как быстро звери утоляют голод, - молодой Джолион не знал. До его слуха
доносились обрывки разговоров: "Какой страшный тигр!" - "Ну что за пре-
лесть! Посмотри, какой у него ротик". - "Да, славный зверь! Мама, не
подходи так близко!"
И время от времени то один, то другой оглядывался по сторонам и пох-
лопывал себя легонько по карманам, словно опасаясь, - как бы молодой
Джолион или кто-нибудь еще не покусился на их содержимое, предварительно
напустив на себя безразличный вид.
Какой-то толстяк в белом жилете процедил сквозь зубы:
- Жадность - и больше ничего, не голодные же они в самом деле: сидят
без движения.
В это время тигр схватил кусок кровавой печенки, и толстяк рассмеял-
ся. Его жена в нарядном парижском туалете и В пенсне с золотой оправой
возмутилась:
- Что тут смешного, Гарри! Ужасное зрелище!
Молодой Джолион нахмурился.
Обстоятельства его жизни - правда, теперь он смотрел на них уже с
большим хладнокровием - сплошь и рядом вызывали у него вспышки презрения
к окружающим; и свой сарказм молодой Джолион чаще всего изливал на пред-
ставителей одного с ним класса - класса, который держит собственные вы-
езды.
Засадить льва или тигра в клетку - самое настоящее варварство. Однако
ни один цивилизованный человек не признает этого.
Отцу, например, вряд ли когда приходило в голову, что держать диких
зверей за решеткой - варварство; он принадлежал к старой школе, считав-
шей, что павианы и пантеры, посаженные в клетку, являют собой весьма
возвышенное и поучительное зрелище, вдобавок животные эти могут умереть
от тоски и горя и заставить общество позаботиться о покупке новых зве-
рей. В глазах отца, как и в глазах всех Форсайтов, удовольствие, которое
они испытывали, глядя на прекрасных животных, сидевших в заточении, пе-
ревешивало все неудобства этого заточения для самих животных, коим бог
столь неосмотрительно повелел жить на свободе. Им же самим лучше - клет-
ка оберегает от бесчисленных опасностей, что подстерегают их на воле,
дает возможность спокойно существовать в надежном, отгороженном от ос-
тального мира уголке! Да и вообще сомнительно, чтобы у диких зверей было
какое-нибудь другое назначение, кроме как сидеть за решеткой!
Но так как беспристрастие было не чуждо молодому Джолиону, то он при-
шел к выводу, что называть варварством то, что есть лишь отсутствие во-
ображения, - несправедливо: ведь никому из них не приходилось очутиться
на месте зверя, посаженного в клетку, и напрасно было бы ждать, что эти
люди поймут ощущения животного, лишенного свободы.
Они вышли из сада - Джолли и Холли в состоянии блаженного исступле-
ния, - и только тогда старому Джолиону представился случай поговорить с
сыном о том, что лежало у него на сердце.
- Просто теряюсь, - сказал он, - если так будет продолжаться, я не
знаю, чем она кончит. Просил ее позвать доктора - не желает. Ничего в
ней нет моего. Вся в бабушку. Упряма как мул! Уж если заартачится, так
кончено дело!
Молодой Джолион улыбнулся; глаза его скользнули по подбородку отца.
"Оба хороши!" - подумал он, но промолчал.
- А тут еще этот Боснии, - продолжал старый Джолион. - Меня так и
подбивает всыпать этому молодчику как следует, но я не могу, а вот поче-
му бы тебе не попробовать? - добавил он с сомнением в голосе.
- Что же он, собственно, сделал? По-моему, пусть лучше расходятся,
если не могут поладить.
Старый Джолион взглянул на него. Затронув вопрос, касающийся взаимо-
отношений между полами, он сразу же почувствовал недоверие к сыну. Джо,
наверное, придерживается на этот счет весьма сомнительных взглядов.
- Не знаю, как ты на это смотришь, - сказал он. - Мне кажется, ты
становишься на его сторону. Что ж, это не удивительно, но я считаю, что
Боснии ведет себя безобразно, и если он попадется мне когда-нибудь, я
ему так и скажу.
Старый Джолион замолчал.
Невозможно обсуждать с сыном всю недопустимость поведения Боснии.
Разве сам он не совершил такого же (даже худшего) поступка пятнадцать
лет назад? И последствиям этого безумия не видно конца!
Молодой Джолион тоже молчал; он сразу же понял мысли отца, так как,
будучи свергнутым с тех высот, откуда все кажется слишком простым и оче-
видным, он поневоле приобрел проницательность и чуткость.
Его взгляды на вопросы пола, сложившиеся пятнадцать лет назад, в кор-
не расходились со взглядами отца. Этой пропасти не перешагнешь.
Он сказал холодно:
- Босини, верно, увлекся другой?
Старый Джолион недоверчиво посмотрел на него.
- Не знаю, - сказал он, - говорят.
- Должно быть, так оно и есть, - неожиданно ответил сын. - Вам, веро-
ятно, сказали, кто она?
- Да, - проговорил старый Джолион. - Жена Сомса.
Молодой Джолион не свистнул от изумления. Жизнь отучила его свистать
в подобных случаях; он посмотрел на отца с еле заметной усмешкой.
Может быть, старый Джолион и заметил эту усмешку, но не показал вида.
- Они с Джун были такими друзьями! - пробормотал он.
- Бедная девочка! - мягко сказал молодой Джолион.
В его представлении Джун все еще была трехлетним ребенком.
Старый Джолион вдруг остановился.
- Я не верю ни одному слову в этой истории, - сказал он, - сплетни
старых баб! Позови мне кэб, Джо, я смертельно устал!
Они остановились на углу, поджидая свободный кэб, а мимо них одна за
другой проезжали кареты, уносившие из Зоологического сада Форсайтов всех
родов и оттенков. Упряжь, ливреи, начищенные крупы лошадей сверкали и
поблескивали на майском солнце, и каждый экипаж, ландо, кабриолет, каре-
та, шарабан, фаэтон, казалось, горделиво отстукивал колесами:
Я сам и лошади мои и кучер -
Да, черт возьми, весь выезд стоит уйму денег,
Но деньги плачены не даром. Полюбуйтесь
На нашего хозяина, хозяйку!
Полны достоинства! Вот у кого учиться!
И эти слова, как известно каждому, служат весьма достойным аккомпане-
ментом к поездкам, которые совершают Форсайты.
Один кабриолет, запряженный парой светло-гнедых лошадей, мчался быст-
рее других. Кузов его подпрыгивал на высоких рессорах, и четверо седоков
раскачивались в кабриолете, как в колыбели.
Экипаж этот привлек внимание молодого Джолиона; и вдруг в одном из
сидевших лицом к лошадям он узнал дядю Джемса. Бакенбарды у дяди поседе-
ли еще больше, но не узнать его было невозможно. Напротив с раскрытыми
зонтиками в руках, в нарядных туалетах, высокомерно подняв головы, точно
те птицы, которых они только что видели в Зоологическом саду, восседали
Рэчел Форсайт и ее старшая замужняя сестра Уинифрид Дарти; а рядом с
Джемсом, откинувшись на спинку, сидел сам Дарти в новом с иголочки сюр-
туке, с тщательно выпущенной из-под обшлагов широкой полоской манжет.
Неуловимый блеск лежал на этом экипаже; казалось, по нему лишний раз
прошлись самой лучшей краской или лаком; он выделялся из всех остальных,
словно какая-то чрезвычайно удачная экстравагантная черточка, подобная
той, которая отличает настоящее "произведение искусства" от обыкновенной
"картины", помогла ему стать символической колесницей Форсайтов - тро-
ном, воздвигнутым в их царстве.
Старый Джолион не видел кабриолета: он был занят бедняжкой Холли, ус-
тавшей от прогулки, но те, кто сидел в кабриолете, заметили эту ма-
ленькую группу; дамы вздернули головы и поспешно загородились зонтиками;
Джемс простодушно вытянул шею и стал похож на долговязую птицу; рот его
медленно приоткрылся. Круглые щиты-зонтики становились все меньше,
меньше и наконец исчезли.
Молодой Джолион понял, что его узнала даже Уинифрид, а ей было не
больше пятнадцати лет, когда он потерял право называться Форсайтом.
Они-то мало изменились за это время! Молодой Джолион помнил, как выг-
лядел когда-то их выезд: лошади, кучер, экипаж уже другие, конечно, но
на всем лежит тот же отпечаток, что и пятнадцать лет назад; тот же оп-
рятный вид, то же точно выверенное высокомерие - полны достоинства! Как
и прежде, покачиваются на рессорах, как и прежде, держат зонтики, преж-
ний дух сквозит во всех мелочах.
А залитые солнцем экипажи катились один за другим, кивая надменными
щитами зонтиков.
- Вон проехал дядя Джемс со своими дамами, - сказал молодой Джолион.
Отец помрачнел.
- Он видел нас? Да? Гм! Что ему здесь понадобилось?
В эту минуту показался свободный кэб, и старый Джолион остановил его.
- До скорого свидания, мой мальчик! - сказал он. - Не думай о Босини
- я не верю ни одному слову в этой истории!
Поцеловав детей, которые не хотели отпускать его, старый Джолион сел
в кэб и уехал.
Взяв Холли на руки, молодой Джолион неподвижно стоял на углу и смот-
рел вслед удаляющемуся экипажу.
VII
СЪЕЗД У ТИМОТИ
Если бы старый Джолион, садясь в кэб, сказал: "Я не хочу верить ни
одному слову", - он выразил бы свои чувства более точно.
Мысль о том, что Джемс со своим курятником видел его в обществе сына,
разбудила в старом Джолионе не только раздражение против того, что ста-
новилось помехой на его пути, но и столь понятную между братьями скрытую
вражду, корни которой - детское соперничество - с течением жизни нередко
крепнут, уходят в глубину и, скрытые от глаз, питают дерево, приносящее
в свое время горькие плоды.
До сих пор между шестью братьями нельзя было заметить ничего более
серьезного, чем недружелюбие, которое объяснялось скрытым, но вполне ес-
тественным "опасением, что кто-то из пяти богаче меня, шестого; чувство
это начинало переходить в любопытство в связи с близостью смерти - конца
всякого соперничества - и упорным "отмалчиванием" их поверенного, кото-
рый, будучи человеком предусмотрительным, уверял Николаев, что не знает
доходов Джемса, Джемсу говорил то же самое о старом Джолионе, Джолиону -
о Роджере, Роджеру - о Суизине, а Суизину, к его великому неудо-
вольствию, заявлял, что Николае, вероятно, очень богатый человек. Один
Тимоти оставался в стороне со своими консолями.
Но теперь, по крайней мере между этими двумя братьями, замешалось но-
вое чувство обиды С той минуты, как Джемс имел наглость сунуть нос не в
свое дело, по выражению старого Джолиона, он отказался верить россказням
о Босини. Кто-то из членов семьи "этого Джемса" посмел не посчитаться с
его внучкой! Старый Джолион решил, что Боснии просто оклеветали. Причина
его поведения кроется в чем-то другом.
Наверно, Джун повздорила с ним; ее вспыльчивость всем известна!
Он не станет церемониться с Тимоти, тогда посмотрим, прекратятся эти
намеки или нет! И нечего откладывать в долгий ящик, надо ехать сейчас же
и действовать решительно, чтобы не пришлось ездить второй раз за тем же
самым.
Подступ к дому Тимоти загораживал экипаж Джемса. И тут пролезли
раньше всех - уже судачат, наверно, на его счет! А чуть дальше от
подъезда стояли серые Суизина и, повернувшись мордами к гнедым Джемса,
словно переговаривались о форсайтских делах, и кучера тоже переговарива-
лись с высоты своих козел.
Старый Джолион положил цилиндр на стул в том самом маленьком холле,
где когда-то шляпу Босини приняли за кошку, усталым движением провел ху-
дой рукой по лицу и длинным усам, словно стирая малейшие признаки волне-
ния, и поднялся по лестнице.
В большой гостиной было тесно. Она казалась тесной и в лучшие минуты
своей жизни, когда в ней не было ни единого гостя, так как Тимоти и
сестры, следуя традициям своего поколения, считали, что комната будет
"неуютной", если ее не обставить "как следует". Поэтому в гостиной стоя-
ли одиннадцать кресел, диван, три столика, две этажерки, заставленные
бесконечным количеством безделушек, и часть рояля. И теперь, когда здесь
собрались миссис Смолл, тетя Эстер, Суизин, Джемс, Рэчел, Уинифрид, Юфи-
мия, которая заехала вернуть роман "Страсть и смирение", прочитанный за
завтраком, и ее приятельница Фрэнсис - дочь Роджера (единственная музы-
