борьбы и других всевозможных случаев, везде и всюду...
Швейк поднял курицу с пола и продолжал, выпрямившись и
глядя прямо в глаза поручику Лукашу:
-- ...всегда и во всякое время сражаться храбро и
мужественно; свие войско, свои полки, знамена и пушки никогда
не оставлять, с неприятелем никогда ни в какие соглашения не
вступать, всегда вести себя так, как того требуют военные
законы и как надлежит вести себя доблестному солдату. Честно я
буду жить, с честью и умру, и да поможет мне в этом бог. Аминь.
А эту курицу, осмелюсь доложить, я не украл, я никого не
ограбил и держал себя, помня о присяге, вполне прилично.
-- Бросишь ты эту курицу или нет, скотина? -- взвился
поручик Лукаш, ударив Швейка протоколом по руке, в которой тот
держал покойницу.-- Взгляни на этот протокол. Видишь, черным по
белому: "Сим препровождается пехотинец Швейк Йозеф, согласно
его показаниям, ординарец той же маршевой роты... по обвинению
в ограблении..." И теперь ты, мародер, гадина, будешь мне еще
говорить... Нет, я тебя когда-нибудь убью! Понимаешь? Ну,
отвечай, идиот, разбойник, как тебя угораздило?
-- Осмелюсь доложить,-- вежливо ответил Швейк,-- здесь
просто какое-то недоразумение. Когда мне передали ваше
приказание раздобыть или купить чего-нибудь повкуснее, я стал
обдумывать, что бы такое достать. За вокзалом не было ничего,
кроме конской колбасы и сушеной ослятины. Я, осмелюсь доложить,
господин обер-лейтенант, все как следует взвесил. На фронте
надо иметь что-нибудь очень питательное,-- тогда легче
переносятся военные невзгоды. Мне хотелось доставить вам
горизонтал ную радость. Задумал я, господин обер-лейтенант,
сварить вам куриный суп.
-- Куриный суп! -- повторил за ним поручик, хватаясь за
голову.
-- Так точно, господин обер-лейтенант, куриный суп. Я
купил луку и пятьдесят граммов вермишели. Вот все здесь. В этом
кармане лук, в этом -- вермишель. Соль и перец имеются у нас, в
канцелярии. Оставалось купить только курицу. Пошел я, значит,
за вокзал в Ишатарчу. Это, собственно, деревня, на город даже и
не похожа, хоть на первой улице и висит дощечка с надписью:
"Город Ишатарча". Прошел я одну улицу с палисадниками, вторую,
третью, четвертую, пятую, шестую, седьмую, восьмую, девятую,
десятую, одиннадцатую, пока не дошел до конца тринадцатой
улицы, где за последним домиком уже начинались луга. Здесь
бродили куры. Я подошел к ним и выбрал самую большую и самую
тяжелую. Извольте посмотреть на нее, господин обер-лейтенант,
одно сало, и осматривать не надо, сразу, с первого взгляда
видно, что ей как следует подсыпали зерна. Беру я ее у всех на
виду, они мне что-то кричат по-венгерски, а я держу ее за ноги
и спрашиваю по-чешски и по-немецки, кому принадлежит эта
курица, хочу, мол, ее купить. Вдруг в эту самую минуту из
крайнего домика выбегают мужик с бабой. Мужик начал меня ругать
сначала по-венгерски, а потом по-немецки,-- я-де у него средь
белого дня украл курицу. Я сказал, чтобы он на меня не кричал,
что меня послали купить курицу,-- словом, разъяснил, как
обстоит дело. А курица, которую я держал за ноги, вдруг стала
махать крыльями и хотела улететь, а так как я держал ее
некрепко, она вырвалась из рук и собиралась сесть на нос своему
хозяину. Ну, а он принялся орать, будто я хватил его курицей по
морде. А женщина все время что-то лопотала и звала: "Цып, цып,
цып!"
Тут какие-то идиоты, ни в чем не разобравшись, привели
патруль гонведов, и я сам предложил им пойти на вокзал в
комендантское управление, чтобы там моя невинность всплыла, как
масло на поверхность воды. Но с господином лейтенантом, который
там дежурил, нельзя было договориться, даже когда я попросил
его узнать у вас, правда ли, что вы послали меня купить
чего-нибудь повкуснее. Он еще обругал меня, приказал держать
язык за зубами, так как, мол, и без разговоров по моим глазам
видно, что меня ждет крепкий сук и хорошая веревка. Он,
по-видимому, был в очень плохом настроении, раз уж дошел до
того, что сгоряча выпалил: такая, мол, толстая морда может быть
только у солдата, занимающегося грабежом и воровством. На
станцию, мол, поступает много жалоб. Вот третьего дня тоже
где-то неподалеку пропал индюк. А когда я ему напомнил, что
третьего дня мы еще были в Рабе, он ответил, что такие
отговорки на него не действуют. Послали меня к вам. Да, там еще
на меня раскричался какой-то ефрейтор, которого я сперва не
заметил: не знаю, дескать, я, что ли, кто передо мною стоит? Я
ответил, что стоит ефрейтор, и если бы его перевели в команду
егерей, то он был бы начальником патруля, а в артиллерии --
обер-канониром.
-- Швейк,-- минуту спустя сказал поручик Лукаш,-- с вами
было столько всяких приключений и невзгод, столько, как вы
говорите, "ошибок" и "ошибочек", что от всех этих неприятностей
вас спасти может только петля, со всеми военными почестями, в
каре. Понимаете?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, каре из так
называемого замкнутого батальона составляется из четырех и в
виде исключения также из трех или пяти рот. Прикажете, господин
обер-лейтенант, положить в куриный суп побольше вермишели,
чтобы он был погуще?
-- Швейк, приказываю вам немедленно исчезнуть вместе с
вашей курицей, иначе я расшибу ее о вашу башку, идиот
несчастный!
-- Как прикажете, господин обер-лейтенант, но только
осмелюсь доложить, сельдерея я не нашел, морковки тоже нигде
нет. Я положу картош...
Швейк не успел договорить "ки", вылетев вместе с курицей
из шгаинши вагона. Поручик Лукаш залпом выпил стопку коньяку.
Проходя мимо окон штабного вагона, Швейк взял под козырек
и проследовал к себе.
x x x
Благополучно одержав победу в борьбе с самим собой, Балоун
собрался уже открыть сардины поручика, как вдруг появился Швейк
с курицей, что, естественно, вызвало волнение среди всех
присутствовавших в вагоне. Все посмотрели на него, как будто
спрашивая: "Где это ты украл?"
-- Купил для господина обер-лейтенанта,-- сообщил Швейк,
вытаскивая из карманов лук и вермишель.-- Хотел ему сварить
суп, но он отказался и подарил ее мне.
-- Дохлая? -- недоверчиво спросил старший писарь Ванек.
-- Своими руками свернул ей шею,-- ответил Швейк,
вытаскивая из кармана нож.
Балоун с благодарностью и уважением посмотрел на Швейка и
молча стал подготовлять спиртовку поручика. Потом взял котелки
и побежал за водой.
К Швейку, начавшему ощипывать курицу, подошел телеграфист
Ходоунский и предложил свою помощь, доверительно спросив:
-- Далеко отсюда? Надо перелезать во двор или прямо на
улице?
-- Я ее купил.
-- Уж помалкивал бы, а еще товарищ называется! Мы же
видели, как тебя вели.
Тем не менее телеграфист принял горячее участие в
ощипывании курицы. В приготовлениях к торжественному великому
событию проявил себя и повар-оккультист Юрайда: он нарезал в
суп картошку и лук.
Выброшенные из вагона перья привлекли внимание подпоручика
Дуба, производившего обход. Он крикнул, чтобы показался тот,
кто ощипывает курицу, и в двери тотчас же появилась довольная
физиономия Швейка.
-- Что это? -- крикнул подпоручик Дуб, поднимая с земли
отрезанную куриную голову.
-- Осмелюсь доложить,-- ответил Швейк.-- Это голова курицы
из породы черных итальянок -- прекрасные несушки: несут до
двухсот шестидесяти яиц в год. Извольте посмотреть, какой у нее
был замечательный яичник.-- Швейк сунул под самый нос
подпоручику Дубу кишки и прочие куриные потроха.
Дуб плюнул и отошел. Через минуту он вернулся.
-- Для кого эта курица?
-- Для нас, осмелюсь Доложить, господин лейтенант.
Посмотрите, сколько на ней сала!
Подпоручик Дуб, уходя, проворчал:
-- Мы встретимся у Филипп.
-- Что он тебе сказал? -- спросил Швейка Юрайда.
-- Мы назначили свидание где-то у Филиппа. Эти знатные
баре в большинстве случаев педерасты.
Повар-оккультист заявил, что только все эстеты --
гомосексуалисты; это вытекает из самой сущности эстетизма.
Старший писарь Ванек рассказал затем об изнасиловании
детей педагогами в испанских монастырях.
И уже в то время, когда вода в котелке закипала, Швейк
рассказал, что одному воспитателю доверили колонию венских
брошенных детей и этот воспитатель растлил их всех.
-- Страсть! Ничего не попишешь! Но хуже всего, когда
найдет страсть на женщин. Несколько лет тому назад в Праге
Второй жили две брошенные дамочки-разводки, потому что были
шлюхи, по фамилии Моуркова и Шоускова. Как-то раз, когда в
розтокских аллеях цвела черешня, поймали они там вечером
старого импотента -- столетнего шарманщика, оттащили в
розтокскую рощу и там его изнасиловали. Чего они только с ним
не делали! На Жижкове живет профессор Аксамит, он там делал
раскопки, разыскивая могилы со скрюченными мертвецами, и
несколько таких скелетов взял с собой. Так они, эти шлюхи,
оттащили шарманщика в одну из раскопанных могил и там его
растерзали и изнасиловали. На другой день пришел профессор
Аксамит и обрадовался, увидев, что в могиле кто-то лежит. Но
это был всего-навсего измученный, истерзанный разведенными
барыньками шарманщик. Около него лежали одни щепки. На пятый
день шарманщик умер. А эти стервы дошли до такой наглости, что
пришли на похороны. Вот это уж извращенность! Посолил уже? --
обратился Швейк к Балоуну, который, воспользовавшись всеобщим
интересом к рассказу Швейка, что-то припрятывал в свой вещевой
мешок.-- Что ты там делаешь? Балоун, Балоун! -- вдруг серьезно
упрекнул приятеля Швейк.-- Что ты собираешься делать с этой
куриной ножкой? Поглядите-ка! Украл у нас куриную ножку, чтобы
потом, тайно от нас, сварить ее. Понимаешь ли ты, Балоун, что
ты совершил? Знаешь, как наказывают в армии того, кто на фронте
обворовал товарищей? Его привязывают к дулу пушки, и он
разлетается, как картечь. Теперь уж поздно вздыхать! Как только
мы встретим на фронте артиллерию, ты явишься к ближайшему
обер-фейерверкеру. А пока что в наказание придется тебе
заняться учением. Вылезай из вагона!
Несчастный Балоун вылез, а Швейк сел в дверях вагона,
свесил ноги и начал командовать:
-- Habtacht! Ruht! Habtacht! Rechts schaut! Habtacht!
Смотреть прямо! Ruht! Теперь займемся упражнениями на месте...
Rechts um! Ну, брат, и корова же вы! Ваши рога должны очутиться
там, где раньше было правое плечо! Herstellt! Rechts um! Links
um! Halbrechts! He так, осел! Herstellt! Halbrechts! Ну,
видите, лошак, уже получается. Halblinks! Links um! Links!
Front! Front, дурак! He знаешь, что ли, что такое шеренга! Grad
aus! Kehrt euch! Kniet! Nieder! Setzen! Auf! Setzen! Auf!
Nieder! Auf! Nieder! Auf! Setzen! Auf! Ruht! Ну, видишь,
Балоун, как это полезно. По крайней мере, пищеварение у тебя
будет хорошее.
Вокруг них собирались солдаты. Повсюду был слышен веселый
смех.
-- Будьте любезны, посторонитесь! -- крикнул Швейк.-- Мы
займемся маршировкой. Смотри, Балоун, держи ухо востро, чтобы
мне не приходилось двадцать раз отставлять. Не люблю команду
зря гонять. Итак: Direktion Bahnhof. Смотри, куда тебе
показывают! Marschieren marsch! Glied-- halt! Стой, черт
подери, пока я тебя в карцер не посадил! Glied -- halt!
Наконец-то я тебя, дуралей, остановил. Kurzer Schritt! Ты не
знаешь, что такое "kurzer Schritt"! Я те, брат, такой "kurzer
Schritt" покажу, что своих не узнаешь. Voller Schritt! Wechselt
