какие нельзя получить нигде в мире, кроме площади Пигаль и Порт-
Саида. Я сказал, что мне это не интересно, и у нее хватило
остроумия сказать, что и ей это тоже ничуть не интересно. Как
потом оказалось, мы оба несколько преувеличивали наше
равнодушие, хотя и не слишком.
Но до того, как мы стали сравнивать наши вкусы, у нас
завязался долгий разговор - мы поговорили о Фрэнке Хониккере,
поговорили о его папаше, немножко поговорили о докторе Эйзе
Бриде, поговорили о Всеобщей сталелитейной компании, поговорили
о римском папе и контроле над рождаемостью, о Гитлере и евреях.
Мы говорили о жуликах. Мы говорили об истине. Мы говорили о
гангстерах и о коммерческих делах. Поговорили мы и о симпатичных
бедняках, которых сажают на электрический стул, и о подлых
богачах, которых не сажают. Мы говорили о людях набожных, но
извращенных. Мы поговорили об очень многом.
И мы напились.
Бармен очень хорошо обращался с Сандрой. Он ее любил. Он ее
уважал. Он сказал, что в илиумской средней школе Сандра была
председателем комиссии по выбору цвета для классных значков.
Каждый класс, объяснил он, должен был выбрать свои цвета для
значка и с гордостью носить эти цвета до окончания.
- Какие же цвета вы выбрали?- спросил я.
- Оранжевый и черный.
- Красивые цвета.
- По-моему, тоже.
- А Фрэнклин Хониккер тоже участвовал в этой комиссии?
- Ни в чем он не участвовал,- с презрением сказала Сандра.-
Никогда он не был ни в одной комиссии, никогда не играл в игры,
никогда не приглашал девочек в кино. По-моему, он с девчонками
вообще не разговаривал. Мы его прозвали тайный агент Икс-9.
- Икс-9?
- Ну, сами понимаете - он вечно притворялся, будто бежит с
одной тайной явки на другую, будто ему ни с кем и разговаривать
нельзя
- А может быть, у него и вправду была очень сложная тайная
жизнь?
- Не-ет..
- Не-ет!- насмешливо протянул бармен.- Обыкновенный
мальчишка, из тех, что вечно мастерят игрушечные самолеты и
вообще занимаются черт-те чем...
11. ПРОТЕИН
- Он должен был выступать у нас в школе на выпускном вечере с
приветственной речью
- Вы о ком?- спросил я.
- О докторе Хониккере - об их отце.
- Что же он сказал?
- Он не пришел.
- Значит, вы так и остались без приветственной речи?
- Нет, речь была. Прибежал доктор Брид, тот самый, вы его
завтра увидите, весь в поту, и чего-то нам наговорил.
- Что же он сказал?
- Говорил: надеюсь, что многие из вас сделают научную
карьеру,- сказала Сандра. Эти слова ей не казались смешными. Она
просто повторяла урок, который произвел на нее впечатление. И
повторяла она его с запинками, но добросовестно.- Он говорил:
беда в том, что весь мир...- тут она остановилась, подумала,-
беда в том, что весь мир,- запинаясь продолжала она,- что все
люди живут суевериями, а не наукой. Он сказал, что если бы все
больше изучали науки, то не было бы тех бедствий, какие есть
сейчас.
- Он еще сказал, что наука когда-нибудь откроет основную
тайну жизни,- вмешался бармен, потом почесал затылок и
нахмурился:- Что-то я читал на днях в газете, будто нашли, в чем
секрет, вы не помните?
- Не помню,- пробормотал я.
- А я читала,- сказала Сандра,- позавчера, что ли
- Ну, и в чем же тайна жизни?- спросил я.
- Забыла,- сказала Сандра.
- Протеин,- заявил бармен, чего-то они там нашли в этом самом
протеине.
-Ага,- сказала Сандра,- верно.
12. ПРЕДЕЛ НАСЛАЖДЕНИЯ
В это время в баре "Мыс Код", при отеле "Эль Прадо", к нам
присоединился бармен постарше Услыхав, что я пишу книгу о дне,
когда сбросили бомбу, он рассказал мне, как он провел этот день,
как он его провел именно в этом самом баре, где мы сидели
Говорил он с растяжкой, как клоун Филдс, а нос у него был похож
на отборную клубничину.
- Тогда бар назывался не "Мыс Код",- сказал он,- нe было
этих сетей и ракушек, всей этой холеры Назывался он "Вигвам
Навахо". На всех стенах индейские одеяла понавешены, коровьи
черепа А на столиках - тамтамы, махонькие такие - Хочешь позвать
официанта - бей в этот тамтамик. Уговаривали меня надеть перья
на голову, только я отказался. Раз пришел сюда один настоящий
индеец из племени навахо Говорит племя навахо в вигвамах не
живет. "Вот холера,- говорю,- как нехорошо вышло" А еще раньше
этот бар назывался "Помпея", всюду обломков полно, мраморных
всяких Да только, как его ни зови, элетропроводку, xoлepy, так и
не сменили. И народ, холера, такой же остался, и город, холера,
все тот же А в тот день, как сбросили на японцев эту холеру,
бомбу эту, зашел сюда один шкет, стал клянчить - дай ему выпить.
Хотел чтоб я ему намешал коктейль "Предел наслаждения". Выдолбил
я ананас, налил туда полпинты мятного ликера, наложил взбитых
сливок, а сверху вишню. "Пей,- говорю,- сукин ты сын, чтоб нe
жаловался, будто я для тебя ничего не сделал". А потом пришел
второй, говорит ухожу из лаборатории, и еще говорит: над чем бы
ученые ни работали, у них все равно получается оружие. Не желаю,
говорит, больше помогать политиканам разводить эту холеру войну.
Фамилия ему была Брид. Спрашиваю: не родственник ли он босса той
растреклятой лаборатории? А как же, говорит. Я, говорит, сын
этого самого босса, холера его задави.
13. ТРАМПЛИН
О господи, до чего безобразный город этот Илиум!
"О господи!- говорит Бокоион.- До чего безобразный город,
любой город на свете!"
Копоть оседала на все сквозь недвижную пелену тумана. Было
раннее утро. Я ехал в "линкольне" с доктором Эйзой Брндом Меня
слегка мутило, я еще не совсем проспался после вчерашнего
пьянства. Доктор Брид вел машину. Рельсы давно заброшенной
узкоколейки то и дело цеплялись за колеса машины.
Доктор Брид, розовощекий старик, был прекрасно одет и, по-
видимому, очень богат. Держался он интеллигентно, оптимистично,
деловито и невозмутимо. Я же, напротив, чувствовал себя колючим,
больным циником. Ночь я провел у Сандры.
Душа моя смердела, как дым от паленой кошачьей шерсти.
Про всех я думал самое скверное, а про доктора Брида я узнал
от Сандры довольно мрачную историю.
Сандра рассказала мне, будто весь Илиум был уверен, что
доктор Брид был влюблен в жену Феликса Хониккера. Она сказала,
что многие считали, будто Брид был отцом всех троих детей
Хоннккера.
- Вы бывали когда-нибудь в Илиуме? спросил меня доктор Брид.
- Нет, я тут впервые.
- Город тихий, семейный.
- Как?
- Тут почти никакой ночной жизни нет. У каждого жизнь
ограничена семейным кругом, своим домом.
- По-видимому, обстановка тут здоровая.
- Конечно. У нас и юношеской преступности очень мало.
- Прекрасно.
- У города Илиума интереснейшая история.
- Вот как? Интересно.
- Он был, так сказать, трамплином.
- Как?
- Для эмигрантов, уходящих на запад.
- А-а-а...
- Тут их снаряжали в дорогу. Примерно там, где сейчас научно-
исследовательская лаборатория, находилась старая эстакада.
Кстати, там и преступников со всего штата вешали публично.
- Наверное, и тогда преступления к добру не вели, как и
сейчас.
- Тут повесили одного малого в 1782 году, он убил двадцать
шесть человек. Я часто думал - надо бы кому-нибудь написать про
него книжку Его звали Джордж Майнор Мокли. Он пел песню на
эшафоте. Сам сочинил песню на такой случай.
- О чем же он пел?
- Можете найти текст в Историческом обществе, если вам
действительно интересно.
- Нет, я вообще спросил: о чем там говорилось?
- Что он ни в чем не раскаивается.
- Да, есть такие люди.
-Только подумать,- сказал доктор Брид,- что у него на совести
было целых двадцать шесть человек!
- Уму непостижимо!- сказал я.
14. КОГДА В АВТОМОБИЛЯХ ВИСЕЛИ ХРУСТАЛЬНЫЕ ВАЗОЧКИ
Голова у меня болела, шея затекла, а тут меня еще тряхнуло.
Блестящий "линкольн" доктора Брида опять зацепился за рельс.
Я спросил доктора Брида, сколько человек пытается добраться к
восьми утра на работу во Всеобщую сталелитейную компанию, и он
сказал: тридцать тысяч.
Полицейские в желтых дождевиках стояли на каждом перекрестке,
и каждый жест их рук в белых перчатках противоречил вспышкам
светофора.
А светофоры пестрыми призраками вспыхивали сквозь туман в
непрестанной шутовской игре, направляя лавину автомобилей.
Зеленый - ехать, красный - стоять, оранжевый - осторожно, смена.
Доктор Брид рассказал мне, что, когда доктор Хониккер был еще
совсем молодым человеком, он однажды утром просто - напросто
бросил свою машину в потоке илиумских машин.
- Полиция стала искать, что задерживает движение,- сказал
доктор Брид,- и в самой гуще обнаружила машину Феликса, мотор
жужжал, в пепельнице догорала сигара, в вазочках стояли свежие
цветы.
- В каких вазочках?
- У него был небольшой "мормон", величиной с коляску, и на
дверцах внутри были приделаны хрустальные вазочки, куда жена
Феликса каждое утро ставила свежие цветы. Вот эта машина и
стояла посреди потока машин.
- Как шхуна "Мари-Селеста",- подсказал я.
- Полицейские вывели машину. Они знали, чья она, позвонили
Феликсу и очень вежливо объяснили, откуда он может ее забрать. А
Феликс сказал, что они могут оставить машину себе, она ему
больше не нужна.
- И они ее забрали?
- Нет. Они позвонили его жене, она пришла и увела машину.
- Кстати, как ее звали?
- Эмили. - Доктор Брид провел языком по губам, и взгляд его
помутнел, и он снова повторил имя женщины, которой давно не было
на свете: - Эмили.
- Как вы думаете, никто не будет возражать, если я использую
эту историю в своей книге?
- Нет, если только вы не станете писать, чем это кончилось.
- Чем кончилось?
- Эмили не привыкла водить машину. По дороге домой она попала
в катастрофу. Ей повредило тазовые кости...- Движение
остановилось, доктор Брид закрыл глаза и крепче вцепился в
руль.- Вот почему она умерла, когда родился маленький Ньют.
15. СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА!
Научно-исследовательская лаборатория Всеобщей сталелитейной
компании находилась далеко от главного входа на илиумские заводы
компании, примерно в квартале от площадки для служебных машин,
где доктор Брид поставил свой "линкольн".
Я спросил доктора Брида, сколько человек занято в научно-
исследовательских лабораториях.
- Семьсот человек,- сказал он,- но лишь около ста из них
действительно заняты научными исследованиями. Остальные шестьсот
так или иначе занимаются хозяйством, а главная экономка - это я.
Когда мы влились в поток пешеходов на заводской улице,
женский голос сзади нас пожелал доктору Бриду счастливого
рождества. Доктор Брид обернулся, благосклонно вглядываясь в
море бледных, как недопеченные оладьи, лиц, и обнаружил, что
приветствовала его некая мисс Франсина Пефко. Мисс Пефко была
недурненькая здоровая барышня лет двадцати, заурядная и скучная.
Проникаясь, как и полагается на рождество, чувством
благоволения, доктор Брид пригласил мисс Пефко следовать за
нами. Он представил ее мне как секретаря доктора Нильсака
Хорвата. Он объяснил мне, кто такой доктор Хорват: "Знаменитый
химик, специалист по поверхностному натяжению,- сказал он,- тот,
что делает такие чудеса с пленкой".
- Что нового в химии поверхностного натяжения? - спросил я у
мисс Пефко.
- А черт его знает!- сказала она.- Лучше не спрашивайте. Я
просто пишу на машинке то, что он мне диктует.- И она тут же
извинилась, что сказала "черт".
- По-моему, вы понимаете больше, чем вам кажется,- сказал
доктор Брнд.
- Я? Вот уж нет!- Мисс Пефко, видно, не привыкла запросто
болтать с такими важными людьми, как доктор Брид, и чувствовала
себя очень неловко. Походка у нее стала манерной и напряженной,
как у курицы. Лицо остекленело в улыбке, и она явно ворошила
свои мозги, ища, что бы такое сказать, но там ничего, кроме
бумажных салфеточек и поддельных побрякушек, не находилось.
- Ну-с,- благожелательно пробасил доктор Брид.- Как вам у нас
нравится, ведь вы тут уже давно? Почти год, да?
