присоединил к вестландской короне два острова, за что был
помилован и возведен в достоинство баронета. В Версале я дрался
на шпагах с охраной норманского короля из-за того, что отбил у
него любовницу, а в Маракайбо бился на кулаках со здоровенным
негром из-за одной веселой мулатки,- портовая потаскуха,
кстати, больше заслуживала того, чем норманская. Я изучал
фортификацию, навигацию, кораблестроение, смыслю в механике,
баллистике, при случае могу пилить и строгать, как заправский
столяр, а если понадобится, то сумею вести осаду крепости с
моря и суши. У меня степень бакалавра по римскому праву, восемь
шрамов на теле, пять детей от двух жен на родине,- не считая,
верно, еще доброго десятка молодцов по портам Атлантики. Меня
трудно чем-либо удивить, но когда я прибыл в Саврасию, меня
удивило очень многое. Я увидел, что в стране, изобилующей
землей, лесом, реками,- да чего только нет в вашей стране! --
царит непостижимое запустение. Я увидел, что народ здесь угрюм
и запуган, но считает себя первым среди земных народов, хотя
никто не был даже в сопредельных странах и не мог бы вывести
этого из сравнения. Я увидел, что падение нравов в народе можно
было бы посчитать предельным, если бы падение нравов при дворе
не перешло уже и этот предел. Я увидел, что захвативший престол
царь Гордей -- злобное, тупое и тщеславное ничтожество, что
окружение царя под стать своему повелителю, что единственный
умный человек при дворе -- это царский шут, а единственная
польза от правителсьства достигается пороком невероятной
скупости казначея. Я увидел махровым цветом цветущее
кляузничество, интриги, высокомерие и беспощадность к слабому,
пресмыкательство перед сильным и столь гнусное раболепие перед
короной, какое, пожалуй, можно найти только при дворе
китайского императора. Но там и подданных, и царя ограничивает
ритуал,- закон, перед которым склоняется и монарх, здесь же
произвол деспота не сдержан ничем. И это в стране, чьи
просторы, кажется, сами по себе внушают мысль о воле и отважном
искании! Но прожив в Саврасии дольше, я увидел не только это. Я
увидел, что даже при дворе каким-то чудом сохраняются честные и
способные люди, чьи дарования при других условиях раскрылись
бы, составив гордость отечества. Я увидел, что хотя здешняя
церковь больше довольствуется мирским преуспеянием, нежели
печется о долге пастыря, среди ее служителей есть подлинные
подвижники,- хотя бы отец Павсаний. Я увидел, что среди
простого люда много замечательных умов, а среди мастеровых --
замечательных умельцев, что эти люди умеют веселиться в радости
и сострадать друг другу в печали,- а в общем, это такие же
люди, как везде, не лучше, но и ничуть не хуже. Я увидел, что у
этой страны есть все права и возможности, чтобы занять
достойное место в кругу просвещенных народов, и все губит
только дурное правление да отсутствие просвещения. Что же мне
было делать? Прожив столько в вашей стране, я уже не считаю ее
чужой и ее интересы принял, как свои собственные. Власть,
женщины да и деньги меня уже мало занимают,- на моем веку у
меня было довольно и того, и другого, и третьего. Но
распространить просвещение, но присоединить к европейской
цивилизации Саврасию с ее пространствами, с ее непроявленными
возможностями,- это теперь стало делом моей жизни. Поначалу я
пробовал склонять императора и министров к тем или иным мерам,
но вскоре убедился, что самые разумные советы ими встречаются с
недоверием и враждебностью. Да и можно ли было ожидать от этой
шайки, что они поймут мои побуждения? Тогда я стал действовать
иначе и для видимости согласился на службу в пользу царя
Гордея. Теперь, когда я настаиваю на тех или иных шагах,
император и свита думают, что мной движет корысть, и это не
вызывает у них подозрений, а мне развязывет руки. Калдин берет
у Гордея деньги,- это все знают, а все ли знают, на что Калдин
тратит эти деньги? На разведку руд и минералов. На устроение
торговых и иных промыслов в Архангельске. На покупку книг за
границей,- а их понадобится изрядно, чтобы открыть хоть одну
приличную школу для юношей благородного сословия. Ерофей
Иванович подтвердит, что мне порой удается провести в
правительстве те или иные разумные шаги, и это во многом
потому, что я выгляжу своим в глазах этой своры. И, в конце
концов, император знает, что за моей спиной стоит мощь
Вестландии, а смею уверить вас, слова "Король и народ
вестландский решили..." нигде в мире не звучат пустым звуком.
Быдлу понравилась достойная и умная речь посла, но оно
спросило:
-- Как же так, Калдин, ты говоришь, что соблюдаешь
интересы нашей державы, а в доносах к своему королю пишешь
совсем иначе. Вон Ерофей рассказывал мне, что ты пишешь не так,
как было с тобой сговорено, а он ведь перехватывает твои
бумаги!
-- Не все,- улыбнулся посол. -- Я нарочно позволяю
кое-чему попасть в руки Ерофею Ивановичу, чтобы ему казалось,
будто он контролирует мою переписку. Когда мне действительно
требуется секретность, я пользуюсь совсем другими способами.
Шут Ерошка хлопнул себя по лбу:
-- А я-то думал, что ты завел голубятню, чтобы потрафить
царю Гордею! Так ты, значит, пользуешься услугами голубиной
почты!..
-- И ей тоже,- сказал посол,- но не только ей. У меня дома
стоит один сложный прибор, позволяющий практически мгновенно
сноситься с Вестландией. В силу неизвестных мне причин он
работает недостаточно надежно, но в случае большой срочности я
к нему прибегаю. Могу тем не менее заверить, что делаю это
совсем не затем, чтобы как-либо повредить Саврасии. Если бы я
сообщал всю правду о состоянии вашей страны, экспедиционный
корпус его величества Вестландии давно прошел бы победным
маршем от Архангельска до столицы.
-- И тебя бы от хлебного места отодвинули,- дополнил
Ерошка.
-- И это тоже,- не стал отпираться Калдин,- но не только
это.
-- Ладно, хорошо,- продолжало допытываться быдло,- но ты
вот говоришь, что радеешь о просвещении. Почему же тогда ты не
подсказал Гордею завести золотарную службу? Какое может быть
просвещение, если в городе прямо на улицах лежат беспризорные
нечистоты?
-- Замечание вашего превосходительства совершенно
справедливо,- отвечал, чуть смутившись, посол, -- но что
говорить о городе, если и в самом дворце ассенизация, то есть
отвод нечистот, не поставлена надлежащим образом.
-- Как не поставлена? -- удивилось быдло. -- У каждого
вельможи в спальне ночной горшок,- да вот, пожалуйста, хоть у
меня,- быдло слазило под кровать и показало Калдину ночную
вазу,- а для слуг во дворе вместительная уборная. Чего же еще?
Посол вновь улыбнулся.
-- Ваше превосходительство, в просвещенных странах давно
отказались от этой варварской отсталости. Под такие нужды -- и
не только во дворцах, но и во всех присутственных местах, а
также жилых домах,- отводят особое сооружение: туалет,
ватер-клозет, комнату отдыха или, как это называют у нас в
Вестландии, лаваторий.
Посол Калдин полез рукой за пазуху камзола и достал оттуда
свиток бумаг.
-- Вот, посмотрите,- Калдин развернул перед быдлом цветные
рисунки,- это выглядит так. Вот это,- показывал
посол,называется унитаз, вот это писсуар, а вот это биде.
-- А как вываливают из таких горшков? -- спросило быдло, с
живым интересом разглядывая рисунки. -- И зачем их столько для
одного дела?
-- Из них, ваше превосходительство, не вываливают, но
смывают поступающей по трубам водой.
И посол подробно объяснил конструкцию и назначение
оснащения туалетных комнат.
-- Да-а,- с завистью вздохнуло наконец быдло,- как далеко
шагнуло просвещение в западных странах! Вот бы нам при дворце
завести такой же лаваторий!
-- Нет ничего невозможного, ваше превосходительство,-
отвечал посол. -- У меня давно заготовлены эскизы.
Калдин вновь полез за пазуху и вытащил новый свиток.
-- Посмотрите, ваше превосходительство. Я уже присмотрел
во дворце подходящее место для размещения лаватория. Здесь у
меня несколько вариантов, какой бы вы одобрили?
-- Калдин,- радостно изумилось быдло,- так ты берешься
построить нам лаваторий?
-- Берусь,- отвечал посол Калдин. -- Но только, ваше
превосходительство, я просил бы вас не вмешиваться в
строительство до самого последнего дня. Я хочу преподнести вам
сюрприз.
-- А сюрприз называется -- это что? -- спросило быдло.
-- Сюрприз -- это нечаянная приятность, -- объяснил шут
Ерошка.
-- Непременно хочу нечаянной приятности,- сказало быдло.
Уже на следующий день во дворце начались строительные
работы. Быдло сгорало от любопытства и нетерпения, но, соблюдая
уговор, даже не подходило к тому концу дворца, где шла
постройка, хотя ему этого очень хотелось. В эти дни у быдла
состоялась беседа с хранителем государственной казны.
А им был при дворе императора Гордея остзейский нивх Карл
Федорович, человек не то чтобы примерной честности, но
невообразимо скупой. При одной мысли о необходимости
какихнибудь расходов Карл Федорович начинал багроветь, щуриться
и шепелявить. Если бы не эта скупость, Саврасия давно бы пришла
в упадок уже совершенный. Но казначей, хотя деньги были не его,
а казенные, как лев, сражался на государственном совете за
каждую копейку. В день выдачи жалованья Карл Федорович старался
объявить себя больным -- и, действительно, испытывал приступ
недомогания. Если хранитель казны находил какие-то расходы
необязательными, то не только начинал шепелявить, но становился
туг на ухо и слаб глазами, и тут уж никто не мог убедить Карла
Федоровича выдать деньги. Принц Агафон не мог уломать его
уплатить портному за лишнюю дюжину рубашек и был вынужден
стащить из дворца серебряный подсвечник. Когда во дворце
поселилось быдло, Карл Федорович пришел в ужас: он боялся, что
быдло объест и обопьет казну. Но спустя каких-нибудь пару
месяцев казначей с изумлением увидел, что быдло стало казне в
великую выгоду. Число придворных увеселений резко сократилось,
а с ними и расходы. Охоту принца Агафона Карл Федорович
распродал лично. Решение об увольнении половины министров
казначей встретил песней. А золотарный промысел поистине
оказался золотым дном для казны. По всему этому Карл Федорович
стал горячим приверженцем быдла. Но когда он узнал о
строительстве лаватория, то обеспокоился и явился к быдлу с
уверениями, что на это в казне нет средств.
-- Ты что же, Карл Федорович, -- холуйствуешь? -- строго
спросило быдло. -- Из просвещенных ведь стран родом, знал, что
при дворце положен лаваторий, а скрывал.
-- Ваше превошходительштво,- отвечал казначей, -- в кажне
нет шредштв на такое штроительштво.
-- Какое мне дело до твоей казны, если я хочу построить
лаваторий! Уволь каких-нибудь бездельников, вот тебе и
средства.
Казначей оживился.
-- Несокращенной осталась только служба тайной
полиции,сказал он, заглядывая в бумаги.
-- Это какая такая служба? -- удивилось быдло.
-- Эта служба,- объяснил хранитель казны,- следит за
настроениями в столице, уведомляет правительство о заговорах,
преступных намерениях среди народа, а также наблюдает за
подозрительными иностранцами.
-- Да неужто у нас такое холуйство заведено? -- поразилось
быдло.
Но шут Ерошка подтвердил:
-- Есть, есть такое, дядюшка! Шныряют день и ночь по
