Магник выглядит совсем юным рядом с Вишной: бледное, с мягкими чертами лицо
и копна белокурых волос придают ему вид подростка. Вишна, высокий и суровый,
с черной бородой, расчесанной надвое и нафабренной, мог бы сойти за его отца
- между тем им обоим около двадцати четырех.
- Дискуссии ценны тем, что пробуждают нас размышлять об Истоке, - сказал
Дардалион. - Пантеистическая доктрина, например, утверждает, что Бог - во
всем, в каждом камне и каждом дереве. Мы верим в то, что Вселенная была
создана Истоком в один ослепительный миг. Из ничего возникло Нечто. Чем же
может быть это Нечто, как не телом Истока? Так говорят пантеисты. Твоя,
Магник, теория о том, что Исток отделен от мира, которым правит Дух Хаоса,
также имеет много сторонников. Она предполагает, что Исток после жестокой
войны с собственными мятежными ангелами сбросил их на землю, дабы они
правили здесь, как Он правит на небесах. С этой точки зрения наш мир
представляется адом; и должен признать, тому существует немало
доказательств. Однако же во время этих дискуссий мы пытаемся вообразить
невообразимое, и в этом заложена великая опасность. Исток Всего Сущего
превышает наше понимание. Он не знает, что такое время, и потому его пути не
имеют смысла для нас. Мы же все напрягаем свои умы, силясь что-то понять. Мы
тщимся вместить в себя его величие и втиснуть его самого в наши узкие рамки.
Это ведет нас к разладу и раздору, расколу и дисгармонии, а они суть орудия
Хаоса. - Дардалион обошел вокруг дубового стола и стал рядом с монахами,
положив руки им на плечи. - Главное - знать, что Он существует, и полагаться
на Его суд. Быть может, вы оба правы, а быть может, оба заблуждаетесь. Мы
имеем дело с Причиной Всех Причин, единственной великой истиной в мире,
исполненном лжи. Как можем мы судить? С какой позиции? Как может муравей
постичь слона? Все, что видит муравей, - это часть его ноги. Слон ли это?
Разве что для муравья. Будьте же терпеливы. В День Славы все откроется, и мы
вместе постигнем Исток.
- Этот день уже недалек, - заметил Вишна.
- Да, недалек. Как продвигаются учения?
- Хорошо, но у нас по-прежнему трудности с Экодасом.
- Пришли его ко мне нынче вечером, после медитации.
- Тебе не убедить его, отец, - робко вставил Магник. - Он скорее покинет
нас, чем пойдет, воевать. Он не может победить свою трусость.
- Он не трус, - скрывая раздражение, ответил Дардалион. - Я знаю.
Когда-то и я шел тем же путем и лелеял те же мечты. Я верил, что зло
возможно победить любовью, - и это в самом деле наилучший путь. Да, порой
зло приходится встречать сталью, и все же не называйте его трусом за то, что
он придерживается столь высоких идеалов. Это умаляет вас в той же степени, в
какой оскорбляет его.
Белокурый Магник густо покраснел.
- Прости меня, отец настоятель.
- Я ожидаю гостя, - сказал Дардалион. - Ты встретишь его у ворот, Вишна,
и проведешь прямо ко мне. Ты, Магник, принеси из погреба бутылку вина, а
также подай хлеб и сыр. Оба монаха встали.
- И вот что, - еле слышно добавил Дардалион, - не подавайте руки этому
человеку, не касайтесь его и не пытайтесь прочесть его мысли.
- Так это злой человек? - спросил Вишна.
- Нет, но его память причинит вам боль. Ступайте же.
Дардалион вернулся к окну. Солнце стояло высоко, освещая далекие
Дельнохские горы, и настоятель видел с высоты тонкую серую черту - первую
стену Дельнохской крепости. Взор его от величественных вершин запада
обратился на восток, к морю. Облака заслоняли вид, но Дардалион ясно
представлял себе крепость Дрос-Пурдол, вновь переживал жестокую осаду и
слышал крики умирающих. Он вздохнул. Под стенами Пурдола потерпело крах
могущество Вагрии, и мировая история переменилась за эти кровавые месяцы. И
множество хороших людей погибло от железных копий, пронзивших их тела...
Там полегли первые Тридцать, вышедшие на бой с демоническими силами
Черного Братства. Один только Дардалион остался в живых. Он содрогнулся,
вспомнив боль от вошедшего в спину копья и одиночество, испытанное им, когда
души друзей отлетели прочь, к вечному блаженству Истока. Тридцать, сражаясь
только в астральной сфере, отказались браться за оружие в мире телесном. Как
же они заблуждались!
Позади отворилась дверь, и Дардалион замер, ощутив внезапную сухость во
рту. Он замкнул двери своего дара, отгородившись от волн насилия, излучаемых
пришельцем, и медленно обернулся. Гость был высок и плечист, однако строен,
с темными глазами и суровым лицом. Весь в черном, и даже наплечная кольчуга
выкрашена в темный цвет. Дардалион оглядел его вооружение: три ножа на
перевязи, еще два в наручных ножнах, короткая сабля и арбалетный колчан у
пояса. Настоятель знал, что еще два ножа спрятаны в голенищах сапог, но
самым смертоносным оружием был маленький арбалет черного дерева, который
пришелец держал в руке.
- Добрый день, Дакейрас, - сказал Дардалион, и в этом приветствии не было
тепла.
- И тебе, Дардалион. Ты неплохо выглядишь.
- Благодарю тебя, Вишна, ты свободен, - сказал настоятель, и монах с
поклоном вышел. - Садись, - предложил Дардалион гостю, но тот остался
стоять, оглядывая темными глазами комнату: полки, уставленные старинными
томами, открытые шкафы, набитые рукописями и свитками, запыленные ковры и
ветхие бархатные шторы на высоких сводчатых окнах. - Это мой кабинет, -
пояснил Дардалион.
Вошел Магник, держа поднос с бутылкой вина, двумя черными хлебами и
куском испещренного голубыми прожилками сыра. Поставив поднос на стол, он с
поклоном удалился.
- Они опасаются меня, - сказал Нездешний. - Что ты им такого наговорил?
- Я велел им не прикасаться к тебе.
- Ты нисколько не изменился, - хмыкнул Нездешний. - Все тот же чопорный
святоша. Впрочем, это твое дело. Я не судить тебя пришел, а разузнать
кое-что.
- Мне нечего тебе сообщить.
- Ты ведь еще не знаешь, о чем я хочу спросить. Или знаешь?
- Ты хочешь знать, кто и почему послал к тебе убийц.
- Отчасти - да.
- В чем же заключается другая часть? - Дардалион разлил по кубкам вино и
предложил один гостю.
Нездешний взял его левой рукой, учтиво пригубил и поставил на стол,
больше его не касаясь. Со двора донесся звон мечей, и Нездешний выглянул в
окно.
- Ты учишь своих священников драться? Удивительное дело. Я-то думал, ты
против насилия.
- Я против насилия зла. Что еще ты хотел бы узнать?
- Я не получал вестей от Криллы с тех пор, как она уехала. Не мог бы ты
использовать свой дар и сказать мне, как у нее дела?
- Нет.
- "Нет" - и все тут? Без всяких объяснений?
- Я ничего не обязан объяснять тебе - и вообще ничем тебе не обязан.
- Верно, - холодно бросил Нездешний. - Я не раз спасал тебе жизнь, но ты
и правда ничем мне не обязан. Будь по-твоему, священник. Вот она, твоя
религия, - во всей красе.
Дардалион покраснел.
- Все, что ты совершил, ты делал ради собственной пользы. Когда-то я
вложил все свои силы в то, чтобы тебя защитить. Я видел, как гибнут мои
ученики, но продолжал защищать тебя. Да, раз в жизни ты совершил доброе
дело. Честь тебе и хвала! Я тебе не нужен, Нездешний, и никогда не был
нужен. Твоя жизнь - это насмешка над всем, во что я верую. Понимаешь ты это?
Твоя душа - словно факел темного света, и мне стоит усилий находиться с
тобой в одной комнате и держать взаперти мой дар, чтобы твой огонь не
осквернил его.
- Твои слова - словно ветры, пущенные свиньей, и пахнут они так же! -
вспылил Нездешний. - Оскверниться боишься? Думаешь, я не знаю, чем вы тут
занимаетесь? Вы заказали в Касире доспехи и шлемы с руническими цифрами.
Ножи, луки и мечи. Воины-священники - нет ли противоречия в этих двух
словах, Дардалион? Я по крайней мере честен. Я сражаюсь за свою жизнь и
больше не убиваю за деньги. У меня есть дочь, которую я хочу защитить. А ты
чем оправдываешь то, что учишь своих монахов убивать?
- Тебе этого не понять! - процедил настоятель, чувствуя, как усиливается
его сердцебиение и гнев нарастает в душе.
- И опять ты прав, Дардалион. Не понять. Но ведь я человек неверующий.
Когда-то я служил Истоку, но Он презрел меня. Ему мало было того, что Он
убил мою жену. Теперь я вижу, как его... настоятель - так ведь ты зовешься?
- играет в солдатики. Где уж мне понять. Но что такое дружба, я понимаю. Я
готов умереть за тех, кто мне дорог, и будь у меня дар, подобный твоему, я
бы им не отказывал. Боги! Я даже недругу своему не отказал бы. - С этими
словами Нездешний повернулся и вышел вон.
Дардалион опустился в кресло, стараясь вернуть себе покой. Он помолился,
занялся медитацией и помолился снова. Наконец он открыл глаза.
- Хотел бы я рассказать тебе все без утайки, друг мой, - прошептал он. -
Но это принесло бы тебе слишком сильную боль.
Дардалион снова закрыл глаза и освободил свой дух. Он поднялся вверх
сквозь кости и плоть, как всплывающий из глубины ныряльщик. Взлетев над
храмом, он увидел внизу серый замок и высокий холм, на котором тот стоял,
увидел городок у подножия холма, его узкие улочки, рыночную площадь и
залитую кровью медвежью яму за ней. Но его духовный взор искал человека,
который когда-то был его другом. Тот шагал по извилистой тропе к лесу, и
Дардалион ощущал его горе и его гнев. Даже радость освобожденного духа не
помогла, и печаль овладела настоятелем.
- Ты мог бы сказать ему, - шепнул в его душе голос Вишны.
- Я побоялся нарушить и без того хрупкое равновесие.
- Неужели это так важно?
- Сам по себе Нездешний не имеет веса, но его действия могут изменить
судьбу целых народов. Я не должен даже пытаться руководить им - и не стану.
- Как же он поступит, когда узнает правду?
- Как всегда, Вишна. Будет искать кого-то, чтобы убить. Таков его закон -
непреложный закон. Ты знаешь, что в нем нет зла, но и на уступки он не
способен. Короли полагают, что их воля направляет историю. Они заблуждаются.
Событиями управляют такие люди, как Нездешний. История забывает о них, но
они есть. Спроси любого ребенка, кто выиграл Вагрийскую войну, - и он
скажет, что это был Карнак. Но бронзовые доспехи добыл Нездешний, и он же
убил вражеского полководца Каэма.
- В этом человеке заложена большая сила, - согласился Вишна. - Я это
чувствую.
- Он самый опасный человек из всех, кого я знал. Боюсь, что скоро те, кто
охотится за ним, в этом убедятся.
***
Нездешний с трудом подавлял свой гнев, шагая по извилистой дороге вниз, к
лесу. Присев у обочины, он стал твердить себе: гнев ослепляет, гнев
притупляет чувства. "Чего ты, собственно, ожидал от него?" - спросил он
себя, дыша глубоко и ровно.
"Я ожидал больше, чем получил".
Это бесило Нездешнего - он всегда любил священника и восхищался его
добротой, его всепрощением и способностью понять всех и каждого. "Что же
случилось с тобой, Дардалион?" Впрочем, Нездешний знал ответ, и тот лежал у
него на сердце свинцовой тяжестью вины.
Десять лет назад он увидел, как разбойники пытают молодого Дардалиона, и,
вопреки своему внутреннему чувству, освободил его. Таким образом он оказался
втянут в Вагрийскую войну, спас Даниаль и детей, нашел бронзовые доспехи...
Он сражался с оборотнями и воинами Тьмы. Священник изменил всю его жизнь.
Дардалион был тогда чистым последователем Истока, ни на кого не поднимал
руку, даже ради самозащиты, и не ел мяса. Он не питал ненависти даже к тем,
кто пытал его, даже к свирепым захватчикам, заливавшим кровью страну.
Нездешний, в свою очередь, сделал его другим. Когда бесчувственный
священник убегал от призрачного врага в Пустоте, Нездешний взрезал свою руку
