ли.
Жена, сообщил Дарти своим приятелям, собиралась потащить его с визи-
тами. Но он этого терпеть не может - благодарю покорно. Ха!
Кликнув лакея, Дарти послал его в холл узнать результаты заезда в
4.30. Устал как собака, продолжал Дарти; таскался с женой все утро. Хва-
тит с него. В конце концов, есть же у человека личная жизнь.
Взглянув в эту минуту в окно, около которого он всегда садился, чтобы
видеть прохожих, Дарти, к несчастью, а может быть, и к счастью, заметил
Сомса, осторожно переходившего улицу со стороны Грин-парка с очевидным
намерением зайти в "Айсиум", членом которого он тоже состоял.
Дарти вскочил с места; схватив стакан, он пробормотал что-то насчет
"этого заезда в 4.30" и поспешно скрылся в комнату для карточной игры,
куда Сомс никогда не заглядывал. Сидя там в полутьме, он в полном уеди-
нении наслаждался личной жизнью до половины восьмого, зная, что к этому
времени Сомс наверняка уйдет из клуба.
Нечего и думать, повторял Дарти, чувствуя, что его одолевает соблазн
присоединиться к разговорам у окна, - просто нечего и думать идти на
риск и ссориться с Уинифрид сейчас, когда его финансы в таком плачевном
состоянии, а "старик" (Джемс) все еще дуется после той истории с нефтя-
ными акциями, в которой Дарти совершенно не виноват.
Если Сомс увидит его в клубе, до Уинифрид обязательно дойдут слухи,
что Дарти не был у дантиста. Дарти не знал другой семьи, где бы слухи
"доходили" с такой быстротой. Лакированные ботинки Дарти поблескивали в
сумерках, он сидел посреди зеленых ломберных столиков с хмурой гримасой
на оливковом лице и, скрестив ноги в клетчатых брюках, покусывал палец и
ломал себе голову, где же раздобыть деньги, если "Эрос" не выиграет Лан-
каширского кубка.
Его мрачные мысли обратились к Форсайтам. Что за народ! Ничего из них
не выжмешь - во всяком случае, Сколько надо труда на это ухлопать. В де-
нежных делах - выжиги; и хоть бы один спортсмен среди них нашелся, разве
только Джордж, больше никого. Взять этого Сомса, например: попробуй за-
нять у него десятку, да его удар хватит, а нет, так он подарит тебя та-
кой надменной улыбочкой, как будто конченный ты человек, раз уж решился
просить взаймы.
А жена этого Сомса! Рот Дарти непроизвольно наполнился слюной. Он
пробовал подружиться с ней, вполне естественно, что человеку хочется
дружить с хорошенькой свойственницей, но будь он проклят, если у этой
(мысленно Дарти употребил очень грубое выражение) нашлось для него хоть
единое словечко: смотрит на него, как будто перед ней так, мразь ка-
кая-то, а между тем она способна на многое - Дарти готов об заклад
биться. Уж он-то знает женщин; такие мягкие глаза, такая фигура что-ни-
будь да значат, и Сомс в этом очень скоро убедится, если в слухах, кото-
рые ходят относительно "лихого пирата", есть хоть доля правды.
Встав с кресла, Дарти сделал круг по комнате и остановился у мрамор-
ного камина перед зеркалом; он простоял там довольно долго, созерцая
собственное отражение. Как и у многих мужчин его типа, лицо Дарти с тем-
ными нафабренными усами и благообразными бачками казалось пропитанным
льняным маслом. С озабоченным видом потрогав свой Довольно толстый нос,
Дарти почувствовал там намек на будущий прыщик.
Тем временем старый Джолион нашел единственное свободное кресло в по-
местительной гостиной Тимоти. Своим приходом он, по-видимому, помешал
какому-то разговору, все чувствовали явную неловкость. Тетя Джули, из-
вестная своей добротой, поторопилась прийти на выручку.
- Знаешь, Джолион, - сказала она, - мы как раз вспоминали, что ты
давно уже у нас не показывался; впрочем, ничего удивительного в этом
нет. Ты, должно быть, занят? Вот Джемс говорит, что сейчас такое горячее
время...
- Да? - Старый Джолион пристально посмотрел на Джемса. - Не такое уж
горячее время, надо только поменьше совать нос в чужие дела.
Джемс, с угрюмым видом сидевший в таком низеньком кресле, что колени
его углом торчали кверху, беспокойно задвигал ногами и наступил на кош-
ку, неосмотрительно спрятавшуюся здесь от старого Джолиона.
- Тут, кажется, кошка, - проворчал он обиженным тоном, почувствовав,
что нога его попала во что-то мягкое и пушистое.
- И не одна, - сказал старый Джолион, оглядывая всех присутствующих,
- я только что наступил на какую-то.
Последовало молчание.
Миссис Смолл сплела пальцы и, переводя свой трогательно безмятежный
взгляд с одного лица на другое, спросила:
- А как поживает наша Джун?
В суровых глазах старого Джолиона промелькнула усмешка. Поразительная
женщина эта Джули! Второй такой не найдешь - всегда ухитрится сказать
что-нибудь некстати!
- Плохо! - ответил он. - Лондон ей вреден - слишком много народа кру-
гом, слишком много всяких пересудов и болтовни!
Он подчеркнул эти слова и посмотрел на Джемса.
Снова наступило молчание.
Все чувствовали, что предпринять сейчас какой-нибудь шаг или отва-
житься на какое-нибудь замечание слишком опасно. Ощущение неотвратимости
рока, знакомое зрителям греческой трагедии, нависло и в этой загромож-
денной мебелью комнате, где собрались седовласые старики, нарядно одетые
женщины - все люди одной крови, люди, объединенные неуловимым семейным
сходством.
Они не сознавали этой неотвратимости - роковое, холодное дыхание ее
можно только чувствовать.
Суизин встал. Он-то не намерен оставаться здесь, он никому не позво-
лит себя запугивать! И, с подчеркнутой величавостью пройдясь по комнате,
он каждому по очереди пожал руку.
- Передайте Тимоти, - сказал Суизин, - что он напрасно так носится с
собой! - затем, повернувшись к Фрэнси, которую считал "элегантной", при-
бавил: - Ас тобой мы как-нибудь на днях поедем кататься, - и сейчас же
перед ним встала картина той знаменательной поездки, о которой шло
столько разговоров за последнее время, и он замер на месте, глядя прямо
перед собой остекленевшими глазами, словно стараясь осмыслить всю важ-
ность своих же собственных слов; затем, вспомнив вдруг, что ему "реши-
тельно все равно", повернулся к старому Джолиону: - До свидания, Джоли-
он! Напрасно ты ходишь без пальто - схватишь ишиас или еще какую-нибудь
гадость!
И, легонько подтолкнув кошку узким носком лакированного башмака, Суи-
зин величественно выплыл из гостиной.
После его ухода все тайком переглянулись, стараясь проверить друг на
друге впечатление от слова "кататься", которое уже получило известность
в семье, приобрело глубочайший смысл, будучи единственным, так сказать,
достоверным фактом, имевшим непосредственное отношение к тому, что по-
рождало столько неясных, зловещих толков, Юфимия не сдержалась и загово-
рила с коротким смешком:
- Как хорошо, что дядя Суизин не приглашает меня кататься!
Желая утешить ее и сгладить неловкость, которую мог вызвать разговор
на подобные темы, миссис Смолл ответила:
- Милочка, дядя Суизин любит катать элегантных женщин, ему приятно
немного покрасоваться в их обществе. Никогда не забуду своей поездки с
ним. Как я трусила!
На мгновение пухлое старческое лицо тети Джули расплылось от удо-
вольствия, затем сморщилось, и на глазах у нее навернулись слезы. Она
вспомнила одну свою давнишнюю поездку в обществе Септимуса Смолла.
Джемс, с мрачным видом сидевший в низеньком кресле, вдруг очнулся.
- Чудак Суизин, - сказал он вяло.
Молчаливость старого Джолиона и его суровый взгляд держали всех в
состоянии, близком к параличу. Старый Джолион и сам был смущен впечатле-
нием, создавшимся после его слов, - оно только подчеркивало всю серьез-
ность слухов, которые он пришел опровергнуть; но гнев все еще не покидал
его.
Он не кончил - нет, нет, - он еще проучит их как следует!
Старый Джолион не хотел "учить" племянниц, он с ними не ссорился -
молодые хорошенькие женщины всегда могли рассчитывать на его милосердие,
- но этот Джемс и остальная публика - правда, в меньшей степени - заслу-
жили хороший урок. И старый Джолион тоже справился о Тимоти.
Словно почувствовав опасность, грозившую младшему брату, миссис Смолл
предложила Джолиону чаю.
- Правда, он совсем остыл, пока ты сидишь тут, - сказала она, - но
Смизер заварит свежий.
Старый Джолион встал.
- Благодарю, - ответил он, в упор глядя на Джемса, - мне некогда пить
чай, разводить сплетни и тому подобное! Пора домой! До свидания, Джули,
до свидания, Эстер, до свидания, Уинифрид!
И без дальнейших церемоний вышел из комнаты.
В кэбе гнев его испарился. Так бывало всегда: стоило ему только дать
волю своему гневу - и он исчезал. Старому Джолиону стало грустно. Может
быть, он и заткнул им рты, но какой ценой! Старый Джолион знал теперь,
что в слухах, которым он отказался верить, была правда. Джун брошена, и
брошена ради жены сынка Джемса! Он чувствовал, что все это правда, и уп-
рямо решил считать эту правду вздором; а боль, которая таилась под таким
решением, медленно, но верно переходила в слепую злобу против Джемса и
его сына.
Шесть женщин и один мужчина, оставшиеся в комнате, занялись разгово-
ром, насколько разговор мог удаться после всего, что произошло; каждый
считал себя совершенно непричастным к сплетням, но был твердо уверен,
что остальные шестеро сплетнями не гнушаются; поэтому все сидели злые и
растерянные. Один только Джемс сохранял молчание, взволнованный до глу-
бины души.
Фрэнси сказала:
- По-моему, дядя Джолион ужасно изменился за последний год. Правда,
тетя Эстер?
Тетя Эстер съежилась.
- Ах, спроси тетю Джули! - сказала она. - Я не знаю.
Остальные не побоялись подтвердить слова Фрэнси, а Джемс мрачно про-
бормотал, не поднимая глаз от пола:
- Ничего прежнего в нем не осталось.
- Я уже давно это заметила, - продолжала Фрэнси, - он ужасно поста-
рел.
Тетя Джули покачала головой; лицо ее превратилось в сплошную гримасу
сострадания.
- Бедный Джолион! - сказала она. - За ним нужен уход!
Снова наступило молчание; затем все пятеро гостей встали сразу, слов-
но каждый из них боялся задержаться здесь дольше других, и простились.
Миссис Смолл, тетя Эстер и кошка снова остались одни; вдалеке хлопну-
ла дверь, возвещая о приближении Тимоти.
В тот же вечер, когда тетя Эстер только что задремала у себя в
спальне, которая принадлежала тете Джули до того, как тетя Джули переб-
ралась в спальню тети Энн, дверь приотворилась и вошла миссис Смолл в
розовом чепце и со свечой в руках.
- Эстер! - сказала она. - Эстер!
Тетя Эстер слабо зашевелилась под одеялом.
- Эстер, - повторила тетя Джули, желая убедиться, что сестра просну-
лась, - я так беспокоюсь о бедном Джолионе. Как ему помочь? - она сдела-
ла ударение на этом слове. - Что ты посоветуешь?
Тетя Эстер снова завозилась под одеялом, в голосе ее послышались умо-
ляющие нотки:
- Как помочь? Откуда же я знаю?
Тетя Джули вышла из комнаты вполне удовлетворенная и с удвоенной ос-
торожностью притворила за собой дверь, чтобы не беспокоить Эстер, но
ручка выскользнула у нее из пальцев и дверь захлопнулась с грохотом.
Вернувшись к себе, тетя Джули остановилась у окна и сквозь щелку меж-
ду кисейными занавесками, плотно задернутыми, чтобы с улицы ничего не
было видно, стала смотреть на луну, показавшуюся над деревьями парка. И,
стоя там в розовом чепчике, обрамлявшем ее круглое, печально сморщившее-
ся лицо, она проливала слезы и думала о "бедном Джолионе" - старом, оди-
ноком, и о том, что она могла бы помочь ему и он привязался бы к ней и
любил бы ее так, как ее никто не любил после... после смерти бедного
Септимуса.
VIII
БАЛ У РОДЖЕРА
Дом Роджера на Принсез-Гарденс был ярко освещен. Множество восковых
свечей горело в хрустальных канделябрах, и паркет длинного зала отражал
эти созвездия. Впечатление простора достигалось тем, что вся мебель была
