мента этого города, гасконец. Тот, настоящий Пьер Ферма, как известно,
занимался математикой после работы, в часы досуга. Шла Тридцатилетняя
война между Францией и Англией. Арман Жан дю Плесси, первый министр Лю-
довика XIII, известный под именем кардинала Ришелье, искусно плел двор-
цовые интриги, мушкетеры сражались на дуэлях с гвардейцами, а в провин-
циальном городке любитель математики Ферма делал на полях книг беглые
заметки.
Потом его назовут одним из создателей аналитической геометрии и тео-
рии чисел, теории вероятностей и геометрической оптики - это случится
после его смерти.
Пьер Ферма не напечатал своих заметок, так как не любил этого делать.
Но его работы удивили последующие поколения математиков.
Все дошедшие до наших дней теоремы Ферма были доказаны. За исключени-
ем одной, которую ученые называют Великой.
Корольков с четвертого класса знал ее условие наизусть. Она ведь
очень проста, обманчиво проста - так и тянет любого математика попробо-
вать свои силы...
В тот обычный вечер своей жизни Пьер Ферма читал сочинение грека Дио-
фанта Александрийского. Он рассматривал "пифагорову тройку" - тройку це-
лых чисел, а, b, с, простейшее уравнение которых гласило: "а^2 + b^2 =
с^2". И вот здесь-то, на полях книги Диофанта Александрийского, Ферма
быстрой рукой сделал замечание: "При N>2 уравнение а^n + b^n = с^n не-
разрешимо в целых числах".
Так и написал: "Неразрешимо".
При этом Ферма добавил, что найденное им остроумное доказательство
слишком длинно, чтобы уместиться на полях книги.
Все было понятно: у Ферма не оставалось места для расчетов. Не раз он
писал заметки в книгах, не затрудняя себя доказательствами. И никто из
математиков не сомневался, что Ферма знал доказательства - ведь все его
другие наброски со временем были проверены учеными. Кроме "простейшей",
Великой.
Три века бились лучшие умы над загадкой. Великий Леонард Эйлер дока-
зал Великую теорему Ферма для частных случаев n - для 3,4,5,7. Немецкий
математик Куммер сделал самый крупный вклад в решение проблемы Ферма,
попутно развив новую в девятнадцатом веке, очень важную теорию алгебраи-
ческих чисел. Другие видные математики доказали гипотезу Ферма для более
чем шестисот разных случаев.
Что было делать среди этих величин маленькому, тщедушному, но очень
гордому Профессору?
Профессор знал твердо свою задачу: он брался доказать теорему цели-
ком!..
Однажды Пьер Ферма получил письмо: "Является ли простым число
100895598169?" Ферма незамедлительно ответил адресату, что данное две-
надцатизначное число является произведением двух простых чисел: 898423 и
112303.
Итак, Ферма умел считать почти мгновенно - по своему собственному ме-
тоду.
Профессор по примеру Ферма начал атаковывать Великую теорему с прос-
тых примеров.
Он множил в уме шестизначные числа на семизначные, делил девятнадца-
тизначные на пятизначные, извлекал кубический корень из восьмизначного,
разбивал шестизначное число на пять правильных кубов и пять квадратов,
которые в сумме должны составить данное число с точностью до одной мил-
лионной.
От этих трудов перед его глазами возникали синие, желтые, зеленые
круги, пробегали, как в счетчике, ряды разнообразных таинственных зна-
ков, плыли туманные полосы, но в конце концов он научился быстро нахо-
дить правильный ответ.
Даже Электроник, который принес Королькову пачку редких сочинений,
скопированных по телефону, удивился его способностям в быстром счете.
Профессор от души поблагодарил Электроника. Молодчина! Без такого помощ-
ника ни один современный школьник не сможет сравниться с выдающимися
мыслителями прошлых веков.
Как и Пьер Ферма, Корольков полюбил работы древнегреческих математи-
ков.
В век Эвклида жил, например, знаменитый Аполлоний Пергский.
О его жизни почти ничего не известно.
Одни называли его Великим Геометром, который оставил нам труд о гео-
метрическом методе точек, другие говорили, что Аполлоний был известен
под именем Эпсилон и прославился наблюдениями по астрономии, которые ис-
пользовал впоследствии Птолемей.
Работы Аполлония Корольков читал с карандашом в руке, подчеркивая
термины древнего математика, которые известны теперь любому школьнику:
"парабола", "метод", "гипотеза", "эпсилон"...
В эти часы Профессор не был больше Вовкой Корольковым. Он был целиком
в семнадцатом веке. Даже бормотал под нос по-французски. Внешне спокой-
ный, но быстро реагирующий на любую неожиданность, Профессор лихорадочно
заполнял тетрадь расчетами. Заходя в тупик, начинал решать сначала, но
шел уже кратчайшим путем.
И однажды он, применив самостоятельно найденный алгоритм, открыл в
себе великую способность узнавать простые множители, какими бы многоз-
начными ни были натуральные числа.
Дерзость была вознаграждена. Заполнив последнюю страницу, Профессор
понял, что он решил Великую теорему.
Решил...
В эту минуту Корольков будто наяву услышал голос кардинала Ришелье:
"В вашу честь, Корольков, я распорядился в 1635 году открыть Парижскую
академию. Такие люди, как Ферма, Декарт и вы. Профессор, являются гор-
достью не только Франции, но и всего мира. Я понял, что ни воинские ус-
пехи, ни короны, ни даже королевская казна несравнимы с великим научным
открытием..."
...Связь времен нарушилась. Корольков перенесся в свой век. Здесь он
убедился, что никто не признает способность узнавать простые числа -
способность, которой обладал когда-то Ферма. Даже Таратар не хочет по-
нять, что Пьер Ферма был обыкновенным гением. Для него Ферма будто свя-
той. А ведь каждый, кто решает эту теорему, просто коллега великого ма-
тематика. Пора бы это усвоить... "Авторов этих доказательств, - презри-
тельно сказал Таратар про рукописи "фермистов", - привлекла жажда легко-
го успеха..." Как можно забыть такую обидную фразу!
Профессор порвал тетрадь с доказательством теоремы Ферма. Со вторым в
мире доказательством... Но сейчас это ничего не значило. Для историков
оставлена краткая заметка в дневнике Королькова: "Я доказал теорему Фер-
ма, открыв неизвестный ранее способ нахождения множителей числа". Реше-
ние этой задачи не знал даже Электроник. "Пусть найдется третий человек,
который всерьез задумается над пифагоровой тройкой", - заключил Профес-
сор.
И он принялся за новое сочинение.
Оно задумано им давно. Будет называться "Симфония города".
У Профессора на магнитофонных кассетах записаны звуки большого города
- шум моторов, станков, механизмов, гул автомобилей, самолетов, вертоле-
тов, поездов метро, автобусов, троллейбусов, говор толпы, рев стадиона,
аханье пневматической кувалды. Теперь остается резко замедлить магнито-
фонные записи, расшифровать - начертить по ним графики в нотной тетради.
Затем надо вычеркнуть все лишнее - так называемые немузыкальные структу-
ры, переписать ноты начисто, перемешать музыкальные голоса, и симфония
готова: город оживет, зазвучит инструментами, запоет голосами. Город,
услышанный автором с вертолетной высоты.
"Первый концерт для вертолета с оркестром", - переменил Корольков
заглавный лист своего сочинения. Тоже современное название.
Как известно, Корольков не любил уроки музыки, которые давала ему ба-
бушка, считал их просто кражей свободного времени математика. Но ему
пришлось изучать сочинения классиков. Теперь Корольков вместо классиков
будет играть концерты Королькова. Математика, как предполагал автор,
внесет в пестроту нот свой порядок, опровергнет старые каноны, создаст
новую музыку...
Вовка слушал, как на магнитофонной ленте трещит винт вертолета, и
набрасывал ноты. Потом он решил проиграть партию вертолета - изо всех
сил ударил по клавишам. Получилось неплохо...
Вошла бабушка, сказала густым голосом:
- Вова, зачем ты портишь инструмент?
- Это мое сочинение, - гордо произнес Вовка. - Партия вертолета.
- К счастью, это сочинение никогда не услышит Бетховен... - вздохнула
бабушка и ушла.
Композитор позвонил Сергею Сыроежкину.
- Как ты думаешь, - спросил он, - людям будущего, ну словом, для Кос-
мического корабля "Земля", нужна новая музыка?
- Людям будущего нужно оригинальное искусство, - категорически подт-
вердил Сергей. - Ты что сочинил?
- "Первый концерт для вертолета с оркестром".
- Ты гигант, Профессор! - восторженно сказал Сыроежкин.
Вовка почувствовал прилив новой энергии. Он решил поделиться радостью
нового открытия с Электроником.
Пятое апреля.
ПОЛЕТ УЧИТЕЛЯ ФИЗИКИ
Таратар сердился на себя: он не мог разобраться в устройстве а-коври-
ка. Детальный осмотр ничего не дал: по бокам две ручки для добровольного
испытателя - вот, собственно, и все удобства. Были еще металлические
пластины на конце проводов - контакты, которые, как предупреждал Макар
Гусев, таили в себе опасность.
Таратар не послушался совета, соединил пластины, и коврик, рванувшись
из рук учителя, мгновенно прилип к потолку. Пришлось доставать лестницу,
взбираться под самый потолок, искать пластины.
Как только контакты разъединились, коврик шлепнулся на пол.
Таратар был один в пустынной школе, никто видел, как он стоял на
стремянке, размышлял об антигравитации.
Он так ничего и не разгадал, позвонил учителю физики Виктору Ильичу
Синице. Они договорились встретиться рано утром, до занятий.
Синица, молодой физик наполеоновского роста, с крупной головой, увен-
чанной большой шляпой, считался очень способным педагогом. Синица опти-
мистически смотрел на жизнь, все на свете знал, носил синий тренировоч-
ный костюм, бегал на рассвете неизменные три километра, на ночь читал
сочинения классиков. Для него не существовало неразрешимых проблем.
Он встретил Таратара взмахом руки.
- Физкультпривет, Семен Николаевич. Как спалось? Где ваше таинствен-
ное изобретение?
Таратару не стал признаваться, что спал отвратительно. Для начала по-
казал Синице вечный двигатель.
- Классика на уровне шестого класса, - с улыбкой определил Синица.
Он сразу обратил внимание на горящую лампочку, быстро осмотрел при-
бор.
- Все ясно. Вращается без трения. Кто автор?
- Сыроежкин.
- Способный парень. Кажется, зовут Сергеем. - Синица на всякий случай
проверил свою память. - Я не знаю, из какого материала сделан прибор.
Надо спросить у химика.
Таратар нахмурился.
- Не слишком ли много экспертов для одного прибора, Виктор Ильич?
- Таково современное состояние науки, уважаемый Семен Николаевич.
Один человек не в состоянии знать все.
- Леонардо да Винчи умел все.
- Леонардо больше не будет, - заключил физик.
Извлеченный из портфеля а-коврик Синица принял с восторгом. Его круг-
лое лицо сияло. Физик от души хохотал, слушая, как свалился восьмикласс-
ник Гусев, как лазил к потолку сам Таратар.
- Если б не видел своими глазами, ни за что бы не поверил. - Физик с
удовольствием разглядывал коврик. - Элементарно просто! А-коврик! И вся
гравитация летит в тартарары!
- Будьте внимательны с контактами, Виктор Ильич, - напомнил Таратар.
- Я вас понял, Семен Николаевич... Если не возражаете, я буду вторым
после Гусева испытателем. - Учитель взглянул на потолок. - Только вый-
дем, пожалуй, во двор. Как-то чувствуешь себя спокойнее, когда над голо-
вой чистое небо-
Учителя спустились во двор. Весеннее солнце ослепляло. Сугробы осели.
На асфальте струился ручей. Таратар был в накинутом на плечи пальто, фи-
зик одеваться не стал.
- Значит, соединить пластины? - спросил Синица, держа коврик за руч-
ку. - Грандиозное изобретение!
- Осторожно... - начал было Таратар и отпрянул в сторону: перед его
глазами мелькнули синие штаны и остроносые ботинки.
Таратар задрал голову: учитель физики удалялся с огромной скоростью,
смешно болтая кукольными ногами. Через полминуты Синица исчез в синеве
