крестьянин крадет ничтожную серебряную пластинку в самом бедном из божьих
домов, с него живьем сдирают кожу и прибивают к воротам церкви. А то, что
ты предлагаешь, в тысячу раз хуже!
- При одной мысли об этом твоя бессмертная душа в опасности! -
подхватил архиепископ.
Эркенберт шипел, как гадюка:
- Не для этого мы сделали тебя королем.
Голос хеймнара Вульфгара перекрыл их.
- И ты забываешь, с кем имеешь дело. Это не люди. Это порождение ада
- все они. Мы не можем договариваться с ними. Не можем терпеть, чтобы они
стояли тут месяцами, мы должны их уничтожить... - Пена показалась на его
бледных губах, он поднял обрубок руки, чтобы вытереть ее. - Господин
король, язычники не люди. У них нет души.
Шесть месяцев назад, подумал Элла, я повел бы войско нортумбрийцев в
бой. Они и сейчас ждут от меня этого. Если я отдам другой приказ, меня
назовут трусом. Никто не пойдет за трусом. Эркенберт ясно дал понять: если
я не буду сражаться, они вернут на престол этого придурка Осберта. Он все
еще скрывается где-то на севере. И пойдет в бой, храбрый дурак.
Но Эдмунд показал, что происходит, когда вступаешь с ними в открытую
схватку, даже если захватишь их врасплох. Если мы будем действовать в
старом стиле, я знаю, мы проиграем. Мы проиграем, и я умру. Я должен
сделать что-то другое. Что-то такое, что примет Эркенберт. Но открытое
предложение дани он не примет.
Элла заговорил решительно, властным королевским тоном.
- Мы останемся в осаде и постараемся ослабить их. Гутред, проверь
оборону и продовольствие, отошли все бесполезные рты. Господин
архиепископ, мне говорили, что в твоей библиотеке есть книги, написанные
римлянами об искусстве ведения войны, особенно об осадах. Поищи в них, что
может нам помочь уничтожить викингов.
Он повернулся, сошел со стены, за ним Гутред и свита; ящик Вульфгара
повернули и унесли два крепких тролла.
- Восточноанглский тан прав, - прошептал Эркенберт архиепископу. - Мы
должны убрать этих варваров, прежде чем они помешают нам собрать налоги и
соблазнят наших троллов. И даже дворян. Я уже знаю, кто соблазнится первым
и решит, что может обойтись без нас.
- Посмотри книгу Вегеция, - ответил архиепископ. - Она называется "De
Re Militari", "О военном искусстве". Я не знал, что наш господин так
образован.
- Он четыре дня не отходит от горна, - заметил Бранд. Он, вместе с
Торвином, Хундом и Ингульфом, стоял на небольшом холме в нескольких ярдах
от горящего в кузнице огня. Викинги нашли эту кузницу с большим запасом
древесного угля в деревне Осбалдвич, в нескольких милях от Йорка. Шеф
сразу занял ее, потребовал людей, железа и топлива. Четверо смотрели на
него через широко раскрытые двери.
- Четыре дня, - повторил Бранд. - Почти не ест. И не стал бы спать,
если бы его помощники не сказали ему, что им-то спать нужно, и
потребовали, чтобы на ночь прекращались удары молота.
- Ему это как будто не принесло вреда, - сказал Хунд.
Действительно, его друг, который по-прежнему думал о себе как о
мальчике, юноше, решительно изменился за прошедшее лето. По стандартам
Армии, в которой было множество гигантов, он не стал массивен. Но в нем не
осталось никакой лишней плоти. Шеф разделся по пояс на холодном ветру
английского октября. Он расхаживал вокруг горна, наносил точные удары по
чему-то маленькому и тонкому, переворачивал клещами раскаленный металл,
покрикивал на своих помощников с ошейниками рабов, чтобы они сильнее
раздували меха, и мышцы двигались в его теле так, словно они расположены
сразу под кожей, без капли жира или других прослоек. Быстрый рывок, металл
шипит в бадье, другой кусок выхвачен из огня. Каждый раз как он шевелился,
разные мышцы гладко скользили одна рядом с другой. В красном огне горна он
казался бронзовой статуей древности.
Но красоты древних статуй у него не было. Даже при свете огня горна
виден был пустой запавший правый глаз. На спине отчетливо выделялись следы
бича. Мало кто в Армии решился бы так беззаботно показывать эти метки.
- Может, не принесло вреда телу, - ответил Торвин. - О мозге не могу
говорить. Вы знаете, что сказано в предании о Волунде:
Он сидел, он не спал, он бил молотом,
Всегда делал проклятую работу Нитхада.
- Не знаю, какую хитроумную штуку придумал наш друг. И для кого он ее
делает. Надеюсь, ему повезет больше, чем Волунду, он больше преуспеет в
достижении желания своего сердца.
Ингульф обратился к другой теме.
- А что он сделал за эти четыре дня?
- Прежде всего это. - Торвин показал остальным шлем.
То, что он держал в руке, не было похоже на виденные ими шлемы.
Слишком велик, с выпуклостями, как голова гигантского насекомого. Вокруг
кромка, заостренная впереди, как бритва. В передней части забрало, от него
отходят металлические прутья, защищающие щеки. Шею закрывает сплошная
металлическая пластина.
Еще белее удивительная внутренность. Внутри кожаная прокладка,
подвешенная на полосах. Когда надеваешь шлем, голова покрыта кожей, но
металл ее не касается. Под подбородком широкая лента с пряжкой прочно
держит шлем на голове.
- Никогда такого не видел, - сказал Бранд. - Удар по металлу не
дойдет до черепа. Но все же я скажу, что лучше вообще не получать удар.
Пока они разговаривали, гром в кузнице прекратился. Шеф начал
осторожно соединять мелкие куски металла. Потом вышел наружу, улыбающийся
и вспотевший.
Бранд возвысил голос.
- Я говорю, молодой человек, не вовремя будящий воинов, что если ты
избежишь удара, то шлем вообще не понадобится. И что, во имя Тора, такое
ты держишь?
Шеф снова улыбнулся и поднял странное орудие. Держал его
горизонтально, на ладони, в том месте, где дерево соединяется с металлом.
- И как это называется? - спросил Торвин. - Копье, которое рубит?
Топор с древком копья?
- Ублюдок от топора с плугом, - предположил Бранд. - Не вижу, как им
можно пользоваться. Шеф взял все еще забинтованную руку Бранда и осторожно
завернул рукав. Приложил свою руку к руке друга.
- Хороший ли я мечник? - спросил он.
- Плохой. Никакой подготовки. Талант есть.
- А если бы у меня была подготовка, я смог бы выстоять против такого,
как ты? Никогда. Посмотри на наши руки, твоя вдвое толще моей. А я ведь не
слабый человек. Но у меня другая фигура, твоя фигура подходит для мечника
и еще больше для топорника. Ты взмахиваешь оружием, как мальчишка,
сражающийся с тростником палкой. Я этого не могу сделать. Поэтому если мне
придется стоять против такого бойца, как ты... А однажды придется. Против
Мюртача, может быть. Или кого похуже.
Все молча кивнули.
- Я должен уравнять шансы. С помощью этого... - Шеф начал медленно
вращать оружие. - Я могу бить вперед. Я могу рубить справа. Могу ударить
слева, не переворачивая оружие. Могу перевернуть другим концом. Могу
использовать обе руки. Мне не нужен щит. И что прежде всего, удар этим
оружием по силе равен удару Бранда, а после такого мало кто выживет. - Но
у тебя открыты руки, - сказал Бранд.
Шеф сделал знак, и нервно приблизился англичанин от горна. Он держал
два металлических предмета. Шеф взял их и передал.
Это были металлические перчатки, прокладка из кожи, на ладонях кожа,
а сверху длинные металлические пластины, закрывающие руку до локтя. Но
самое поразительное в них, заметили зрители, когда пригляделись, это то,
как двигался металл. На каждом пальце пять пластинок, каждая соединяется с
другими маленькими заклепками. Более массивные пластины прикрывали
обратную сторону ладони, но они тоже двигались. Шеф надел перчатки и
медленно согнул пальцы, обхватил ими древко оружия.
- Они похожи на чешую дракона Фафнира, - сказал Торвин.
- Фафнир был поражен снизу, в брюхо. Я надеюсь, меня будет труднее
убить. - Шеф отвернулся. - У меня есть еще дела. Я бы и половины не
сделал, если бы не Халфи. Он хороший мастер по коже, хотя за мехами
работает медленно.
Сделав знак англичанину встать на колени, Шеф принялся возиться с его
ошейником.
- Вы скажете, что нет смысла освобождать его, потому что кто-нибудь
тут же снова его поработит. Но я ночью проведу его за сигнальные огни
Армии, а его хозяин закрыт в Йорке. Если у него есть здравый смысл и
удача, он убежит, убежит далеко и никогда не будет пойман.
Англичанин смотрел, как Шеф осторожно разгибает ошейник.
- Вы язычники, - сказал он, не понимая. - Священник сказал, что вы не
знаете милосердия. Вы обрубили руки и ноги тану - я его видел! Как ты
можешь освободить меня, если церковь держала меня в рабстве?
Шеф поднял его. Ответил по-английски, а не по-норвежски, как говорил
раньше.
- Люди, искалечившие тана, не должны были этого делать. Но я не буду
говорить о христианах и язычниках. Скажу только, что злые люди есть везде.
Могу дать тебе только один совет. Если не знаешь, кому доверять, верь
человеку, который носит такое. - Он указал на четверых наблюдателей,
которые, следя за его словами, молча показали свои подвески: молот у
Бранда и Торвина, яблоко Идунн у двух лекарей, Хунда и Ингульфа. - Или
другие похожие. Может быть лодка Ньорта, молот Тора, пенис Фрея. Не могу
пообещать, что они тебе помогут. Но они будут обращаться с тобой, как с
человеком, а не как с лошадью или телкой.
- Но ты такого не носишь, - сказал Халфи.
- Еще не знаю, какой мне носить.
Вокруг нормальный шум лагеря сменился гулом, распространялась
новость, слышались крики, воины перекрикивались друг с другом. Появился
один из людей Бранда с широкой улыбкой на бородатом лице.
- Кончаем! - закричал он. - Ярлы, и Рагнарсоны, и Змееглазый
прекращают грабежи окрестностей, перестают размышлять и почесывать
задницы. Завтра мы идем на стену! Пусть берегутся женщины и девушки!
Шеф мрачно посмотрел на него, не находя в его словах ничего веселого.
- Мою девушку звали Годива, - сказал он. - Это значит "Божий дар". -
Он натянул перчатки, задумчиво взвесил в руке алебарду. - Назову это
"Местью тролла", местью раба. Однажды она отомстит за Годиву. И за других
девушек.
2
В сером утреннем свете Армия начала движение по узким уставленным
лачугами улицам внешней части Йорка. Все три главные моста через Узу
прикрывались стенами старой колонии на южном берегу реки, но для искусных
плотников и топорников викингов это не было преградой. Они снесли
несколько домов и ближайшую церковь, разобрали их на бревна и перебросили
через Узу рядом с лагерем широкий мост. Армия прошла по нему и теперь, как
прилив, накатывалась на желтые стены сердца города. Она не торопилась, не
слышны были выкрики команд, все восемь тысяч человек, за исключением
нескольких экипажей, оставленных для охраны лагеря, двигались к цели.
Они шли по узким улицам, время от времени от них отделялись небольшие
группы, взламывали двери и ставни. Шеф повернул голову, повернул неуклюже,
потому что еще не привык к тяжести шлема, и, глядя на Бранда,
вопросительно поднял бровь. Тот мирно ехал рядом с ним, сгибая и разгибая
руку, с которой только что сняли повязку.
- Дураки есть повсюду, - заметил Бранд. - Беглецы говорят, что король
приказал несколько дней назад очистить это место, мужчин забрали в
крепость, остальных куда-то в холмы. Но всегда найдется кто-то, кто
думает, что пронесет, ничего не случится.
И как бы подтверждая его слова, впереди послышался шум: голоса,
