Так как "во фронт" генерал-майор произнес несколько
громче, то сидевшие рядом с генералом начали привставать над
ямой.
Однако генерал-майор дружески махнул им рукой и нежным
отцовским голосом сказал:
-- Aber nein, ruht, ruht, nur weiter machen! / Да нет,
вольно, вольно, продолжайте! (нем.)/
Швейк уже в полном параде стоял перед генерал-майором,
который произнес по-немецки краткую речь:
-- Уважение к начальству, знание устава и присутствие духа
на военной службе -- это все. А если к этим качествам
присовокупить еще и доблесть, то ни один неприятель не устоит
перед нами.
Генерал, тыча пальцем в живот Швейка, указывал подпоручику
Дубу:
-- Заметьте этого солдата; по прибытии на фронт немедленно
повысить и при первом удобном случае представить к бронзовой
медали за образцовое исполнение своих обязанностей и знание...
Wissen Sie doch, was ich schon meine... Abtreten! / Понимаете,
что я хочу сказать... Можете идти! (нем.)/
Генерал-майор удалился, а подпоручик Дуб громко
скомандовал, так, чтобы генерал-майору было слышно:
-- Erster Schwarm, auf! Doppelreihen... Zweiter Schwarm. /
Первое отделение, встать! Ряды вздвой... Второе отделение...
(нем)/
Швейк между тем направился к своему вагону и, проходя мимо
подпоручика Дуба, отдал честь как полагается, но подпоручик все
же заревел:
-- Herstellt! / Отставить! (нем.)/
Швейк снова взял под козырек и опять услышал:
-- Знаешь меня? Не знаешь меня. Ты знаешь меня с хорошей
стороны, но ты узнаешь меня и с плохой стороны. Я доведу тебя
до слез!
Наконец Швейк добрался до своего вагона. По дороге он
вспомнил, что в Карлине, в казармах, тоже был лейтенант, по
фамилии Худавый. Так тот, рассвирепев, выражался иначе:
"Ребята! При встрече со мною не забывайте, что я для вас
свинья, свиньей и останусь, покуда вы в моей роте".
Когда Швейк проходил мимо штабного вагона, его окликнул
поручик Лукаш и велел передать Балоуну, чтобы тот поспешил с
кофе, а банку молочных консервов опять как следует закрыл, не
то молоко испортится. Балоун как раз варил на маленькой
спиртовке, в вагоне у старшего писаря Ванека, кофе для поручика
Лукаша. Швейк, пришедший выполнить поручение, обнаружил, что в
его отсутствие кофе начал пить весь вагон.
Банки кофейных и молочных консервов поручика Лукаша были
уже наполовину пусты, Балоун отхлебывал кофе прямо из котелка,
заедая сгущенным молоком -- он черпал его ложечкой прямо из
банки, чтобы сдобрить кофе.
Повар-оккультист Юрайда и старший писарь Ванек поклялись
вернуть взятые у поручика Лукаша консервы, как только они
поступят на склад.
Швейку также предложили кофе, но он отказался и сказал
Балоуну:
-- Из штаба армии получен приказ: денщика, укравшего у
своего офицера молочные или кофейные консервы, вешать без
промедления в двадцать четыре часа. Передаю это по приказанию
обер-лейтенанта, который велел тебе немедленно явиться к нему с
кофе.
Перепуганный Балоун вырвал у телеграфиста Ходоунского
кофе, который только что сам ему налил, поставил подогреть,
прибавил консервированного молока и помчался с кофе к штабному
вагону.
Вытаращив глаза, Балоун подал кофе поручику Лукашу, и тут
у него мелькнула мысль, что поручик по его глазам видит, как он
хозяйничал с консервами.
-- Я задержался,-- начал он, заикаясь,-- потому что не мог
сразу открыть.
-- Может быть, ты пролил консервированное молоко, а? --
пытал его поручик Лукаш, пробуя кофе.-- А может, ты его лопал,
как суп, ложками? Знаешь, что тебя ждет?
Балоун вздохнул и завопил:
-- Господин лейтенант, осмелюсь доложить, у меня трое
детей!
-- Смотри, Балоун, еще раз предостерегаю, погубит тебя
твоя прожорливость. Тебе Швейк ничего не говорил?
-- Меня могут повесить в двадцать четыре часа,-- ответил
Балоун трясясь всем телом.
-- Да не дрожи ты так, дурачина,-- улыбаясь, сказал
поручик Лукаш,-- и исправься. Не будь такой обжорой и скажи
Швейку, чтобы он поискал на вокзале или где-нибудь поблизости
чего-нибудь вкусного. Дай ему эту десятку. Тебя не пошлю. Ты
пойдешь разве только тогда, когда нажрешься до отвала. Ты еще
не сожрал мои сардины? Не сожрал, говоришь? Принеси и покажи
мне.
Балоун передал Швейку, что обер-лейтенант посылает ему
десятку, чтобы он, Швейк, разыскал на вокзале чего-нибудь
вкусного. Вздыхая, Балоун вынул из чемоданчика поручика коробку
сардинок и с тяжелым сердцем понес ее на осмотр к поручику.
Он-то, несчастный, тешил себя надеждой, что поручик Лукаш
забыл об этих сардинах, а теперь-- всему конец! Поручик оставит
их у себя в вагоне, и он, Балоун, лишится их. Балоун
почувствовал себя обворованным.
-- Вот, осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, ваши
сардинки,-- сказал он с горечью, отдавая коробку владельцу.--
Прикажете открыть?
-- Хорошо, Балоун, открывать не надо, отнеси обратно. Я
только хотел проверить, не заглянул ли ты в коробку. Когда ты
принес кофе, мне показалось, что у тебя губы лоснятся, как от
прованского масла. Швейк уже пошел?
-- Так точно, господин обер-лейтенант, уже отправился,--
ответил, сияя, Балоун.-- Швейк сказал, что господин
обер-лейтенант будут довольны и что господину обер-лейтенанту
все будут завидовать. Он пошел куда-то с вокзала и сказал, что
знает одно место, за Ракошпалотой. Если же поезд уйдет без
него, он примкнет к автоколонне и догонит нас на автомобиле. О
нем, мол, беспокоиться нечего, он прекрасно знает свои
обязанности. Ничего страшного не случится, даже если придется
на собственный счет нанять извозчика и ехать следом за эшелоном
до самой Галиции: потом все можно вычесть из жалованья. Пусть
господин обер-лейтенант ни в коем случае не беспокоится о нем!
-- Ну, убирайся,-- грустно сказал поручик Лукаш.
Из комендатуры сообщили, что поезд отправится только в два
пополудни в направлении Геделле -- Асод и что на вокзале
офицерам выдают по два литра красного вина и по бутылке
коньяку. Рассказывали, будто найдена какая-то посылка для
Красного Креста. Как бы там ни было, но посылка эта казалась
даром небес, и в штабном вагоне развеселились. Коньяк был "три
звездочки", а вино -- марки "Гумпольдскирхен". Один только
поручик Лукаш был не в духе. Прошел час, а Швейк все еще не
возвращался. Потом прошло еще полчаса. Из дверей комендатуры
вокзала показалась странная процессия, направлявшаяся к
штабному вагону. Впереди шагал Швейк, самозабвенно и
торжественно, как первые христиане-мученики, когда их вели на
арену.
По обеим сторонам шли венгерские гонведы с примкнутыми
штыками, на левом фланге -- взводный из комендатуры вокзала, а
за ними какая-то женщина в красной сборчатой юбке и мужчина в
коротких сапогах, в круглой шляпе, с подбитым глазом. В руках
он держал живую, испуганно кудахтавшую курицу.
Все они полезли было в штабной вагон, но взводный
по-венгерски заорал мужчине с курицей и его жене, чтобы они
остались внизу.
Увидев поручика Лукаша, Швейк стал многозначительно
подмигивать ему.
Взводный хотел поговорить с командиром одиннадцатой
маршевой роты. Поручик Лукаш взял у него бумагу со штампом из
комендатуры станции и, бледнея, прочел:
"Командиру одиннадцатой маршевой роты М-ского маршевого
батальона Девяносто первого пехотного полка к дальнейшему
исполнению.
Сим препровождается пехотинец Швейк Йозеф, согласно его
показаниям, ординарец той же маршевой роты М-ского маршевого
батальона Девяносто первого пехотного полка, задержанный по
обвинению в ограблении супругов Иштван, проживающих в Ишатарче,
в районе комендатуры вокзала. Основание: пехотинец Швейк Йозеф
украл курицу, принадлежащую супругам Иштван, когда та бегала в
Ишатарче за домом Иштван-супругов (в оригинале было блестяще
образовано новое немецкое слово "Istvangatten" / Иштвансупруги
(нем.)/), и был пойман владельцем курицы, который хотел ее у
него отобрать. Вышепоименованный Швейк оказал сопротивление,
ударив хозяина курицы Иштвана в правый глаз, а посему и был
схвачен призванным патрулем и отправлен в свою часть. Курица
возвращена владельцу".
Подпись дежурного офицера.
Когда поручик Лукаш давал расписку в принятии Швейка, у
него тряслись колени. Швейк стоял близко и видел, что поручик
Лукаш забыл приписать дату.
-- Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант,-- произнес
Швейк,-- сегодня двадцать четвертое. Вчера было двадцать третье
мая, вчера нам Италия объявила войну. Я сейчас был на окраине
города, так там об этом только и говорят.
Гонведы со взводным ушли, и внизу остались только супруги
Иштван, которые все время делали попытки влезть в вагон.
-- Если, господин обер-лейтенант, у вас при себе имеется
пятерка, мы бы могли эту курицу купить. Он, злодей, хочет за
нее пятнадцать золотых, включая сюда и десятку за свой синяк
под глазом,-- повествовал Швейк,-- но думаю, господин
обер-лейтенант, что десять золотых за идиотский фонарь под
глазом будет многовато. В трактире "Старая дама" токарю Матвею
за двадцать золотых кирпичом своротили нижнюю челюсть и вышибли
шесть зубов, а тогда деньги были дороже, чем нынче. Сам
Вольшлегер вешает за четыре золотых. Иди сюда,-- кивнул Швейк
мужчине с подбитым глазом и с курицей,-- а ты, старуха,
останься там.
Мужчина вошел в вагон.
-- Он немножко говорит по-немецки,-- сообщил Швейк,--
понимает все ругательства и сам вполне прилично может обложить
по-немецки.
-- Also, zehn Gulden,-- обратился он к мужчине.-- Funf
Gulden Henne, funf Auge. Ot forint,-- видишь, кукареку: ot
forint kukuk, igen / Итак, десять гульденов... Пять гульденов
курица, пять -- глаз. Пять форинтов кукареку, пять форинтов
глаз, да? (нем. и венг.)/. Здесь штабной вагон, понимаешь,
жулик? Давай сюда курицу!
Сунув ошеломленному мужику десятку, он забрал курицу,
свернул ей шею и мигом вытолкал крестьянина из вагона. Потом
дружески пожал ему руку и сказал:
-- Jo napot, baratom, adieu / Добрый день, приятель,
прощай... (венг. и франц.)/, катись к своей бабе, не то я скину
тебя вниз.
-- Вот видите, господин обер-лейтенант, все можно
уладить.-- успокоил Швейк поручика Лукаша.-- Лучше всего, когда
дело обходится без скандала, без особых церемоний. Теперь мы с
Балоуном сварим вам такой куриный бульон, что в Трансильвании
пахнуть будет.
Поручик Лукаш не выдержал, вырвал у Швейка из рук
злополучную курицу, бросил ее на пол и заорал:
-- Знаете, Швейк, чего заслуживает солдат, который во
время войны грабит мирное население?
-- Почетную смерть от пороха и свинца,-- торжественно
ответил Швейк.
-- Но вы, Швейк, заслуживаете петли, ибо вы первый начали
грабить. Вы, вы!.. Я просто не знаю, как вас назвать, вы забыли
о присяге. У меня голова идет кругом!
Швейк вопросительно посмотрел на поручика Лукаша и быстро
отозвался:
-- Осмелюсь доложить, я не забыл о присяге, которую мы,
военные, должны выполнять. Осмелюсь доложить, господин
обер-лейтенант, я торжественно присягал светлейшему князю и
государю Францу-Иосифу Первому в том, что буду служить ему
верой и правдой, а также генералов его величества и своих
начальников буду слушаться, уважать и охранять, их распоряжения
и приказания всегда точно выполнять; против всякого неприятеля,
кто бы он ни был, где только этого потребует его императорское
и королевское величество: на воде, под водой, на земле, в
воздухе, в каждый час дня и ночи, во время боя, нападения,
