для вторжения был самый благовидный: армия Бегонии, как было
объявлено в Европе, шла в Саврасию для того, чтобы свергнуть
с престола узурпатора Гордея и вернуть престол законной нас-
леднице Анастасии. После этого предполагался династический
брак Евгения И Анастасии и присоединение Саврасии к Бегонии.
Принц Агафон, так ему обещали, оставался в Саврасии намест-
ником, а Настасья с Евгением должны были уехать в Бегонию.
Получив известие о вторжении, царь Гордей очень
обрадовался: он решил, что это удачный случай избавиться от
быдла. От Бегонии же император рассчитывал откупиться, а в
крайнем случае уступить половину земель. На государственном
совете государь потребовал, чтобы войско против неприятеля
возглавил князь-правитель. Быдло озадаченно взглянуло на
министров. Но все кивали. И Павсаний, и Калдин тоже были с этим
согласны.
-- Дружочек, кому же, как не тебе,- сказал епископ,-
захотел быть князем-правителем, так что уж теперь...
Быдло вздохнуло, взяло копье и отправилось на войну. Ему
предложили сесть на белую лошадь, но быдло отказалось и поехало
в коляске. Император и бывший начальник тайной полиции
веселились, глядя из окна на нелепую фигуру быдла, неуклюже
держащую копье.
-- Это тебе не ватага Вальдемара Курносого... Тут
европейская армия!
Быдло вместе с несколькими полками стрельцов и казаков
вышло навстречу неприятелю. По пути набирали ополчение: из
деревень выходили мужики с вилами и топорами и присоединялись к
походу. Генерал Голованов, шедший с быдлом, только крякал, видя
такое вооружение.
Меж тем бегонская армия двигалась, не встречая
сопротивления. Несколько застав заграждения у границы были
рассеяны в первые же дни, и войско принца Евгения сдерживалось
только скоростными возможностями его пехотинцев. Офицеры
досадовали:
-- Успех, конечно, полный, но в Европе над нами будут
смеяться. Что за кампания,- единственный неприятель -- разбитые
дороги...
Иногда, встречая вдоль дороги саврасских мужиков, принц
Агафон подъезжал к ним для беседы:
-- Видите ли вы это доблестное войско, вставшее за
поруганную справедливость? Оно идет, чтобы покарать узурпатора
Гордея Засраного. Желаете ли вы законной царицы Анастасии?
-- Засраного-то можно скинуть, -- неопределенно отвечали
мужики.
Лазутчики, высланные вперед, доложили принцу Евгению, что
навстречу бегонской армии идет войско Гордея, в котором
несколько казачьих полков, а остальные -- ополчение,
вооруженное вилами и граблями. Принцы Евгений и Агафон помирали
со смеху:
-- Должно быть, генерал Голованов перепутал войну с
сельскохозяйственными работами...
У реки Каялы оба войска сошлись. Дело было к вечеру, и
сражение отложили на утро. Ночью из лагеря принца Евгения
доносились до войска Саврасии крики веселья. Быдло спросило
генерала Голованова:
-- Как думаешь воевать завтра?
-- Как тут повоюешь,- отвечал генерал. -- Заманить бы
врага вон в ту лощину да ударить сверху,- а кем ударить-то?
Всего нашего войска -- два полка стрельцов да казаки. Калдин
уговаривал царя армию завести, а тому, вишь, опасно показалось.
Были богатыри, так в Турцию на смерть послали. Теперь кому это
объяснять? Принцу Евгению? Так он понял уже, то и идет войной.
-- Что же сдаться теперь? -- разозлилось быдло.
-- Сдаться я и дома мог,- отвечал Голованов. -- Костьми
ляжем, что еще делать.
-- А не страшно -- костьми-то лечь?
-- Дело военное,- просто отвечал генерал.
-- Быдло зауважало Голованова.
-- Ты прости меня, Потап Алексеевич, что я тебя тогда так
перепачкало,- извинилось быдло.
-- Да что тут прощать! Мне Гордей не больше твоего мил. Я
не за него, я за корону вступился. Самозваный, а все равно
царь,- другого-то нет.
Быдло еще пуще зауважало генерала.
-- Ладно, Голованов, ты не горюй раньше времени. Завтра
видно будет, за кем правда.
Утром по берегам реки выстроилось два войска. Принц
Евгений вышел из палатки и обратился к армии с речью:
-- Господа офицеры и солдаты! Что вы видите на том берегу?
Жалкое воинство подлеца Гордея Засраного? Нет, за рекой вас
ждет поприще доблести и славы! Вас ждет история и Европа! Вас
ждет попранная справедливость! Видите ли вы восходящее солнце?
Это восходит солнце лучшей армии Европы! Мира!
Принц говорил еще полчаса, а придворный историограф,
сопровождавший войско, записывал. Воодушевленные воины отвечали
громовым "ура!".
-- Повелеваю решительным ударом смять неприятеля! --
приказал принц Евгений, вытягивая руку в сторону саврасского
войска.
Ударили бегонские пушки, и через реку полетели ядра. Быдло
увидело, как они разрываются среди саврасских рядов и на землю
валятся изувеченные люди.
-- Это что же, людей убивают?! -- задохнулось быдло.
Пушки ударили вновь, и вновь в воздух взлетели клочья
человеческих тел. От великой тоски и скорби по гибнущим и
беззащитным быдло впало в подобие какого0то безумия и
дальнейшее сознавало уже смутно. Оно подвинулось вперед к
берегу, припало к земле и стало раздаваться, раздаваться,
раздвигаясь вдоль всего берега широкой трясиной. В это время
сознание быдла как бы раздвоилось: оно видело все как будто
из-под облаков -- и реку, и себя вдоль берега, и всю равнину с
мечущимися по ней людьми, и оно же в этот час как бы слилось с
землей, по-земляному чувствуя топот и тяжесть тел и шевеление
корней, и подземные ходы воды, и все, что было глубоко-глубоко
внизу. Тем временем конница бегонских драгунов перешла реку и
остановилась перед невесть откуда взявшейся коричневой топью.
Подувший ветер понес на бегонские ряды страшную вонь. Лошади
захрапели и не шли дальше.
-- Вы не говорили мне, что противник обладает химическим
оружием, принц Агафон,- нахмурился принц Евгений.
-- Для меня это тоже новость, принц,- растерянно отвечал
Агафон.
Офицеры скомандовали надеть противогазы. Атаку пытались
повторить, но лошади вставали на дыбы и, сбрасывая всадников,
понеслись обратно. расстраивая ряды своей же пехоты. Бегонские
драгуны пробовали продолжить движение в пешем строю, но, сделав
шаг-другой, увязали в топи и барахтались там в полной
беспомощности.
-- Необходимо навести гати,- подбежал к принцу Евгению
офицер.
-- Выдвинуть вперед саперов,- распорядился принц Евгений.
Но было уже поздно: вонь усилилась так, что не помогали и
противогазы, а затем быдло сползло с берега, перешло реку и
широкой полосой двинулось на войско Бегонии. Зрелище было
ужасным: казалось, будто встала дыбом земля и волной катится по
равнине. Этот земляной вал достиг пушек, смял их и продолжал
наступать, неотвратимый, как ход небесных светил. Пушки и
повозки кувыркались в нем, как игрушечные кораблики в штормовой
волне. Бегонские войска в панике бежали прочь. Принц Евгений,
рыдая, поймал за уздечку лошадь и бежал впереди всего войска.
Еще раньше бежал принц Агафон. А быдло поднялось на холм, где
была ставка Евгения, и тут наконец очнулось. Как сквозь пелену
оно видело равнину и удирающее в беспорядке войско противника.
Их уже преследовали казаки. Быдло огляделось вокруг и заметило
среди обломков снаряжения тела бегонских солдат, затоптанных в
панике своей же конницей.
-- Много крови,- опечалилось оно.
Быдло пошло обратно, перешло реку и поднялось на свой
берег. Там оно увидело генерала Голованова. Он сидел прямо на
земле и плакал, уткнув лицо в рукав.
-- Потап Алексеевич, ты что? -- удивилось быдло.
-- Смерти всем ждал,- отвечал Голованов.
-- Ну вот еще,- смерти! -- сказало быдло. -- Жить лучше.
Генерал вытер слезы и поднялся на ноги.
-- И то верно, лучше.
В это время казаки пригнали в лагерь трофей: золоченую
карету императора Бегонии. В ней принц Евгений собирался увезит
Настасью.
-- Вот, дядюшка, новая коляска тебе! -- сказали казаки.
-- Годится! -- отвечало быдло. -- Спасибо, ребята!
-- Тебе спасибо, дядюшка!
Генерал Голованов сказал,
-- Знаешь что, князь: этих-то я уж до границы и сам
провожу. А тебе здесь больше делать нечего: ступай с ополчением
в столицу, чего мужиков держать, им сейчас самая работа.
Быдло согласилось, село в карету и поехало домой.
Ополчение по пути расходилось по деревням. Быдло вгляделось в
местность и узнало родимые места: здесь оно проезжало с Ефимом
Кулагиным. Да вот и сам Ефим -- увидело быдло -- идет рядом с
каретой.
Быдло высунолось из окна и окликнуло:
-- Эй, Ефим, будь здоров! Узнаешь?
-- Как не узнать, дядюшка! И тебе здравствуй, -- отвечал
Ефим.
-- Помнишь, как вез меня? -- спрашивало быдло. -- На
огород хотел, вот тебе и огород! Видишь, в какой карете нынче
еду?
-- Как не видать!
-- А видел, как я нынче бегонского принца умыло? Поди,
наложил в штаны-то, засранец! Так-то я их! -- хвастало быдло.
Ефим как-то старнно кривился и не отвечал.
-- Ты что молчишь-то? -- спросило быдло.
-- На огород бы тебя,- помявшись, отвечал Ефим.
Быдло обиделось, откинулось на сиденье и задернуло шторки.
Мало-помалу оно начало яриться. Но странным образом его злость
направилась не на огородника Ефима, а на императора Гордея.
Быдло распалялось все сильней и, когда въехало в столицу, дошло
уже до последней точки кипения. Подъехав ко дворцу, быдло
заметило в одном из окон бледное лицо царя Гордея и, еще
наполовину только вывалдившись из кареты, неистово завопило:
-- Холуина плешивая! Меня на смерть послал, сам во дворце
отсиживаешься! Если бы не я, тебя бы за яйца на воротах
повесили, твою бы Таську солдатня во дворе е...ла!
Император отпрянул от окна, а польщенная вниманием Таисья
замахала с балкона платочком. К быдлу поскорее вытолкали
Ванятку.
-- С победой, дядюшка быдло! -- поздравил Ванятка,
протягивая быдлу букет гвоздик.
Быдло растрогалось:
-- Только ты умеешь меня понять...
После этой победы положение быдла в государстве упрочилось
непререкаемо. Все забросили императора и со всяким делом шли к
быдлу. Калдин, Ерошка и князь Песков осаждали быдло, предлагая
осуществить реформы правления. Посол Калдин предлагал ввести
начала народоправства, чтобы ограничить на будущее самовластье
императора.
-- Что ты говоришь мне, Калдин,- с досадой отвечало
быдло,- как будто я само не знаю. Да будь Ванятке хоть на
восемь годков побольше, я бы давно плешивого холуя в золотари
отправило!
-- Быдло отлично знало, что царь Гордей, зеленея лицом,
подслушивает в соседней комнате.
Так повелось, что теперь почти все государственные дела
решались по вечерам в детской у Ванятки. Ванятка отвечал
Настасье уроки, быдло слушало, а государственные мужи гоняли
чаи, иногда пропуская по маленькой, и вперемежку с шахматами и
картами толковали политику. Составился кружок из шута Ерошки,
посла Калдина, епископа Павсания, князя Пескова, генерала
Голованова, купца Терентьева, который переселился в город, и
иногда заходил Карл Федорович или кто-нибудь еще. В шахматы
лучше всех играл купец Терентьев, за ним Павсаний, за ним
Ерошка, потом посол Калдин, потом генерал Голованов и хуже всех
князь Песков. Зато в карты лучше всех играл купец Терентьев,
потом Кадин, за ним князь Песков, за ним генерал Голованов, и
хуже всех играл Ерошка, а епископ в карты не играл. Быдло
иногда тянуло душу с Ваняткой, но Ванятка мухлевал, подсовывая
под туза второго туза, и быдло всегда проигрывало.
Каждый день к быдлу с чем-нибудь приходили:
