жением зелено-золотого, красно-желтого, черноглазого бога. Посты военной
полиции установлены в домах всех дипломатов, живущих в городе, а не в
посольствах или торгпредствах, после того, как террористы убили замести-
теля премьера, хотя целились в премьера. Снаружи солдатам поставили буд-
ки, а под казарму отдали гаражи.
Перед двухэтажным домом и за ним лужайки ухоженных газонов с упругой
травой в обрамлении стриженых под изгородь кустарников и низких де-
ревьев, усыпанных красными цветами.
На первом этаже просторная столовая с пятиметровыми потолками. Во всю
длину стол человек на двенадцать-пятнадцать под нежно-голубой расшитой
синими птицами и цветами скатертью и уставленный сияющими, словно нике-
лированными, приборами и блюдами белого с синим сервиза.
Через небольшой холл - офис, или кабинет. Обстановка сугубо деловая -
два стола красного дерева, на одном из них пишущие машинки с русским и
латинским алфавитами, шкафы и полки с папками для бумаг, но главная дос-
топримечательность - кресло, кожаное, с широкими подлокотниками, плавно
изогнутой высокой спинкой, на колесиках, подпружиненное.
- Сядь, примерь, - с понимающей усмешкой предложил Николай. - Не ро-
бей, это твое место.
Я погрузился в объятия крахмально скрипнувшего кожей седалища.
- Чувствуешь себя белым человеком? - оскалился Николай. - То-то же.
Рядом с офисом - переговорная, небольшая комната с мягкими диванами и
журнальным столиком. На втором этаже квартира, похожей на первый этаж
планировки с двумя спальнями, столовой, еще одной пустой комнатой и бал-
коном, выходящим на задний дворик.
Мы совершили целую экскурсию по дому, сопровождаемые Николаем, Галей
и Колей, и вернулись в столовую, в торце которой за шторами скрывался
эркер, выступ-фонарь, половина застекленного восьмигранника. На низком
столике - виски, джин, водка, вино, рюмки, фужеры, ведерко со льдом, бу-
тылочки с содовой, кока-колой, соками, баночки с пивом, металлические
чашечки с жареными, подсоленными орешками, картофельной соломкой с пер-
чиком, сигареты "Мальборо".
- Не боишься? - кивнул я головой в сторону бутылок, намекая на полго-
да как вышедший указ по борьбе с пьянством и алкоголизмом.
- Пусть боятся наши классовые враги, как говорил великий вождь миро-
вого пролетариата, - с кавказским акцентом ответил Николай. - А нам бо-
яться нечего, мы теперь пьем не , как раньше, на троих, а на двоих, что-
бы знать, кто донес.
Разумное желание остановить алкогольные реки ежедневных распитий, вы-
сушить винные озера банкетных застолий, снизить уровень пьяного океана,
в котором тонула страна, очень скоро превратили в очередную кампанию.
Вместо того чтобы жесткими административными мерами запретить пьянство
на работе, в служебное время, стали ретиво бороться с алкоголем вообще.
Они подумали, что мы брезгуем их угощением. Увольняли с работы, понижали
в должности, подняли цены, повырубали столетиями выращиваемые виноград-
ные лозы. Как всегда, никто не считал, где польза, где вред. "Как же я
попал в вытрезвитель?" - недоумевал герой анекдота. - "Я же честно отс-
тоял три часа в очереди, купил бутылку водки и выпил ее один, в темноте,
под одеялом, чтобы никто не заметил." - "Вот когда ты пошел за второй,"
- вразумили бедолагу, - "тут тебя голого на улице и взяли." До советских
колоний за рубежом волна гонений, судя по всему, еще не докатилась, хотя
алкоголь исключили из списка представительских продуктов.
- Знаешь, как называют очередь в винный магазин? - спросил я у Нико-
лая. - Петля Горбачева.
- Как же мы на родине жить-то будем, Галуня? - всерьез помрачнел Ни-
колай. - Было у советского человека единственное право врезать с устат-
ка, да и то отобрали.
- И правильно Михаил Сергеевич сделал, давно бы так, - убежденно ска-
зала Галя. - Хоть немного утихомирились, а то при прежнем торгпреде с
утра только до двенадцати дня работали, а потом все на ланчи с фирмами,
и пошел гудеж до глубокой ночи.
- В тропиках без дезинфекции не можно, - назидательно сказал Николай.
- Тебе, Галуня, как всегда, кампари с апельсиновым соком? Елене, как я
выяснил, джин с тоником? Ну, а мы по скотчу, виски со льдом?
- О,кей, сэр, - с удовольствием кивнул я.
- О,кей говорят, когда заканчивают беседу или хотят сменить тему раз-
говора, - заметил Николай. А мы только приблизились к вводной части.
- Ну, как там Москва, расскажите, - выжидающе спросила Галя. - Ой,
знали бы вы, как все надоело, как домой хочется, сил больше нет никаких.
Насчет того, что надоело, пожалуй, не встретишь за рубежом советской
семьи, которая на словах не рвалась бы обратно, но этому никогда не ве-
рится до конца, особенно, если толкуют об этом в Лондоне или на островах
Зеленого Мыса, где твердая валюта и круглый год курорт. Помню, в Алжире,
это, конечно, не Рио-де-Жанейро, я как приехал, попал на прощальный
ужин. Застолье, речи. И вот тот, которого провожали, попросил тишины и
обратился к другу с гитарой:
- Давай нашу, заветную.
- А я в Россию, домой хочу, я так давно не видел маму... - запел
друг.
Песню подхватили, пели негромко, проникновенно с искренней слезой.
Когда закончили, я утешил отъезжающего, чего уж тут расстраиваться, че-
рез два дня встретит тебя мама в Шереметьево.
Он удивленно вскинул на меня глаза:
- Ничего, потерплю еще годика два-три в Париже. Нет, уж сначала Фран-
ция, а потом Россия.
Иной разговор - Азия или Африка. Марченки объяснили, что кислорода и
того здесь в атмосфере меньше на шесть процентов. Что воду из водопрово-
да надо кипятить, остужать, фильтровать и только после этого можно пить
или греть для чая. Что сырое мясо мыть раствором марганцовки или красным
дезинфицирующим мылом, промораживать в морозильнике, отваривать, а затем
можно и жарить. Что все овощи, особенно капусту и виноград, держать до
часа в мыльной воде, для чего лучше всего годится отечественное мыло
"Хозяюшка", разве вы не привезли, зря, ребята. Что витаминов в местных
фруктах-овощах нет, все выжигается солнцем, поэтому и бывают голодные
обмороки у детей советских специалистов, которые решили выжить здесь за
счет дешевых бананов. Что из-за высокой солнечной радиации загорать ка-
тегорически не рекомендуется, вот один тут все жарился на солнышке и по-
лучил загар и белокровие. Что жара длится с апреля по октябрь и доходит
до сорока пяти в тени, что в августе идут дожди , муссон их приносит,
вроде не так жарко, зато влажно и всякая нечисть вроде москитов, терми-
тов, змей и крыс выползает и вылетает. Что москитами разносится лихорад-
ка и малярия, а с водой и мороженым - амеба. Что чаще всего в семье аме-
бой болеет ребенок и мать, разве малышу объяснишь, что нельзя тащить в
рот, что попало. Что недавно была вспышка тифа в советской колонии, где
живут все вместе, хоть и отдельные квартиры, а все равно общежитие, и
поэтому в городе, самим по себе, жить лучше, если только с местными ла-
дишь. Что местные добрые и безобидные, но до того безалаберные, что ни-
чем их не проймешь, криком ничего не добьешься, а если они обидятся, то
могут ограбить или сжечь машину. Да и со своими надо осторожней, не до-
веряй никому, кого хорошо знаешь, не дружи, не заводи тесных знакомств,
никогда неизвестно, что таится в потемках чужой советской души.
Под высокими потолками медленными птицами кружились лопасти вентиля-
торов, вея прохладу, горящие свечи, подрагивая пламенем, играли ма-
ленькими радугами в хрустале рюмок и фужеров, розы в диковинной вазе
расправили венцы своих лепестков, разрезанные тропические плоды обнажили
свою странную на цвет и на вкус плоть, в углу помигивала эквалайзером
стереосистема, заполняя пространственный объем звуками блюза - картина
сказочной нереальности казалась неправдоподобной и зыбкой по сравнению с
жестокой действительностью, и, чтобы уравновесить эту дисгармонию, мы
последовали совету наших друзей, друзей? Конечно, друзей, хоть и клял я
Миколу последними словами в Москве за полугодовое ожидание, да мы неод-
нократно последовали совету друзей, что лучшее средство в тропиках - это
понемногу, но каждый день, несмотря на указ, Москва далеко, Москва не
понимает, что здесь это не прихоть, а необходимость. Пили за приезд, за
отъезд, за тех, кто в море, заграницей, за тех, кто дома.
Стало хорошо, вечер пролетел, как одно мгновение, и настала пора дви-
гаться. Галя навертела пакеты с едой и фруктами нам с Ленкой и пожелала
проводить нас, мы загрузились в машину, Ганеш, радостно улыбаясь, отво-
рил ворота, солдат топнул ногой и мы выкатили на тихую, полуосвещенную
улицу.
- Люблю этот город ночью, - сказал Николай. - Грязи не видно и нет
толпы, отдыхает душа и глаза. А что, Галуня, поехали на наше место?
- О-бя-за-тель-но, - откликнулась Галя с заднего сиденья, а Николай
вставил кассету в магнитофон и запел-застонал Высоцкий:
В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал.
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще Господь замечал.
Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною,
Перед солоно да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.
Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла со сна.
Душу, сбитую, дотертую утратами,
Душу, сбитую перекатами,
Если до крови лоскут истончал,
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще Господь замечал,
Чтобы чаще Господь замечал...
На открывшемся просторе, где не видно скрытых в густой ночной тьме городских
зданий, высилась триумфальная арка, под которой похоронен неизвестный солдат и
горит вечный огонь. Мы вышли из неподалеку припаркованного автомобиля, и
ночное небо в крупных звездах раскинуло свой шатер над нашими головами.
Поначалу по газону, а потом скрипя гравием, мы дошли до огня, который
выхватывал из темноты, как из небытия, наши лица, и молча постояли.
Будто где-то в поле у костра.
Человеку нужен алтарь, нужен очищающий огонь, тысячилетиями уносящий
нетленный дух к звездам.
- Это наше место здесь, - тихо сказала Галя. - Я загадываю желание и
прошу, чтобы оно исполнилось. Загадайте и вы.
- Я уже это сделала, - сказала Алена и посмотрела на меня.
Я знал, что она загадала - чтобы все наши были живы-здоровы. И я же-
лал того же. Но еще желал, чтобы, если и произойдут перемены в нашей
жизни, пусть они будут к лучшему. Новое, непривычное слово "перестройка"
входило в наш обиход, и с этим словом был связан "надежды маленький ор-
кестрик", как сказал поэт.
Глава четырнадцатая
--===Колония===--
К О Л О Н И Я
Глава четырнадцатая
На следующее утро мне понадобилось определенное усилие, чтобы восстановить в
памяти вчерашнее, и оказалось, что в машине Николай достал фляжку из бардачка,
как все водители называют ящик для перчаток, и мы хлебнули еще по доброму
глотку, закусив рукавом, да и покатили с ветерком до хаты. Николай пожелал
продолжить и тихо-тихо заспивать украинские песни, но Галуня ультимативно
потребовала сказать гудбай дружка дружке. На том и расстались, а я припомнил,
как в Лондон приехала на работу семья да на радостях так загудела, что мужики
учинили скандал и дебош, и на следующий день их отправили с берегов туманного
Альбиона домой. На родину. Такая вот вышла долгосрочная командировка на один
день. Зеленый змий - один из самых сильных искусителей за рубежом, и лукавым
синим пламенем горят его глаза.
Пошатывало, поташнивало, испарина покрывала время от времени лоб, хо-
тя портрет лица, как у нас шутили в редакции, был относительно свеж. Вот
только глаза. Как у кролика. В Аргентине, на выставке, в день открытия
тоже себе позволили до третьих петухов. На утро в зеркале себя не приз-
