Генерал остановился перед одиннадцатой ротой, на левом
фланге которой стоял и зевал во весь рот Швейк. Из приличия он
прикрывал рот рукой, но из-под нее раздавалось такое мычание,
что поручик Лукаш дрожал от страха, как бы генерал не обратил
внимания на Швейка. Ему показалось, что Швейк зевает нарочно.
Генерал, словно прочитав мысли Лукаша, обернулся к Швейку
и подошел к нему:
-- Bohm oder Deutscher? / Чеx или немец? (нем.) /
-- Bohm, melde gehorsam, Herr Generalmajor / Чех, осмелюсь
доложить, господин генерал-майор (нем.)/.
-- Добже,-- сказал генерал по-чешски. Он был поляк,
знавший немного по-чешски.-- Ты ржевешь, как корова на сено.
Молчи, заткни глотку! Не мычи! Ты уже был в отхожем месте?
-- Никак нет, не был, господин генерал-майор.
-- Отчего ты не пошел с другими солдатами?
-- Осмелюсь доложить, господин генерал-майор, на маневрах
в Писеке господин полковник Вахтль сказал, когда весь полк во
время отдыха полез в рожь, что солдат должен думать не только о
сортире, солдат должен думать и о сражении. Впрочем, осмелюсь
доложить, что нам делать в отхожем месте? Нам нечего из себя
выдавливать. Согласно маршруту, мы уже на нескольких станциях
должны были получить ужин и ничего не получили. С пустым брюхом
в отхожее место не лезь!
Швейк в простых словах объяснил генералу общую ситуацию и
посмотрел на него с такой неподдельной искренностью, что
генерал ощутил потребность всеми средствами помочь им. Если уж
действительно дается приказ идти строем в отхожее место, так
этот приказ должен быть как-то внутренне, физиологически
обоснован.
-- Отошлите их спать в вагоны,-- приказал генерал капитану
Сагнеру.-- Как случилось, что они не получили ужина? Все
эшелоны, следующие через эту станцию, должны получить ужин:
здесь-- питательный пункт. Иначе и быть не может. Имеется точно
установленный план.
Генерал все это произнес тоном, не допускающим возражений.
Отсюда вытекало: так как было уже около двенадцати часов ночи,
а ужинать, как он уже прежде указал, следовало в шесть часов,
то, стало быть, ничего другого не остается, как задержать поезд
на всю ночь и на весь следующий день до шести часов вечера,
чтобы получить гуляш с картошкой.
-- Нет ничего хуже,-- с необычайно серьезным видом сказал
генерал,-- как во время войны, при переброске войск забывать об
их снабжении. Мой долг -- выяснить истинное положение вещей и
узнать, как действительно обстоит дело в комендатуре станции.
Ибо, господа, иногда бывают виноваты сами начальники эшелонов.
При ревизии станции Субботице на южнобоснийской дороге я
констатировал, что шесть эшелонов не получили ужина только
потому, что начальники эшелонов забыли потребовать его. Шесть
раз на станции варился гуляш с картошкой, но никто его не
затребовал. Этот гуляш выливали в одну кучу. Образовались целые
залежи гуляша с картошкой, а солдаты, проехавшие в Субботице
мимо куч и гор гуляша, уже на третьей станции христарадничали
на вокзале, вымаливая кусок хлеба. В данном случае, как видите,
виновата была не военная администрация! -- Генерал развел
руками.-- Начальники эшелонов не исполнили своих обязанностей!
Пойдемте в канцелярию!
Офицеры последовали за ним, размышляя, отчего все генералы
сошли с ума одновременно.
В комендатуре выяснилось, что о гуляше действительно
ничего не известно. Правда, варить гуляш должны были для всех
эшелонов, которые проследуют мимо этой станции. Потом пришел
приказ вместо гуляша начислить каждой части войск семьдесят два
геллера на каждого солдата, так что каждая проезжающая часть
имеет на своем счету семьдесят два геллера на человека, которые
она получит от своего интендантства дополнительно при раздаче
жалованья. Что касается хлеба, то солдатам выдадут на остановке
в Ватиане по полбуханки.
Комендант питательного пункта не струсил и сказал прямо в
глаза генералу, что приказы меняются каждый час. Бывает так:
для эшелонов приготовят обед, но вдруг приходит санитарный
поезд, предъявляет приказ высшей инстанции -- и конец: эшелон
оказывается перед проблемой пустых котлов.
Генерал в знак согласия кивал головой и заметил, что
положение значительно улучшилось, в начале войны было гораздо
хуже. Ничего не дается сразу, необходимы опыт, практика.
Теория, собственно говоря, тормозит практику. Чем дольше
продлится война, тем больше будет порядка.
-- Могу вам привести конкретный пример,-- сказал генерал,
довольный тем, что сделал такое крупное открытие.-- Эшелоны,
проезжавшие через станцию Хатван два дня тому назад, не
получили хлеба, а вы его завтра получите. Ну, теперь пойдемте в
вокзальный ресторан.
В ресторане генерал опять завел разговор об отхожих местах
и о том, как это скверно, когда всюду на путях железной дороги
торчат какие-то кактусы. При этом он ел бифштекс, и всем
казалось, что он пережевывает один из этих кактусов.
Генерал уделял отхожим местам столько внимания, будто от
них зависела победа Австро-Венгерской монархии.
По поводу ситуации, создавшейся в связи с объявлением
Италией войны, генерал заявил, что как раз в отхожих местах --
наше несомненное преимущество в итальянской кампании. Победа
Австрии явно вытекала из отхожего места. Для генерала это было
просто. Путь к славе шел по рецепту: в шесть часов вечера
солдаты получат гуляш с картошкой, в половине девятого войско
"опорожнится" в отхожем месте, а в девять все идут спать. Перед
такой армией неприятель в ужасе удирает.
Генерал-майор задумался, закурил "операс" и долго-долго
смотрел в потолок. Он мучительно припоминал, что бы еще такое
сказать в назидание офицерам эшелона, раз уж он сюда попал.
-- Ядро вашего батальона вполне здоровое,-- вдруг начал
он, когда все решили, что он и дальше будет смотреть в потолок
и молчать.-- Личный состав вашей команды в полном порядке. Тот
солдат, с которым я говорил, своей прямотой и выправкой подает
надежду, что и весь батальон будет сражаться до последней капли
крови.
Генерал умолк и опять уставился в потолок, откинувшись на
спинку кресла, а через некоторое время, не меняя положения,
продолжил свою речь. Подпоручик Дуб, рабская душонка, уставился
в потолок вслед за ним.
-- Однако ваш батальон нуждается в том, чтобы его подвиги
не были преданы забвению. Батальоны вашей бригады имеют уже
свою историю, которую должен обогатить ваш батальон. Вам
недостает человека, который бы точно отмечал все события и
составлял бы историю батальона. К нему должны идти все нити, он
должен знать, что содеяла каждая рота батальона. Он должен быть
человеком образованным и отнюдь не балдой, не ослом. Господин
капитан, вы должны выделить историографа батальона.
Потом он посмотрел на стенные часы, стрелки которых
напоминали уже дремавшему обществу, что время расходиться.
На путях стоял личный инспекторский поезд, и генерал
попросил господ офицеров проводить его в спальный вагон.
Комендант вокзала тяжело вздохнул. Генерал забыл заплатить
за бифштекс и бутылку вина. Опять придется ему платить за
генерала. Таких визитов у него ежедневно бывало несколько. На
это уже пришлось загубить два вагона сена, которые он приказал
поставить в тупик и которые продал военному поставщику сена --
фирме Левенштейн -- так, как продают рожь на корню. Казна снова
купила эти два вагона у той же фирмы, но комендант оставил их
на всякий случай в тупике. Может быть, придется еще раз
перепродать сено фирме Левенштейн.
Зато все военные инспектора, проезжавшие через центральную
станцию Будапешта, рассказывали, что комендант вокзала кормит и
поит на славу.
На утро следующего дня эшелон еще стоял на станции.
Настала побудка. Солдаты умывались около колонок из котелков.
Генерал со своим поездом еще не уехал и пошел лично ревизовать
отхожие места. Сегодня солдаты ходили сюда по приказу,
отданному в этот день капитаном Сагнером ради удовольствия
генерал-майора: Schwarmweise unter Kornmando der
Schwarmkommandanten / Отделениями, под командой отделенных
командиров (нем.)/.
Чтобы доставить удовольствие подпоручику Дубу, капитан
Сагнер назначил его дежурным.
Итак, подпоручик Дуб надзирал за отхожими местами. Отхожее
место в виде двухрядной длинной ямы вместило два отделения
роты. Солдаты премило сидели на корточках над рвами, как
ласточки на телеграфных проводах перед перелетом в Африку.
У каждого из-под спущенных штанов выглядывали голые
колени, у каждого на шее висел ремень, как будто каждый готов
был повеситься и только ждал команды.
Во всем была видна железная воинская дисциплина и
организованность.
На левом фланге сидел Швейк, который тоже втиснулся сюда,
и с интересом читал обрывок страницы из бог весть какого романа
Ружены Есенской:
...дешнем пансионе, к
сожалению, дамы
ем неопределенно, в действительности может быть больше
ге в большинстве в себе самой заключенная поте-
в свои комнаты или ходи-
национальном празднике. А если выронил т
шел лишь человек и только стосковался об э
улучшалась или не хотела с таким успехом
стать, как бы сами этого хотели
ничего не оставалось молодому Кршичке...
Швейк поднял глаза, невзначай посмотрел по направлению к
выходу из отхожего места и замер от удивления. Там в полном
параде стоял вчерашний генерал-майор со своим адъютантом, а
рядом -- подпоручик Дуб, что-то старательно докладывавший им.
Швейк оглянулся. Все продолжали спокойно сидеть над ямой,
и только унтера как бы оцепенели и не двигались.
Швейк понял всю серьезность момента.
Он вскочил, как был, со спущенными штанами, с ремнем на
шее, и, использовав в последнюю минуту клочок бумаги, заорал:
"Einstellen! Auf Habacht! Rechts schaut" / Встать! Смирно!
Равнение направо! (нем.)/ -- и взял под козырек. Два взвода со
спущенными штанами и с ремнями на шее поднялись над ямой.
Генерал-майор приветливо улыбнулся и сказал:
-- Ruht, weiter machen! / Вольно, продолжайте! (нем.)/
Отделенный Малек первый подал пример своему взводу, приняв
первоначальную позу. Только Швейк продолжал стоять, взяв под
козырек, ибо с одной стороны к нему грозно приближался
подпоручик Дуб, с другой улыбающийся генерал-майор.
-- Вас я видел ночью,-- обратился генерал-майор к Швейку,
представшему перед ним в такой невообразимой позе.
Взбешенный подпоручик Дуб бросился к генерал-майору:
-- Ich melde gehorsam, Herr Generalmajor, der Mann ist
blOdsinnig und als Idiot bekannt. Saghafter Dummkopf /Осмелюсь
доложить, господин генерал-майор, солдат этот слабоумный,
слывет за идиота, фантастический дурак (нем.)/.
-- Was sagen Sie, Herr Leutnant? / Что вы говорите,
господин лейтенант? (нем.)/ -- неожиданно заорал на подпоручика
Дуба генерал-майор, доказывая как раз обратное.-- Простой
солдат знает, что следует делать, когда подходит начальник, а
вот унтер-офицер начальства не замечает и игнорирует его. Это
точь-в-точь как на поле сражения. Простой солдат в минуту
опасности принимает на себя команду. Ведь господину поручику
Дубу как раз и следовало бы подать команду, которую подал этот
солдат: "Einstellen! Auf! Habacht! Rechts schaut!" -- Ты уже
вытер задницу? -- спросил генерал-майор Швейка.
-- Так точно, господин генерал-майор, все в порядке.
-- Wiecej srac nie bedziesz? / Больше срать не будешь?
(польск.)/
-- Так точно, генерал-майор, готов.
-- Так подтяни штаны и встань опять во фронт!
