высокую палату, иногда впрочем не доходя до зала заседания, а
ограничиваясь только занесением своей фамилии в списки
"присутствующих", лежащие в кулуарах. Полный готовности служить
своему народу до последней капли крови, господин депутат
самоотверженно вписывает в указанный список свое имя и затем
спешит получить полагающуюся ему за этот тяжелый труд мзду.
Спустя года четыре или в особо критические недели, когда
начинает казаться, что парламент может быть вот-вот распущен,
этими господами овладевает неукротимая энергия. Как личинка
майского жука в определенный момент не может не превратиться в
самого жука, так и эти парламентские гусеницы теперь не могут
усидеть на месте. Теперь они покидают подмостки кукольного
театра и все, как на крылышках, летят в разные концы страны -
опять к "возлюбленному народу". Снова произносят они речи перед
избирателями, пространно рассказывают им о своих собственных
подвигах и о черствости и злой воле всех других депутатов. Но
вместо аплодисментов этим господам иногда приходится выслушать
довольно грубые замечания, а иногда и просто брань. Если народ
оказывается уже очень "неблагодарен", господа депутаты знают
испытанное средство. Тогда им становится ясно, что программу
надо опять перекроить, подновить и выгладить. С этой целью
создается новая комиссия, и подлая игра начинается сначала. А
так как известно, что глупость человеческая неизмерима, то не
приходится удивляться тому, что господа эти, несмотря ни на
что, опять достигают своей цели. Обманутая прессой, ослепленная
соблазнами "новой" программы голосующая скотинка - как
"буржуазного", так и "пролетарского" происхождения - вновь
возвращается в стойла своих господ и опять отдает голоса старым
обманщикам.
Теперь господа народные представители, избранники
трудящихся масс, снова возвращаются в первобытное состояние
парламентских гусениц и приступают с навои энергией к пожиранию
государственных запасов. Они лоснятся от жира и спокойно ничего
не делают целых четыре года, пока опять пробьет час и из
куколки вылупится сверкающая всеми цветами радуги бабочка.
Нет ничего более тягостного, чем наблюдать этот
систематически повторяющийся обман масс.
Такие порядки в буржуазном лагере конечно вовсе не
содействуют появлению новых свежих сил, способных довести до
конца борьбу с организованной силой марксизма.
Но сами эти господа серьезно и не думают о такой борьбе.
Как ни ограниченны, как ни тупы эти парламентских дел мастера,
но все же и они не поверят, что на путях западной демократии
можно победить марксистское учение, для которого сама эта
демократия и все, что с ней связано, служат только средством,
чтобы парализовать противника, только орудием в борьбе за
собственные цели марксистов. Часть марксистов очень ловко
притворяется, будто для них демократия - святыня. Но мы-то ведь
все-таки не так глупы, чтобы забыть, что в критические минуты
эти господа плевать хотели на всякое решение большинства,
проведенное на путях западной демократии. Разве забыли мы те
дни, когда буржуазные парламентарии по глупости своей видели
гарантию в том, что-де они составляют большинство в парламенте,
между тем как господа марксисты, предоставив им забавляться
этой погремушкой, реальную власть захватили в свои руки,
опираясь на банды уличных громил, дезертиров, на кучки
еврейских литераторов и партийных дельцов. Нужно быть
совершеннейшим парламентским колпаком, чтобы поверить, будто
носители этой мировой чумы, когда придет время, хоть на минуту
остановятся перед сакраментальными формулами западного
парламентаризма.
Марксизм будет идти рука об руку с демократией до того
момента, пока ему всеми правдами и неправдами удастся сверх
всего прочего добиться еще фактической поддержки его планов со
стороны тех кругов национальной интеллигенции, которые он как
раз и хочет истребить. Но если бы марксисты сегодня же пришли к
убеждению, что в котле нашей современной парламентской
демократии каким-то образом выкристаллизовалось большинство,
имеющее намерение воспользоваться своими законными правами
большинства против марксизма, то вы можете быть уверены, что
всей парламентской комедии тут же моментально был бы положен
конец. Знаменосцы красного интернационала моментально перестали
бы апеллировать к демократической совести и немедля выпустили
бы зажигательное воззвание к пролетарским массам против
демократии. В тот же день господа марксисты перенесли бы свою
борьбу из затхлой атмосферы заседаний парламента на фабрики,
заводы, на улицу. Все парламентское великолепие потерпело бы
крушение в один день и то, что шустрым апостолам не удалось
сделать в парламенте, то силой захватили бы взвинченные ими
пролетарские массы, как это уже один раз было осенью 1918 г.
Эти разъяренные массы вновь преподали бы буржуазному миру
хороший урок того, насколько безумно тешить себя иллюзиями,
будто средствами западной демократии буржуазия может защитить
себя от завоевания мира евреями.
Нужно быть уж очень доверчивыми дурнями, чтобы, имея дело
с таким партнером, связывать себе руки определенными правилами
игры, в то время как сам партнер в любую минуту готов наплевать
на всякие правила, когда они для него невыгодны.
Мы уже знаем, что для всех так называемых буржуазных
партий вся политическая борьба есть только средство для
завоевания парламентских кресел. Мы знаем, что в этих целях
названные партии готовы менять свои программные принципы как
перчатки и что, когда нужно, они выкидывают за борт целые части
программы как излишний балласт. Конечно по делам получаются и
результаты. Партии эти не могут иметь никакой притягательной
силы для широких масс, ибо масса всей душой будет лишь с теми,
в ком она видит носителей больших идей, кому она может верить
безусловно и неограниченно, в ком она видит людей, до конца с
фанатизмом борющихся за свои идеи.
Противник вооружен с головы до ног, у него есть свое
мировоззрение, пусть хотя бы тысячу раз преступное. Противник
штурмует существующий строй и готов идти до конца. Чтобы
победить такого противника, мы должны иметь свой высокий идеал,
мы должны с развернутыми знаменами идти в наступательный
беспощадный бой, отбросив раз навсегда тактику расслабленной
обороны. Если поэтому нашему движению приходится
выслушивать из уст так называемых буржуазных министров, как
например, из уст баварских министров партии центра, остроумный
упрек в том, что мы работаем для "переворота", то этаким
политическим тупицам мы отвечаем: да, милостивые государи, мы
стараемся наверстать то, что потеряно в результате вашей
преступной глупости! Своим парламентским торгашеством вы
помогли ввергнуть нацию в пропасть. Мы же поможем народу
выбраться из этой пропасти, мы сделаем для него ступеньки, по
которым он взберется вверх и войдет наконец в подлинный храм
свободы. Именно для этого мы выковали новое миросозерцание,
именно для этого мы проводим тактику наступления.
В силу всего этого мы в первый период существования нашего
движения должны были особенно тщательно позаботиться о том,
чтобы весь мир увидел в нас фалангу подлинных бойцов за новое
миросозерцание, а не шаблонный парламентский клуб, преследующий
обыденные парламентские интересы.
Первой же предохранительной мерой было выставление нами
такой программы, которая уже одним величием своей цели
отпугивала от нас все мелкие умы, всех слабеньких партийных
политиков современности.
Насколько правильно действовали мы, придавшие нашей
программе такой грандиозный размах и такую резкую формулировку,
лучше всего доказывают роковые ошибки, сделанные другими
партиями, приведшими в конце концов Германию к катастрофе.
Тяжелые уроки этих лет неизбежно должны были привести к
возникновению нового учения о государстве, а это учение в свою
очередь само должно было стать составной частью нового
миросозерцания.
x x x
В первой части этого сочинения я разобрал термин
народничество ("фелькиш") чтобы указать, насколько понятие это
растяжимо, насколько непригодно оно стать знаменем партии. Под
флагом этого термина ныне объединяются люди совершенно
противоположных взглядов на самые важные вопросы политики.
Раньше чем я перейду к изложению задач и целей германской
национал-социалистической рабочей партии, хочу остановиться еще
подробнее на понятии "народничество" и на том, как оно
относится к партийному движению.
Если о человеке сказать, что он мыслит народнически
(фелькиш), это будет столь же неопределенно и растяжимо, как
если о человеке сказать, что он настроен "религиозно". Под тем
и другим совершенно невозможно представить себе что-нибудь
ясное, конкретное, практическое. Характеристика человека как
религиозно настроенного становится конкретной лишь тогда, когда
мы знаем, какую практическую форму приняла его религиозность.
Вера подымает человека над уровнем чисто животной жизни и
этим самым содействует укреплению и обеспечению самого
существования человека. Отнимите у современного человечества
воспитанные в нем религиозно-нравственные верования и, если вы
ему не дадите равноценной замены, то вы скоро убедитесь, что в
результате поколеблется самый фундамент его бытия.
Люди существуют для того, чтобы служить высоким идеалам,
но в то же время мы имеем право сказать, что без высоких
идеалов нет и самого человека. Так замыкается круг.
Конечно и общая характеристика человека как "религиозно
настроенного", уже содержит частично принципиальные идеи. Это
понятие включает в себя например мысль о существовании высшего
существа, мысль о вечности души и т. д. Однако все эти
отдельные мысли, как бы аксиоматичны они ни были для того или
другого индивидуума, все-таки в ту или другую минуту могут еще
подвергнуться сомнению, и тогда поколеблется вся
"религиозность" данного человека. Его религиозность станет
вполне прочной лишь тогда, когда он проникнется неопровержимой
верой, для чего нужна либо определенная степень глубины
чувства, либо определенная глубина познания. Только
неопровержимая вера становится активным фактором,
прокладывающим дорогу основным религиозным понятиям.
Если бы перед нами была только религия без ясных и точных
очертаний, то общая малооформленная "религиозность", именно
ввиду ее малооформленности, была бы не только бесполезна для
человека, но, вероятнее всего, приводила бы ко всеобщему
распаду.
Аналогичное положение имеем мы с понятием: "народнически
настроенный" человек ("фелькиш"). Отдельные частичные принципы
содержатся конечно и в этом общем понятии. И хотя сами по себе
эти отдельные принципы имеют большую важность, но они еще так
неясны, что получить серьезное значение они смогут лишь тогда,
когда будут восприняты политической партией, которая и придаст
им определенные очертания. Всякий знает, что свободы нельзя
добиться одним общим стремлением к ней, как бы страстно ни было
это последнее. То же приходится сказать об осуществлении
идеалов нашего миросозерцания и вытекающих из этих идеалов
практических постулатов. Тут также не поможет одно чувство и
одно внутреннее желание человека. Нет! Только тогда, когда
стремление наше к национальной независимости принимает форму
боевой организации, получающей в свое распоряжение средства
военной силы, - лишь тогда идеальное стремление народа
