целоваться!
- Насчет этого я вам скажу хоть бы и про себя, - продолжал попович, -
в бытность мою, примерно сказать, еще в бурсе, вот как теперь помню...
Тут послышался на дворе лай и стук в ворота. Хивря поспешно выбежала
и возвратилась вся побледневшая.
- Ну, Афанасий Иванович! мы попались с вами; народу стучится куча, и
мне почудился кумов голос...
Вареник остановился в горле поповича... Глаза его выпялились, как
будто какой-нибудь выходец с того света только что сделал ему перед сим
визит свой.
- Полезайте сюда!- кричала испуганная Хивря, указывая на положенные
под самым потолком на двух перекладинах доски, на которых была завалена
разная домашняя рухлядь.
Опасность придала духу нашему герою. Опамятовавшись немного, вскочил
он на лежанку и полез оттуда осторожно на доски; а Хивря побежала без
памяти к воротам, потому что стук повторялся в них с большею силою и не-
терпением.
VII
Та тут чудасiя, мосьпане!
Из малоросс. комедии
На ярмарке случилось странное происшествие: все наполнилось слухом,
что где-то между товаром показалась красная свитка. Старухе, продававшей
бублики, почудился сатана в образине свиньи, который беспрестанно накло-
нялся над возами, как будто искал чего. Это быстро разнеслось по всем
углам уже утихнувшего табора; и все считали преступлением не верить,
несмотря на то что продавица бубликов, которой подвижная лавка была ря-
дом с яткою шинкарки, раскланивалась весь день без надобности и писала
ногами совершенное подобие своего лакомого товара. K этому присоедини-
лись еще увеличенные вести о чуде, виденном волостным писарем в разва-
лившемся сарае, так что к ночи все теснее жались друг к другу; спо-
койствие разрушилось, и страх мешал всякому сомкнуть глаза свои; а те,
которые были не совсем храброго десятка и запаслись ночлегами в избах,
убрались домой. К числу последних принадлежал и Черевик с кумом и доч-
кою, которые вместе с напросившимися к ним в хату гостьми произвели
сильный стук, так перепугавший нашу Хиврю. Кума уже немного поразобрало.
Это можно было видеть из того, что он два раза проехал с своим возом по
двору, покамест нашел хату. Гости тоже были в веселом расположении духа
и без церемонии вошли прежде самого хозяина. Супруга нашего Черевика си-
дела как на иголках, когда принялись они шарить по всем углам хаты.
- Что, кума, - вскричал вошедший кум, - тебя все еще трясет лихорад-
ка?
- Да, нездоровится, - отвечала Хивря, беспокойно поглядывая на накла-
денные под потолком доски.
- А ну, жена, достань-ка там в возу баклажку! - говорил кум приехав-
шей с ним жене, - мы черпнем ее с добрыми людьми; проклятые бабы понапу-
гали нас так, что и сказать стыдно. Ведь мы, ей-богу, братцы, по пустя-
кам проехали сюда! - продолжал он, прихлебывая из глиняной кружки. - Я
тут же ставлю новую шапку, если бабам не вздумалось посмеяться над нами.
Да хоть бы и в самом деле сатана: что сатана? Плюйте ему на голову! Хоть
бы сию же минуту вздумалось ему стать вот здесь, например, передо мною:
будь я собачий сын, если не поднес бы ему дулю под самый нос!
- Отчего же ты вдруг побледнел весь? - закричал один из гостей, пре-
вышавший всех головою и старавшийся всегда выказывать себя храбрецом.
- Я?.. Господь с вами! приснилось?
Гости усмехнулись. Довольная улыбка показалась на лице речистого
храбреца.
- Куда теперь ему бледнеть! - подхватил другой, - щеки у него расцве-
ли, как мак; теперь он не Цыбуля, а буряк - или, лучше, сама красная
свитка, которая так напугала людей.
Баклажка прокатилась по столу и сделала гостей еще веселее прежнего.
Тут Черевик наш, которого давно мучила красная свитка и не давала ни на
минуту покою любопытному его духу, приступил к куму:
- Скажи, будь ласков, кум! вот прошусь, да и не допрошусь истории про
эту проклятую свитку.
- Э, кум! оно бы не годилось рассказывать на ночь, да разве уже для
того, чтобы угодить тебе и добрым людям (при сем обратился он к гостям),
которым, я примечаю, столько же, как и тебе, хочется узнать про эту ди-
ковину. Ну, быть так. Слушайте ж!
Тут он почесал плеча, утерся полою, положил обе руки на стол и начал:
- Раз, за какую вину, ей-богу, уже и не знаю, только выгнали одного
черта из пекла.
- Как же, кум? - прервал Черевик, - как же могло это статься, чтобы
черта выгнали из пекла?
- Что ж делать, кум? выгнали, да и выгнали, как собаку мужик выгоняет
из хаты. Может быть, на него нашла блажь сделать какое-нибудь доброе де-
ло, ну и указали двери. Вот черту бедному так стало скучно, так скучно
по пекле, что хоть до петли. Что делать? Давай с горя пьянствовать. Уг-
нездился в том самом сарае, который, ты видел, развалился под горою и
мимо которого ни один добрый человек не пройдет теперь, не оградив напе-
ред себя крестом святым, и стал черт такой гуляка, какого не сыщешь меж-
ду парубками. С утра до вечера то и дело, что сидит в шинке!..
Тут опять строгий Черевик прервал нашего рассказчика:
- Бог знает, что говоришь ты, кум! Как можно, чтобы черта впустил
кто-нибудь в шинок? Ведь у него же есть, слава богу, и когти на лапах, и
рожки на голове.
- Вот то-то и штука, что на нем была шапка и рукавицы. Кто его рас-
познает? Гулял, гулял - наконец пришлось до того, что пропил все, что
имел с собою. Шинкарь долго верил, потом и перестал. Пришлось черту за-
ложить красную свитку свою, чуть ли не в треть цены, жиду, шинковавшему
тогда на Сорочинской ярмарке; заложил и говорит ему: "Смотри, жид, я
приду к тебе за свиткой ровно через год: береги ее!" - и пропал, как
будто в воду. Жид рассмотрел хорошенько свитку: сукно такое, что и в
Миргороде не достанешь! а красный цвет горит, как огонь, так что не наг-
ляделся бы! Вот жиду показалось скучно дожидаться срока. Почесал себе
пейсики, да и содрал с какого-то приезжего пана мало не пять червонцев.
О сроке жид и позабыл было совсем. Как вот раз, под вечерок, приходит
какой-то человек: "Ну, жид, отдавай свитку мою!" Жид сначала было и не
познал, а после, как разглядел, так и прикинулся, будто в глаза не ви-
дал. "Какую свитку? у меня нет никакой свитки! я знать не знаю твоей
свитки!" Тот, глядь, и ушел; только к вечеру, когда жид, заперши свою
конуру и пересчитавши по сундукам деньги. накинул на себя простыню и на-
чал по-жидовски молиться богу, - слышит шорох... глядь - во всех окнах
повыставлялись свиные рыла...
Тут в самом деле послышался какой-то неясный звук, весьма похожий на
хрюканье свиньи; все побледнели... Пот выступил на лице рассказчика.
- Что? - произнес в испуге Черевик.
- Ничего!.. - отвечал кум, трясясь всем телом.
- Ась! - отозвался один из гостей.
- Ты сказал?..
- Нет!
- Кто ж это хрюкнул?
- Бог знает, чего мы переполошились! Никого нет!
Все боязливо стали осматриваться вокруг и начали шарить по углам.
Хивря была ни жива ни мертва.
- Эх вы, бабы! бабы! - произнесла она громко. - Вам ли козаковать и
быть мужьями! Вам бы веретено в руки, да посадить за гребень! Один
кто-нибудь, может, прости господи... Под кем-нибудь скамейка заскрыпела,
а все и метнулись как полоумные.
Это привело в стыд наших храбрецов и заставило их ободриться; кум
хлебнул из кружки и начал рассказывать далее:
- Жид обмер; однако ж свиньи, на ногах, длинных, как ходули, повлеза-
ли в окна и мигом оживили жида плетеными тройчатками, заставя его пля-
сать повыше вот этого сволока. Жид - в ноги, признался во всем... Только
свитки нельзя уже было воротить скоро. Пана обокрал на дороге какой-то
цыган и продал свитку перекупке; та привезла ее снова на Сорочинскую яр-
марку, но с тех пор уже никто ничего не стал покупать у ней. Перекупка
дивилась, дивилась и, наконец, смекнула: верно, виною всему красная
свитка. Недаром, надевая ее, чувствовала, что ее все давит что-то. Не
думая, не гадая долго, бросила в огонь - не горит бесовская одежда! "Э,
да это чертов подарок!" Перекупка умудрилась и подсунула в воз одному
мужику, вывезшему продавать масло. Дурень и обрадовался; только масла
никто и спрашивать не хочет. "Эх, недобрые руки подкинули свитку!" Схва-
тил топор и изрубил ее в куски; глядь - и лезет один кусок к другому, и
опять целая свитка. Перекрестившись, хватил топором в другой раз, куски
разбросал по всему месту и уехал. Только с тех пор каждый год, и как раз
во время ярмарки, черт с свиною личиною ходит по всем площади, хрюкает и
подбирает куски своей свитки. Теперь, говорят, одного только левого ру-
кава недостает ему. Люди с тех пор открещиваются от того места, и вот
уже будет лет с десяток, как не было на нем ярмарки. Да нелегкая дернула
теперь заседателя от...
Другая половина слова замерла на устах рассказчика...
Окно брякнуло с шумом; стекла, звеня, вылетели вон, и страшная свиная
рожа выставилась, поводя очами, как будто спрашивая: "А что вы тут дела-
ете, добрые люди?"
VIII
...Пiджав хвост, мов собака,
Мов Каiн, эатрусивсь увесь;
Iз носа потекла табака.
Котляревский, Энеида
Ужас оковал всех находившихся в хате. Кум с разинутым ртом превратил-
ся в камень; глаза его выпучились, как будто хотели выстрелить; разверс-
тые пальцы остались неподвижными на воздухе. Высокий храбрец в непобеди-
мом страхе подскочил под потолок и ударился головою об перекладину; дос-
ки посунулись, и попович с громом и треском полетел на землю. "Ай! ай!
ай!" - отчаянно закричал один, повалившись на лавку в ужасе и болтая на
ней руками и ногами. "Спасайте!" - горланил другой, закрывшись тулупом.
Кум, выведенный из своего окаменения вторичным испугом, пополз в судоро-
гах под подол своей супруги. Высокий храбрец полез в печь, несмотря на
узкое отверстие, и сам задвинул себя заслонкою. А Черевик, как будто об-
литый горячим кипятком, схвативши на голову горшок вместо шапки, бросил-
ся к дверям и как полоумный бежал по улицам, не видя земли под собою;
одна усталость только заставила его уменьшить немного скорость бега.
Сердце его колотилось, как мельничная ступа, пот лил градом. В изнеможе-
нии готов уже был он упасть на землю, как вдруг послышалось ему, что
сзади кто-то гонится за ним... Дух у него занялся... "Черт! черт!" -
кричал он без памяти, утрояя силы, и чрез минуту без чувств повалился на
землю. "Черт! черт!" - кричало вслед за ним, и он слышал только, как
что-то с шумом ринулось на него. Тут память от него улетела, и он, как
страшный жилец тесного гроба, остался нем и недвижим посреди дороги.
IX
Ще спереду i так, i так;
А ззаду, ей же ей, на черта!
Из простонародной сказки
- Слышишь, Влас, - говорил, приподнявшись ночью, один из толпы спав-
шего на улице народа, - возле нас кто-то помянул черта!
- Мне какое дело? - проворчал, потягиваясь, лежавший возле него цы-
ган, - хоть бы и всех своих родичей помянул.
- Но ведь так закричал, как будто давят его!
- Мало ли чего человек не соврет спросонья!
- Воля твоя, хоть посмотреть нужно; а выруби-ка огня!
Другой цыган, ворча про себя, поднялся на ноги, два раза осветил себя
искрами, будто молниями, раздул губами трут и, с каганцом в руках, обык-
новенною малороссийскою светильнею, состоящею из разбитого черепка, на-
литого бараньим жиром, отправился, освещая дорогу.
- Стой! здесь лежит что-то; свети сюда!
Тут прислало к ним еще несколько человек.
- Что лежит, Влас?
- Так, как будто бы два человека: один наверху, другой нанизу; кото-
рый из них черт, уже и не распознаю!
- А кто наверху?
- Баба!
- Ну вот, это ж то и есть черт!
Всеобщий хохот разбудил почти всю улицу.
- Баба взлезла на человека; ну, верно, баба эта знает, как ездить! -
говорил один из окружавшей толпы.
- Смотрите, братцы! - говорил другой, поднимая черепок из горшка, ко-
