взрослых, а для детей, чтобы те могли потрошить в свое
удовольствие забавные машины. Но и самые стойкие скептики
дрогнули, когда кому-то из жителей города довелось
удостовериться в суровой реальности установленного на
железнодорожной станции телефона -- аппарата с длинной ручкой,
которую надо было крутить, почему его сначала и приняли было за
примитивный вариант граммофона. Казалось, что Господь Бог решил
проверить, до каких пределов способно дойти удивление жителей
Макондо, и держал их в постоянном колебании между восторгом и
разочарованием, сомнением и признанием, пока наконец не
осталось никого, кто бы мог с уверенностью сказать, где же
проходят границы реальности. Это было такое сумбурное смешение
действительного и иллюзорного, что призрак Хосе Аркадио Буэндиа
под каштаном в полном смятении начал бродить по дому среди бела
дня. После официального открытия железной дороги, когда каждую
среду в одиннадцать часов стал регулярно прибывать поезд и было
сооружено здание станции -- скромный деревянный павильон со
столом, телефоном и окошечком для продажи билетов, на улицах
Макондо появились мужчины и женщины, которые выдавали себя за
самых обыкновенных людей, занимающихся самыми обычными делами,
но очень смахивали на цирковых артистов. В городе, где все уже
неоднократно обожглись на проделках цыган, эти бродячие
фокусники от торговли вразнос, с одинаковым красноречием
навязывавшие вам котелок со свистком и правила воздержания для
спасения души на седьмой день поста, не могли рассчитывать на
успех, но все же они ухитрялись основательно наживаться за счет
тех, кто, устав от их болтовни, поддавался уговорам, и за счет
растяп, а такие везде найдутся. Вместе с этими шарлатанами в
одну из сред прибыл в Макондо и явился затем к обеду в дом
Буэндиа улыбающийся коротышка мистер Герберт. На нем были брюки
для верховой езды, гетры, пробковый шлем и очки в стальной
оправе, за которыми топазами желтели глаза.
Никто за столом не обратил на него внимания до тех пор,
пока он не съел первую гроздь бананов. Аурелиано Второй
встретил мистера Герберта случайно в "Отеле Хакоба", где тот на
ломаном испанском языке возмущался отсутствием свободных
номеров, и привел его к себе, как часто поступал с приезжими.
Мистер Герберт был владельцем нескольких привязных аэростатов,
он объездил с ними полсвета и всюду имел великолепные доходы,
однако ему не удалось поднять в воздух никого из жителей
Макондо, потому что для них привязной аэростат был шагом назад
после того, как им довелось увидеть и испробовать летающую
циновку цыган. И мистер Герберт уже купил билет на ближайший
поезд. Когда подали на стол полосатую, как тигр, гроздь
бананов, которые обычно приносили в столовую к обеду, он
оторвал от нее первый банан без особого энтузиазма. Но потом
взял еще один и еще; не переставая разговаривать, он ел банан
за бананом, тщательно пережевывая их, смакуя, но не с
наслаждением гурмана, а, скорее, с отсутствующим видом ученого.
Покончив с первой гроздью, он попросил вторую. Затем вынул из
ящика для инструментов, который всегда носил с собой, небольшой
футляр с точными приборами. С подозрительностью скупщика
бриллиантов он тщательно изучил один банан: препарировал его
специальным ланцетом, взвесил на аптекарских весах, измерил с
помощью калибров оружейных дел мастера. Потом, достав из своего
ящика комплект других приборов, определил температуру и
влажность воздуха и интенсивность освещения. Эта церемония была
настолько занятной, что никто не мог есть спокойно, каждый
ждал, когда мистер Герберт произнесет окончательное суждение и
все станет ясным, но он не сказал ничего, что позволило бы
угадать его намерения. Потом мистера Герберта видели в
окрестностях города с сачком и корзиной в руках -- он гонялся
за бабочками.
А в следующую среду приехала группа инженеров, агрономов,
гидрологов, топографов и землемеров, они в течение нескольких
недель исследовали те же самые места, где мистер Герберт ловил
бабочек. Позже прибыл сеньор Джек Браун в прицепленном к хвосту
желтого поезда вагоне, отделанном серебром, с диванами, обитыми
епископским бархатом, и с крышей из синих стекол. В другом
вагоне прибыли и закружились вокруг сеньора Брауна важные
чиновники в черном, те самые адвокаты, которые в былые времена
сопровождали повсюду полковника Аурелиано Буэндиа, и это
внушило людям мысль, что агрономы, гидрологи, топографы и
землемеры так же, как мистер Герберт с его привязными
аэростатами и разноцветными бабочками и сеньор Браун с его
мавзолеем на колесах и злыми немецкими овчарками, имеют
какое-то отношение к войне. Впрочем, времени для размышлений
было немного, подозрительные жители Макондо только еще начинали
задаваться вопросом, что же все-таки происходит, черт побери,
как город уже превратился в лагерь из деревянных, крытых цинком
бараков, населенных чужеземцами, которые прибывали поездом
почти со всех концов света -- не только в вагонах и на
платформах, но даже на крышах вагонов. Немного погодя гринго
привезли своих женщин, томных, в муслиновых платьях и больших
шляпах из газа, и выстроили по другую сторону железнодорожной
линии еще один город; в нем были обсаженные пальмами улицы,
дома с проволочными сетками на окнах, белые столики на
верандах, подвешенные к потолку вентиляторы с огромными
лопастями и обширные зеленые лужайки, где разгуливали павлины и
перепелки. Весь этот квартал обнесли высокой металлической
решеткой, как гигантский электрифицированный курятник, по утрам
в прохладные летние месяцы ее верхний край был всегда черным от
усевшихся на нем ласточек. Никто еще не знал толком: то ли
чужеземцы ищут что-то в Макондо, то ли они просто филантропы, а
вновь прибывшие уже все перевернули вверх дном -- беспорядок,
который они внесли, значительно превосходил тот, что прежде
учиняли цыгане, и был далеко не таким кратковременным и
понятным. С помощью сил, в минувшие времена подвластных только
Божественному Провидению, они изменили режим дождей, сократили
период созревания урожая, убрали реку с того места, где она
всегда находилась, и переместили ее белые камни и ледяные струи
на другой конец города, за кладбище. Именно тогда поверх
выцветших кирпичей на могиле Хосе Аркадио была сооружена
крепость из железобетона, чтобы воды реки не пропитались
запахом пороха, исходившим от костей. Для тех чужеземцев, кто
не привез с собой своей милой, улица любвеобильных французских
гетер была превращена в целый город, еще более обширный, чем
город за металлической решеткой, и в одну прекрасную среду
прибыл поезд, нагруженный совершенно особенными шлюхами и
вавилонскими блудницами, обученными всем видам обольщения,
начиная с тех, что были известны в незапамятные времена, и
готовыми возбудить вялых, подтолкнуть робких, насытить алчных,
воспламенить скромных, проучить спесивых, перевоспитать
отшельников. Улица Турков, сияющая огнями магазинов заморских
товаров, которые появились на смену старым арабским лавчонкам,
в субботние ночи кишела толпами искателей приключений; они
толкались у столов с азартными играми, возле стоек тиров, в
переулке, где предсказывали судьбу и разгадывали сны, у
столиков с фритангой (*17) и напитками; утром в воскресенье
столики эти возвышались, как островки, среди распростертых на
мостовой тел, иной раз принадлежавших блаженным пьяницам, но в
большинстве случаев -- незадачливым зевакам, сраженным
выстрелом, ударом кулака, ножа или бутылки во время ночной
потасовки. Нашествие в Макондо было таким многолюдным и
неожиданным, что первое время невозможно было ходить по улицам:
повсюду вы натыкались на мебель, сундуки, разные строительные
материалы -- собственность тех, кто, ни у кого не спрашивая
разрешения, возводил себе дом на первом попавшемся незанятом
участке, или же налетали на скандальное зрелище -- какую-нибудь
парочку, которая среди бела дня, на виду у всех, занималась
любовью в гамаке, подвешенном между миндальными деревьями.
Единственный тихий уголок был создан мирными антильскими
неграми -- они выстроили себе на окраине города целую улицу
деревянных домов на сваях и по вечерам усаживались в
палисадниках и распевали на своем непонятном жаргоне печальные
псалмы. Произошло столько перемен и за такое короткое время,
что уже через восемь месяцев после визита мистера Герберта
старые жители Макондо не узнавали своего собственного города.
-- Ну и наделали мы себе мороки, -- частенько повторял
тогда полковник Аурелиано Буэндиа, -- а все лишь потому, что
угостили какого-то гринго бананами.
Аурелиано Второй, напротив, так и раздувался от
удовольствия при виде этой лавины чужеземцев. Очень скоро дом
наполнился разными незнакомцами, неисправимыми гуляками со всех
концов земли; пришлось построить новые спальни во дворе,
расширить столовую, заменить прежний стол другим -- на
шестнадцать персон, купить новую посуду и столовые приборы, и
даже после всего этого обедать были вынуждены в несколько смен.
Фернанде оставалось только подавать свое отвращение и
по-королевски ухаживать за гостями, которые отличались самым
безнравственным поведением: они натаскивали грязи в галерею,
мочились прямо в саду, во время сиесты стелили свои циновки где
вздумается и болтали что в голову взбредет, не обращая никакого
внимания ни на смущение дам, ни на кривые улыбки мужчин.
Амаранта была приведена в такое негодование этим нашествием
плебеев, что снова стала есть на кухне, как в старые времена.
Полковник Аурелиано Буэндиа, убежденный, что большинство из
тех, кто заходит в мастерскую поздороваться с ним, делают это
не из симпатии или уважения к нему, а потому, что им любопытно
взглянуть на историческую реликвию, на музейное ископаемое,
закрыл дверь на засов, и теперь его лишь в крайне редких
случаях можно было увидеть сидящим возле двери на улице. Только
Урсула -- даже когда она уже стала волочить ноги и ходить
ощупью, держась за стены, -- накануне прибытия каждого поезда
испытывала детскую радость. "Готовьте мясо и рыбу, --
командовала она четырем кухаркам, мечтавшим поскорей вернуться
под спокойное правление Санта Софии де ла Пьедад. --
Настряпайте всякой всячины, кто знает, чего захочется
чужеземцам". Поезд прибывал в самый жаркий час дня. Во время
обеда весь дом гудел, словно рынок, потные нахлебники, которые
даже не знали в лицо своих щедрых хозяев, вваливались шумной
толпой и спешили занять лучшие места за столом, а кухарки
налетали друг на друга, носясь с огромными кастрюлями, полными
супа, котелками с мясом и овощами, блюдами с рисом, и разливали
по стаканам неиссякающими поваренными ложками целые бочки
лимонада. Беспорядок был страшный, и Фернанда приходила в
отчаяние от мысли, что многие едят по два раза, и нередко,
когда рассеянный нахлебник, спутав ее дом с харчевней, требовал
счет, ей хотелось излить душу в словах из лексикона рыночной
торговки. После визита мистера Герберта прошло больше года, но
выяснилось с тех пор только одно -- гринго думают сажать бананы
на заколдованных землях, тех самых, через которые прошли Хосе
Аркадио Буэндиа и его люди, когда искали путь к великим
изобретениям. Еще два сына полковника Аурелиано Буэндиа, с
крестами из пепла на лбу, приехали в Макондо, увлеченные
гигантским потоком, хлынувшим на город, как лава из вулкана, и
