сторонам. При каждом выстреле местность впереди освещалась, словно
молнией, и черные камни и деревья отбрасывали необычные тени; потом плазма
касалась снега, поднимался туман, который неслышно заполнял долину за
нами. Машина Гарсии, шедшая за нами, приблизилась и почти касалась нас.
Гектор крикнул: "Камень - справа!" В то же время мы проходили под
наклонившейся сосной. Один из химер Гарсии прыгнул с пушки. Он ухватился
за сосновую ветвь, подтянулся и исчез в туче снега, поднятой машиной. Мы
увидели перед собой камень в свете плазменной дуги - черный вулканический
утес.
Когда мы обогнули этот утес, наемники с лазерными ружьями прыгнули с
машины Гарсии, и я вслед за ними. По колени погрузился в снег. Они начали
подниматься по крутому склону и поднялись метров на десять. Я попытался
последовать за ними, но тефлексовые подошвы ботинок скользили, как
пластиковые. Я не мог подняться не только на крутой утес, но и и на более
пологий бок долины. А ружейники Гарсии карабкались как горные козлы. Я
снял бронированные перчатки и попытался подтянуться за корни небольшой
сосны, но вскоре скользнул вниз.
Я продолжал слышать, как Гектор указывает направление Абрайре и
Гарсиа, машины углублялись в долину.
Отдаленный вой двигателей и вспышки света показывали, где движутся по
долине ябадзины. Под утесом не было где укрыться, поэтому я побежал ниже
по долине. Оглянулся и понял, что моя хитрость не подействует: я оставляю
в снегу след, по которому пройдет и слепой. Я вернулся к тому месту, где
мы спрыгнули с машин. Снег здесь утоптан, и наши следы смешиваются.
Похоже, тут лучше спрятаться. Я лег в снег и закопался, как мог, оставив
только небольшое отверстие для глаз. Отключил прицельный лазер на ружье,
чтобы голубое пятнышко не выдавало мое присутствие. Ябадзины посылали
вперед плазменные залпы, чтобы видеть дорогу, и долина заполнилась мягким
белым светом.
- Стой! - приказал Гарсиа. Голос его звучал отдаленно - не типичный
"глас божий", какой слышится на близком расстоянии. - Абрайра, сюда.
Гектор, стой на месте.
Я лежал неподвижно и ждал, крошечные кристаллики льда хрустели на
моем защитном вооружении; когда кристаллик касался кожи, меня словно
щипали, но потом кристаллик становился влажным и теплым, таял от тепла
тела. В микрофоны шлема слышались звуки тяжелого дыхания: это химеры
вверху на утесе тяжело дышали от усилий. Один из них сказал:
- Ты там внизу, человек: не забудь сообщить, если убьешь кого, прежде
чем ябадзины подстрелят тебя.
- Хорошо, - ответил я.
В микрофон заговорил Гарсиа.
- Мы примерно в двух километрах от вас. Начинаем перекрестный огонь.
У вас есть что доложить?
Химера надо мной сказал:
- Они движутся осторожно, скорость не больше тридцати километров в
час, в ста метрах друг от друга. Поджаривают скалы и деревья - любое
место, где можно спрятаться. Я насчитал их четырнадцать. Похоже, они
где-то выше по долине оставили снайпера.
- Какова ваша позиция? - спросил Гарсиа.
- Мы с Ноэлем на верху скалы. Человек...
- Анжело, - вмешался я.
- Анжело у основания скалы, с вашей стороны, укрылся в снегу.
- Хорошо, Анжело, - сказал Гарсиа. - Цезарь, Мигель и Ноэль будут
подстерегать ябадзинов в засаде. Они могут снять семь-восемь человек. Но я
хочу, чтобы ты лежал тихо, не двигайся в течение четырех минут после
прохода ябадзинов. Примерно к этому времени они встретятся с нами. Они
оставят снайперов, чтобы те занялись Цезарем и Ноэлем, и я хочу, чтобы ты
застал их врасплох. Лучший снайпер - коротышка, который при ходьбе
размахивает руками. Мы называем его Шимпанзе. Быстро поджарь его. После
этого жди, пока не спустится последний снайпер. Если нас убьют, ты
останешься последним в живых.
- Да, сержант, - ответил я, довольный, что теперь у меня есть план
действий.
Я включил дополнительный микрофон на шлеме, чтобы лучше слышать звуки
вне пределов костюма. В обычной схватке наружные звуки отвлекают, поэтому
я отключаю микрофон. Как только я включил его, звуки снаружи стали
громкими. Я готов был поручиться, что ябадзины в полукилометре, но в
микрофон казалось, что они совсем рядом.
Я приготовился, стараясь помнить, что нужно падать вперед, если
попадет плазма: так охладится защита.
Я лежал неподвижно, а звуки двигателей звучали все громче. Все ярче
становились вспышки плазмы. Небо надо мной неожиданно осветилось: это
струя плазмы ударила в ствол дерева. Закричал химера, ябадзины выстрелили
в утес, земля задрожала. Взрыв оранжево-белым светом озарил все вокруг.
Белые потоки плазмы неожиданно исчезли. Только огонь по другую
сторону утеса освещал долину. Мимо пронеслись два судна, вздымая столбы
снега, который грозил похоронить меня. Я лежал неподвижно.
- Докладывает Ноэль. Они только что миновали нас, сержант. Мигель
взорвал одну машину. Я знаю точно, что погиб водитель, но несколько других
успели спрыгнуть до взрыва. Трое, может быть, четверо. Остальные две
машины продолжают идти в темноте, у них не хватает двух артиллеристов. Они
не стали останавливаться, чтобы подобрать спрыгнувших.
- Grascias [спасибо (исп.)], - сказал Гарсиа.
Я лежал в снегу и считал секунды. В шлеме послышалось жужжание,
словно туда забралась пчела, я забеспокоился, но шлем вскоре согрелся, и
снег на очках растаял. Через шестьдесят секунд у основания утеса
послышались тихие шаги.
Ябадзины застыли на секунду.
Потом снова двинулись; я слышал их дыхание. Один начал подниматься по
самому крутому склону утеса. Другой прошел мимо меня, по оставленному мной
ложному следу.
Через две минуты он вернулся. В темноте миновал меня и прошел снова к
основанию утеса. Я решил, что четыре минуты уже прошло.
Неслышно встал и потряс головой. Снег соскользнул со шлема, я включил
лазерный прицел. Двое ябадзинов стояли у основания утеса, глядя вверх.
Сзади их освещала горящая машина; проследив за их взглядом, я увидел, что
вулканическая скала над ними похожа на голову уродливого великана. Третий
ябадзин поднимался на скалу и сейчас как раз цеплялся за нос великана.
Один самурай на поверхности держал лазерное ружье, прикрывая
взбирающегося, компадрес рядом с ним стоял с пустыми руками. Я прицелился
в снайпера на поверхности. Голубое пятнышко появилось у него на затылке. Я
выстрелил. Ябадзин упал. Его компадрес повернулся с удивленным возгласом и
бросился на меня.
В долине Гарсиа сказал:
- Вот они!
Я прицелился самураю в лицо и выстрелил. На шлеме, как раз над носом,
появился ослепительно белый круг. Ябадзин продолжал бежать ко мне, я
отступил и крикнул: "Один есть". Побоялся, что лазер не прожжет вовремя
его защиту и я не успею сообщить другим о своем первом убитом. Но тут
самурай остановился и поднял руки, словно собирался ими поймать лазерный
луч.
Эффект получился почти волшебный: компьютер прицела рассчитан на то,
чтобы удерживать цель; но как только цель накрыта, лазер перестает
действовать. Я вторично нажал спуск, целясь в грудь. Ябадзин подпрыгнул и
перевернулся. Лазер отключился вторично.
Я выстрелил в третий раз, в район почек, и тут он до меня добежал.
Прыгнул и ударил ногами. Я отступил, продолжая стрелять. Пытался прожечь
его защитный костюм. Он ударил ногой по стволу, выбив ружье у меня из рук.
Я повернулся и побежал. Он бежал за мной в трех шагах, но вдруг упал,
скользя лицом по снегу. Я повернулся к нему.
- Двое, - сказал Цезарь в микрофон своего шлема.
Самурай лежал в снегу, из черной дыры на затылке шлема поднимался
пар, ноги его дергались.
Я поискал третьего самурая. Он уже был почти на самом верху утеса.
Нашел себе насест - и цель. Отстегнул ружье, и на корпусе химеры
показалась розовая точка. Прежде чем я успел крикнуть, химера скользнул
вперед. В своем защитном вооружении он скользил по снегу, словно в санках,
пролетел метров пять и упал с крутизны.
- Ноэль погиб, - сказал Цезарь.
Я подбежал к своему ружью и поднял его.
Снайпер ябадзин исчез в расселине. Я разглядывал место, где он только
что находился, но не мог найти его.
- Цезарь, ты видишь вверху ябадзина? - крикнул я.
Цезарь не ответил.
Но я и не ждал, что он ответит. Заговорив, он выдал бы свою позицию.
Я отключил прицельный лазер и пошел к основанию утеса, а в долине
послышались крики:
- Один готов! Еще один! Фелипе погиб! Гарсиа погиб! Еще один!
Крики следовали один за другим так быстро, что я не мог понять, кто
побеждает.
Я обогнул утес и подошел к разбитой машине. Несколько языков пламени
посылали вверх черный дым. Видны были скорченные тела Мигеля и двух
ябадзинов. Я встал под выступом скалы и принялся искать возможность для
подъема. Сверху свалилось несколько кусков льда, и я поднял голову. Из
темноты показалось тело и упало у моих ног.
Химера в зеленом защитном костюме.
- Цезарь погиб, - сообщил я остальным.
Наступило затишье в битве у выхода из долины. В течение нескольких
минут никто не сообщал о потерях, не слышно было приказов. Кто-то
закашлялся в микрофон шлема, обычно такой звук я соотношу с пневмонией. Я
ждал, когда самурай спустится с утеса. У подножия утеса глубокий снег, я
сел и зарылся в него, чтобы спрятаться. Смотрел по сторонам, не
шевельнется ли что. Я не думал, что смогу выбраться из долины. Кашель
прекратился, и Завала низким неровным голосом сказал:
- Не оставляйте меня самураям. Я не хочу сгореть.
Он сказал это негромко и как-то отвлеченно. Говорил он так, словно у
него сотрясение мозга. Потом заплакал. Я надеялся, что кто-нибудь сломает
ему шею.
Плач Завалы раздражал меня. За последние девять дней каждый из нас
был убит не менее пятидесяти раз. Можно было подумать, что он привыкнет. В
первый раз, сгорев, я все время чувствовал себя так, словно с моей головы
содрали кожу, срезали череп и обнажили мозг перед огнем. После четырех
часов боли лицо у меня онемело, зубы болели. Но содержание эндорфина
постепенно повышалось, и я приспосабливался к постоянному шоку. Каждый
приступ боли был не лучше предыдущего. Каждый угрожал затопить меня. Но
сейчас волна не поглощала меня, а перекатывалась. Так я по крайней мере
это чувствую. Теперь я мог выдерживать боль. Я надеялся, что то же самое
произойдет с Завалой, но ничего подобного. Он верил, что у него гниют
руки, но каждый раз как он обращался в корабельный госпиталь, ему
отказывались дать антибиотики.
Мне хотелось унизить Завалу, назвать его ребенком, чтобы он перестал
плакать. Но потом я понял, что никогда в жизни не стремился кого-нибудь
унизить. С самой молодости я хотел быть врачом и помогать другим,
сочувствовать в их горе. Я сделал вид, словно не слышу плача Завалы, чтобы
не смутить его.
Кроме плача Завалы, никакой другой звук не нарушал покоя ночи.
- Кто-нибудь живой? - спросил я в микрофон.
Перфекто затрудненно ответил:
- Ах, Анжело, как приятно слышать, что ты цел!
- Где ты? - спросил я.
- Гоню к тебе двух ябадзинов.
- А что если они мне не нужны?
- Тогда молись, чтобы я настиг их раньше.
- Ты один?
- Нет. - Перфекто тяжело дышал. - За мной трое компадрес.
- Не очень торопитесь сюда, - сказал я. - Тут у нас где-то самурай на
утесе и еще один в долине.
Перфекто сказал:
- Я на северном краю. Попытаюсь отрезать этих двоих, прежде чем они
доберутся до тебя. На какой стороне твой снайпер?
- Не знаю. В какой стороне север?
