие штанишки, зеленые чулки-гольфы, коричневые спортивные
башмаки, светлые волосы.
- Тетя Динни пошла прилечь. Она сидела на траве. Она говорит - скоро
поправится. Как ты думаешь, у нее будет корь? Я уже болел, мамочка. Если
на нее накладут карантин, я все равно буду к ней заходить. Она испуга-
лась, - мы встретили одного мужчину.
- Какого мужчину?
- Он не подошел к нам. Такой высокий, шляпу держал в руке, а когда
увидел нас, чуть не побежал.
- Откуда ты знаешь, что он заметил вас?
- Ну как же! Он шел прямо на нас, а потом раз - ив сторону.
- Вы встретили его в парке?
- Да.
- В каком?
- В Грин-парке.
- Худой, смуглый?
- Да. Ты его тоже знаешь?
- Почему "тоже". Кит? Разве тетя Динни его знает?
- По-моему, да. Она сказала: "Ох!" - и положила руку вот сюда. А по-
том посмотрела ему вслед и села на траву. Я обмахивал ее шарфом. Я люблю
тетю Динни. У нее есть муж?
- Нет.
Когда Кит ушел. Флер обдумала положение. Динни догадается, что малыш
все рассказал. Поэтому она решила только послать наверх нюхательную соль
и справиться о состоянии девушки.
Та велела передать: "К обеду буду в порядке".
Однако перед обедом пришло второе сообщение: она еще чувствует сла-
бость, хочет лечь и как следует выспаться.
Таким образом. Флер и Майкл обедали вдвоем.
- Разумеется, это был Уилфрид.
Майкл кивнул:
- Как я хочу, чтобы он наконец убрался! Вся эта история - сплошная
пытка. Помнишь то место у Тургенева, где Литвинов смотрит, как дымок по-
езда вьется над полями?
- Нет, а что?
- Все, чем Динни жила, рассеялось, как дым.
- Да, - уронила Флер, не разжимая губ. - Но огонь скоро отгорит.
- А что останется?
- То же, что и было.
Майкл пристально посмотрел на спутницу жизни. Она подцепила вилкой
кусочек рыбы и сосредоточенно рассматривала его. Потом с легкой застыв-
шей улыбкой поднесла ко рту и начала жевать так, словно пережевывала
Старые воспоминания. То же, что и было! Да, она такая же прелестная, как
была, разве что чуточку полнее, - пышные формы опять входят в моду.
Майкл отвел глаза: ему до сих пор становится не по себе, как только он
подумает о том, что произошло четыре года назад и о чем он знал так ма-
ло, догадывался так ясно и не говорил ничего. Дым! Неужели всякая чело-
веческая страсть перегорает и синей пеленой стелется над полями, на
мгновение заслоняя солнце, всходы и деревья, а затем тает в воздухе, и
день попрежнему беспощадно ясен? Неужели все остается, как было? Не сов-
сем! Нет дыма без огня, а где прошел огонь, там что-то должно изме-
ниться. Наверно, и облик Динни, которую он знает с детства, тоже изме-
нится - станет суровее, резче, точенее, утратит свежесть? Майкл объявил:
- К девяти мне нужно обратно в палату, - выступает министр финансов.
Почему его полагается слушать, не знаю, но так нужно.
- Почему нужно кого-нибудь слушать - всегда загадка. Видел ты в пала-
те оратора, которому удалось бы кого-нибудь в чем-нибудь убедить?
- Нет, - ответил Майкл с кривой улыбкой. - Но человек живет надеждой.
Мы отсиживаем там целые дни, обсуждаем разные благотворные меры, затем
голосуем и добиваемся тех же результатов, какие получили бы после двух
первых речей. И так тянется уже столетия!
- Ребячество! - вставила Флер. - Кит думает, что у Динни будет корь.
И еще он спросил, есть ли у нее муж... Кокер, кофе, пожалуйста. Мистер
Монт должен уходить.
Когда Майкл поцеловал ее и удалился, Флер поднялась в детские. У Кэт-
рин сон на редкость здоровый. На нее приятно смотреть - хорошенькая де-
вочка. Волосы будут, наверно, как у матери, а цвет глаз так колеблется
между серым и карим, что обещает стать зеленым. Она подложила ручонку
под голову и дышит легко, как цветок. Флер кивнула няне и открыла дверь
второй детской. Будить Кита опасно. Он потребует бисквитов и, вероятно,
молока, захочет поговорить и попросит ему почитать. Дверь скрипит, но он
не проснулся. Его светлая решительная головка откинута на подушку, изпод
которой выглядывает дуло пистолета. На улице жарко, он сбросил одеяло, и
ночник освещает его раскрывшуюся до колен фигурку в голубой пижаме. Кожа
у него смуглая и здоровая, подбородок форсайтовский. Флер подошла вплот-
ную к кроватке. Кит очарователен, когда он засыпает с таким решительным
видом, словно приказал уняться своему возбужденному воображению. Флер
осторожно, кончиками пальцев, приподняла простыню, подтянула ее и прик-
рыла сына; затем постояла, упираясь руками в бедра и приподняв одну
бровь. У Кита сейчас - самая лучшая пора, и она продлится еще года два,
пока он не пойдет в школу. Вопросы пола его еще не волнуют. Все к нему
добры; вся жизнь для него - как приключение из книжек. Книжки! Старые
книжки Майкла, ее собственные и те немногие, написанные со времени ее
детства, какие можно давать ребенку. Замечательный возраст у Кита! Флер
быстро окинула взглядом еле освещенную комнату. Его ружье и меч лежат
рядом на стуле в полной боевой готовности. Проповедуем разоружение и во-
оружаем детей до зубов! Остальные игрушки, большей частью заводные, - в
классной комнате. Нет, на подоконнике стоит лодка, которую он пускал с
Динни; паруса все еще подняты; в углу на подушке лежит серебристая соба-
ка, давно заметившая Флер, но слишком ленивая, чтобы встать. Шерсть у
нее на хвосте приподнялась; хвост виляет, приветствуя гостью. И, боясь,
что пес нарушит этот упоительный покой, Флер послала им обоим воздушный
поцелуй и прокралась обратно к двери. Снова кивнула няне, посмотрела на
ресницы Кэтрин и вышла. Потом на цыпочках спустилась по лестнице до сле-
дующего этажа, где находилась комната, расположенная над ее спальней и
отведенная Динни. Не будет ли бестактностью, если она заглянет к девушке
и спросит, не нужно ли ей чего-нибудь? Флер подошла к двери. Только по-
ловина десятого! Динни еще не могла заснуть. Вероятно, совсем не заснет.
Страшно даже подумать, как она лежит одна, безмолвная и несчастная! Мо-
жет быть, разговор принесет ей облегчение, отвлечет ее? Флер подняла ру-
ку, собираясь постучать, и внезапно услышала приглушенный, но исключав-
ший всякие сомнения звук - судорожное всхлипывание человека, который
плачет в подушку. Флер словно окаменела. В последний раз она слышала
этот звук четыре года назад, когда он вырывался у нее самой. Воспомина-
ние было таким острым, что ей чуть не стало дурно от этого страшного и
священного звука. Она ни за что на свете не войдет к Динни! Флер заткну-
ла уши, отпрянула от двери, бросилась вниз и включила радио, чтобы защи-
титься от этого обжигающего звука. Передавали второй акт "Чио-Чио-сано.
Флер выключила приемник и снова села за бюро. Быстро набросала нечто
вроде формулы: "Буду счастлива, если и т, д... Вы увидите настоящих оча-
ровательных индийских леди и т, д... Флер Монт". Еще одно письмо, еще и
еще, а в ушах стоит рыдающий звук! Как душно сегодня! Флер отдернула за-
навески и распахнула окно: пусть воздух входит свободно. Опасная штука
жизнь, - вечно таит в себе угрозу и непрерывно причиняет мелкие огорче-
ния. Если кидаешься вперед и хватаешь ее руками за горло, она отступит,
но затем все равно подло ударит исподтишка. Половина одиннадцатого! О
чем они так долго тараторят у себя в парламенте? Опять какойнибудь гро-
шовый налог? Флер закрыла окно, задернула занавески, заклеила письма и,
собираясь уходить, в последний раз оглядела комнату. И вдруг пришло вос-
поминание - лицо Уилфрида за окном в тот вечер, когда он бежал от нее на
Восток. Что, если сейчас он снова там, если второй раз за свою нелепую
жизнь он, как бестелесный призрак, стоит за этим окном и хочет войти -
но уже не к ней, а к Динни? Флер погасила свет, ощупью нашла дорогу, ос-
торожно раздвинула занавески и выглянула. Ничего - одни последние медли-
тельные лучи гаснущего дня. Флер раздраженно опустила занавески и подня-
лась наверх в спальню. Встала перед трюмо, на мгновение прислушалась,
потом старалась уже не слушать. Такова жизнь! Человек пытается заткнуть
уши и закрыть глаза на все, что причиняет боль, - если, конечно, удает-
ся. Можно ли его за это винить? Все равно сквозь вату и опущенные веки
проникает многое такое, на что не закроешь глаза, перед чем не заткнешь
уши. Не успела Флер лечь, как явился Майкл. Она рассказала ему о всхли-
пываньях; он в свою очередь постоял, прислушиваясь, но сквозь толстый
