выглядел так, словно вот-вот упадет. Мавро обнял его рукой.
- Как дела, компадрес? - спросил он.
Завала кивнул и чихнул. Обнажил руку-протез. Она кончалась у локтя.
Он осмотрел кожу на месте соединения.
- Горит. Я чувствую, как горит моя рука, - сказал он удивленно. - Это
гниль. У меня ее нет. Но я чувствую, как она горит.
- Дай-ка я взгляну, - сказал я.
- Si, пусть посмотрит дон Анжело. Он врач, - сказал Перфекто.
Гниль, L24, бактериальная разновидность проказы, разработанная как
биологическое оружие. За несколько дней зараженная рука сгнивает. В
городах она много неприятностей не причиняет, потому что с ней можно
справиться, если есть лекарства. Но если подвергнуть ей партизан в
джунглях, она действует опустошительно, потому что гверилья не успевают
вернуться в деревню для лечения. И хоть остановить процесс возможно,
бактерия L24 делает невозможной регенерацию тканей.
Завала протянул руку, и я осмотрел кожу вокруг протеза. Кожа
совершенно нормальная и здоровая, никаких белых хлопьев. Потрогал тело
вокруг протеза в поисках воспаления, ничего не обнаружил.
- Мне кажется, все нормально, - сказал я. Завала нахмурился, поэтому
я добавил: - Но нужно наблюдать несколько дней, просто для надежности. У
меня в медицинской сумке есть антибиотики, они убивают все.
Я не сказал, что у меня их немного и использовать их можно только в
случае крайней необходимости. Все равно для лечения не хватит. В Панаме я
такими лекарствами не занимался. Но они есть в аптеке на любом углу.
Абрайра собралась уходить, и Завала слабо улыбнулся. Он сказал:
- Подожди минутку. - Открыл дверь боевого помещения и крикнул: -
Хозяин Кейго. По коридору ползут отвратительные тигролилии. Много раненых!
Вниз! Быстро!
Мы все улыбнулись, и большой самурай выбежал из комнаты. Но не
побежал по коридору к лестнице. Схватил Завалу и поднял в воздух, как
великан ребенка. На ломаном испанском сказал:
- Когда говоришь... со мной... говори по-японски. Неужели так трудно
научиться языку?
Завала попытался вырваться. Кейго ударил его о стену, не очень
сильно, и вернулся в комнату.
Мавро подтолкнул Завалу и улыбнулся.
- Ты прав. Ты кузнечик.
5
Мы немного постояли у входа в боевое помещение, потом Завала и Мавро
отправились обследовать корабль. Абрайра сказала мне:
- Я покажу нашу комнату, - и мы с Перфекто пошли за ней. На лестнице
мы встретили Сакуру; он остановил нас взмахом руки. Он весь был зубы и
улыбки.
- Что вам нужно? - спросила Абрайра. Ровный тон голоса, который она
сумела поддерживать раньше, исчез.
Сакура улыбнулся.
- Слушайте внимательно, и я научу вас гимну компании, - сказал он. -
Мы поем его каждое утро, когда просыпаемся, и каждую ночь, когда ложимся
спать. И если в коридоре вас встретит доверенное лицо компании и прикажет
спеть, вы должны петь гимн выразительно, от всего сердца.
Я переминался с ноги на ногу: мне не терпелось начать изучение своих
листочков с биографиями.
И тут Сакура запел по-японски. Похоже на ворчание в животе, негромкие
вопли и крики, и восточная музыкальная манера совсем не звучала как
музыка. Из глаз Сакуры потекли слезы, и он размахивал руками. Начиналось
так:
Итами де цукури,
Итами де ури...
Я потом я уже не смог следить. Сакура кончил, опустив голову; он
плакал так, словно у него разбито сердце и он не имеет сил, чтобы стоять.
Придя в себя, он поднял руки и велел нам петь.
Я был ошеломлен. Я знавал когда-то уличного волшебника, который
приделал цыпленку клюв-протез, а в нем спрятал микрофон, и когда
поблизости начинал работать магнитофон, цыпленок цитировал Священное
Писание. Волшебник принес цыпленка на ярмарку и дурачил крестьян, говоря
им, что цыпленок научился цитировать нагорную проповедь, испив воды из
святого фонтана. Так он заработал много денег. Я часто ходил смотреть на
его представление: очень забавно было видеть удивление и страх на лицах
крестьян. Я уверен, что когда Сакура предложил нам петь, мое ошеломленное
лицо напоминало лица тех крестьян. Может, если бы я был ребенком, я бы
запел. Мы все молчали.
Сакура перестал улыбаться.
- Послушайте, - сказал он, - спойте! Итаааамиии... - Он замолчал,
посмотрел на нас всех по очереди. - Давайте, продемонстрируйте свое
единство с компанией. Покажите, как вы благодарны Мотоки!
Абрайра сказала: "Вот моя благодарность" и, быстрая, как змея,
ударила его по ребрам. Он упал на пол.
Сакура плевался, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Абрайра
схватила его за волосы и швырнула на стену.
Прижала его к стене, держа за горло.
- Никогда не говори так со мной перед моими людьми, - сказала она. -
Ты что, издеваешься надо мной, хочешь унизить меня? - Она смотрела ему в
глаза, и Сакура попытался отвести взгляд.
Он с трудом вдохнул.
- Отпусти меня, сумасшедшая женщина, или я прикажу самураям казнить
тебя.
В глазах Абрайры появились слезы, она покачнулась. Хотя фигура у нее
не крупнее, чем у других женщин, от нее исходило ощущение силы. Сжатый
кулак она держала на горле японца, и я представил себе, что если она
ударит, он обрушится как поршень и разобьет Сакуре череп. Сакура посмотрел
ей в глаза и, должно быть, увидел их чуждость. И задрожал. Абрайра
ответила на его угрозу:
- Пусть убьют. - И в голосе ее не было страха.
Она убрала руку, маленький японец упал и лежал на месте, боясь
пошевельнуться. Абрайра пошла по коридору к лестнице, упруго и напряженно,
как готовая к прыжку пантера.
Сакура смотрел ей вслед, пока она не добралась до лестницы, потом
закричал:
- Ты мертвец! Я убью тебя за это! - потом крикнул что-то по-японски и
побежал в боевое помещение Кейго.
Перфекто через десяток шагов догнал его, схватил за загривок и прижал
к полу. Сакура замолчал. Абрайра невозмутимо начала подниматься по
лестнице. В коридор выходило несколько боевых помещений, и я был уверен,
что в ответ на крики Сакуры через несколько секунд появятся самураи.
Потрогал ножи и пошел к Абрайре.
Мы поднимались по лестнице. На сотом уровне остановились. Лестница
продолжалась выше, но была перерезана шлюзом. Я посмотрел на него: где-то
за ним Тамара, я стремился найти ее, но продолжал идти за Абрайрой. На
этом уровне коридоры шире, чем внизу, комнаты дальше друг от друга. Наша
комната выглядела не очень хорошо. Кубической формы, с низким потолком;
пластиковые ящики с обивкой вдоль трех стен. На одном мой тиковый сундук с
открытой крышкой, оттуда торчат коробки сигар и бутылки. Справа от входа
небольшой туалет без двери; слева водопроводный кран и розетки для
подключения к компьютеру. Болтами к потолку прикреплены пять коек, на
стенах портреты пап. Абрайра легла на койку и закрыла глаза. Я встал у
входа в туалет, готовый ударить ножом всякого, кто попробует на нее
напасть.
Абрайра открыла один глаз.
- Ты так и будешь лежать? - спросил я, сердясь, что она не хочет
спастись.
- Вероятно, - ответила она.
Я прислонился головой к стене, прислушиваясь, нет ли звуков
преследования.
Она какое-то время смотрела на меня.
- Анжело, убери нож, - озабоченно сказала она. - Ты меня пугаешь.
- А если явится Сакура, и не один? - спросил я, вытирая пот со лба.
- Он не явится, - ответила она, садясь. Еще некоторое время смотрела
на меня. - К тому же я справлюсь сама. Никакой опасности нет.
И когда она так сказала, произошло нечто странное. Я почувствовал
огромное облегчение. Как будто разжалась какая-то пружина в руке, и я смог
выпустить оружие.
- Я... я думал, что защищаю тебя. Глупо с моей стороны. Прости.
Она закрыла глаза и отвернулась.
- Спасибо. Никто этого раньше не делал. Никто меня не защищал.
И в голосе ее звучала такая боль, что мне захотелось извиниться за
всех мужчин, не защитивших ее. Я подумал о том, какова была ее жизнь, ведь
она ниже самых низких, ниже даже индейцев. Представил себе, как она
страдала из-за этого, заставляла себя утверждаться и становиться сильной.
Я видел новости, в которых показывали, как обращались с химерами в Чили, в
Эквадоре и Перу еще до того, как власть захватили социалисты; там, где
индейцу за целый день тяжелой работы платили пятьдесят песо - этого
хватает только на то, чтобы не умереть с голоду, - химере платили двадцать
пять. Полиция часто стреляла в химер, избивала их, если они показывались
после темноты. Но это всего лишь легкие неудобства по сравнению с тем, что
стало после того, как эти страны присоединились к Соединенным
Социалистическим Штатам Юга: химеры утратили все свои права, поскольку
социалисты утверждали, что химеры не люди и потому не защищаются законом.
Стало вполне законным убить химеру, превратить в раба - если кто-то
решится. Говорят, генерал Эспиноза после захвата Аргентины хвастал, что ел
на обед печень химеры и что она вкуснее самой нежной телячьей печени. И
это только часть того, что должна была вытерпеть Абрайра от рук людей.
- Каково было в Чили, когда химер начали убивать, охотиться за ними?
- спросил я. Это личный вопрос, может быть, слишком личный. Я сунул нож в
ножны на запястье и сел на пол, глядя на Абрайру.
Некоторое время она не отвечала.
- Анжело, в симуляторе все кажется странным. Цвета размыты, нет
ничего теплого. Как будто мир остыл. На небе облака, но я не видела сквозь
них солнце. Словно они преграда для его лучей. А как видят этот мир люди?
Верное наблюдение и попытка перевести разговор на другую почву. Но,
по-видимому, у нее хорошее инфракрасное зрение. Своими глазными протезами
я тоже вижу часть инфракрасных лучей, но они преобразуются в нормальные
цвета. Для нее каждый цвет имел особое значение.
- Si. Облака и туман, они могут не пропустить свет, - сказал я. -
Люди не видят звезды на небе в облачную ночь.
- Гммм. Я знала, что у людей плохое зрение, но даже не догадывалась,
насколько плохое. Эту слабость нужно будет использовать, когда доберемся
до Пекаря.
- Ты разве никогда не подсоединялась к человеку в мониторе сновидений
или не смотрела образовательные программы для людей?
- Нет. В Чили образовательные программы показывают во всем спектре. Я
видела точные копии старых картин из музеев - Да Винчи, Рембрандт. Все
светлые тона на них окрашены ультрафиолетом, словно нарисованные смазаны
солнцезащитным лосьоном. На интеллектуальном уровне я понимала ограничения
человеческого зрения, но до сегодня по-настоящему не сознавала их.
- Я понимаю, о чем ты говоришь, - сказал я. - На службе в армии я
потерял глаза и, когда хирург вставлял мне протезы, я ему немного
приплатил. Вначале, когда мне поставили протезы, они были настроены на
слишком высокий уровень инфракрасного излучения, и количество света
ошеломляло меня. Люди сверкали так, что становились невидимы их лица. И я
не мог отличить одного человека от другого. Вначале все казались мне
существами из света, сверкающими существами. Я слышал, некоторые люди
утверждают, что видят ауру - человеческий дух, просвечивающий сквозь
плоть. И в своей юношеской наивности я решил, что тоже вижу нечто подобное
- физическое подтверждение гипотезы о существовании души.
- И на многие месяцы это изменило мое поведение и отношение к людям.
Я видел в людях потенциальных ангелов и богов и относился к ним с
уважением и доверием. Но кое-кто воспользовался моей доверчивостью, и я
понял, что обманываю себя. Поэтому я снова пришел к хирургу, который
