нилось. Железная скоба, к которой были прикреплены мои цепи, совсем пе-
рержавела, чего не подозревали ни я, ни этот подлец аббат. У них в прок-
лятом подвале такая сырость, что и железо не может долго выдержать.
- Вы бы отдохнули, благородный Ательстан, - сказал Ричард, - вам сле-
дует чем-нибудь подкрепиться, прежде чем закончить рассказ об этих
страшных событиях.
- Подкрепиться? - молвил Ательстан. - Я сегодня уже раз пять поел, а
впрочем, не худо бы отведать вот этой сочной ветчины. Прошу вас, любез-
ный сэр, выпить со мной кружку вина.
Гости, все еще не опомнившиеся от удивления, выпили за здоровье воск-
ресшего хозяина дома, и он продолжал свой рассказ. Теперь слушателей у
него было гораздо больше. Леди Эдит, сделав все нужные распоряжения,
последовала за своим восставшим из гроба сыном. Вслед за ней набралось
столько любопытных, сколько могла вместить тесная комната; остальные же
столпились в дверях и на лестнице. Они подхватывали на лету то, что ус-
певали услышать из рассказа Ательстана, и передавали дальше. Переходя из
уст в уста, история окончательно искажалась и доходила до ушей толпы,
собравшейся на дворе замка, в неузнаваемом виде. Между тем Ательстан
продолжал рассказ о своем освобождении:
- Кое-как вывернув железную скобу, я с трудом вылез из подвала, пото-
му что цепи были тяжелые, а я совсем ослабел от такого поста. Долго я
бродил наугад, но веселенькая песенка привела меня в то помещение, где
почтенный пономарь служил молебен черту с какимто здоровенным монахом в
сером балахоне с капюшоном - больше похожим на вора, чем на духовную
особу. Я появился внезапно, в могильном саване, под звон цепей - сущий
выходец с того света. Оба остолбенели, но когда я кулаком сшиб с ног по-
номаря, его собутыльник замахнулся на меня тяжелой дубиной.
- Бьюсь об заклад, что это был наш отшельник! - сказал Ричард Уилфре-
ду Айвенго.
- А хоть бы сам черт, мне все равно, - сказал Ательстан. - По
счастью, он промахнулся, а когда я подступил, чтобы сцепиться с ним, он
бросился бежать. В связке ключей, что висели у пономаря на поясе, я на-
шел один, которым отомкнул кандалы и так освободился от цепей. Думал бы-
ло той же связкой вышибить мозги у этого мерзавца, да вспомнил, что он
усладил мою неволю куском пирога и флягой вина, и пожалел. Дал я ему не-
сколько хороших пинков и оставил валяться на полу; потом, захватив кусок
жареного мяса и кожаную флягу с вином, которым угощались преподобные от-
цы, я поспешил в конюшню. Там, в отдельном стойле, я нашел моего лучшего
скакуна, очевидно припрятанного почтеннейшим аббатом для себя, и помчал-
ся сюда со всей быстротой, на какую была способна лошадь. Народ в ужасе
разбегался, принимая меня за привидение, тем более что я, из опасения
быть узнанным, надвинул колпак савана на лицо. Меня и в собственный за-
мок не впустили бы, если б не подумали, что я помощник фокусника, кото-
рый потешает народ во дворе замка, что довольно странно, принимая во
внимание, что они тут собрались на похороны хозяина... Дворецкий вообра-
зил, что я нарочно так нарядился для участия в представлении, и пропус-
тил меня в замок. Я явился к матушке и наскоро перекусил, а потом отпра-
вился искать вас, мой благородный друг.
- И застаешь меня, - сказал Седрик, - готовым немедленно взяться за
осуществление наших смелых замыслов, касающихся завоевания чести и сво-
боды. Говорю тебе: еще ни одна утренняя заря не была так благоприятна
для освобождения саксонского племени, как заря завтрашнего дня.
- Пожалуйста, не толкуй мне о том, что кого-то нужно освобождать, -
сказал Ательстан. - Спасибо, что хоть сам-то я освободился. Для меня те-
перь важнее всего хорошенько наказать подлеца аббата. Повешу его на са-
мой верхушке конингсбургской башни как есть - в стихаре и в епитрахили,
а если его жирное брюхо не пролезет по лестнице, велю втащить его по на-
ружной стене.
- Но, сын мой, - сказала леди Эдит, - подумай о его священном сане!
- Я думаю о своем трехдневном посте, - отвечал Ательстан, - и жажду
крови каждого из них. Фрон де Беф сгорел живьем, а виноват был меньше
их, потому что кормил своих пленников вполне сносно, если не считать,
что в последний раз в похлебку положили слишком много чесноку. Сколько
раз эти лицемеры и неблагодарные рабы сами напрашивались ко мне на обед,
а мне даже не дали пустой похлебки и головки чесноку! Всех казню, кля-
нусь душой Хенгиста!
- Но римский папа, мой благородный друг... - начал Седрик.
- А хоть бы и сам сатана, мой благородный друг, - перебил его
Ательстан. - Казню, да и только! Будь они самые лучшие монахи на земле,
мир обойдется и без них.
- Стыдись, благородный Ательстан! - сказал Седрик. - Стоит ли зани-
маться такими ничтожными людишками, когда перед тобой открыто поприще
славы! Скажи вот этому норманскому принцу, Ричарду Анжуйскому, что хоть
у него и львиное сердце, но он не вступит без борьбы на престол Альфре-
да, пока жив потомок святого Исповедника, имеющий право его оспаривать.
- Как! - воскликнул Ательстан. - Разве это - благородный король Ри-
чард?
- Да, это Ричард Плантагенет, - отвечал Седрик, - и едва ли следует
напоминать тебе, что он добровольно приехал сюда в гости, - следова-
тельно, нельзя ни обидеть его, ни задержать в плену. Ты сам хорошо зна-
ешь свои обязанности по отношению к гостям.
- Еще бы мне не знать! - сказал Ательстан. - А также и обязанности
верноподданного: от всего сердца свидетельствую ему свою верность и го-
товность служить.
- Сын мой, - воскликнула леди Эдит, - подумай о твоих королевских
правах!
- Подумай об английских вольностях, отступник! - сказал Седрик.
- Матушка, и вы, друг мой, оставьте ваши попреки, - сказал Ательстан.
- Хлеб, вода и тюрьма - великолепные укротители честолюбия. Я встал из
могилы гораздо более разумным человеком, чем сошел в нее. Добрую полови-
ну этих тщеславных глупостей напел мне в уши не кто иной, как тот же ве-
роломный аббат Вольфрам, а вы теперь сами можете судить, что он за со-
ветчик. С тех пор как начались эти планы и переговоры, я только и знал,
что спешные поездки, плохое пищеварение, драки да синяки, плен и голо-
довку. К тому же я знаю, что все это кончится избиением нескольких тысяч
невинных людей. Говорю вам: я хочу быть королем только в своих собствен-
ных владениях и нигде больше! И первым делом моего правления будет пове-
сить аббата.
- А как же Ровена? - спросил Седрик. - Надеюсь, ты не намерен ее по-
кинуть?
- Эх, отец Седрик, будь же благоразумен! - сказал Атсльстан. - Леди
Ровена ко мне совсем не расположена. Для нее один мизинец перчатки моего
родственника Уилфреда дороже всей моей особы. Вот она сама тут и может
подтвердить справедливость моих слов. Нечего краснеть, Ровена: нет ниче-
го зазорного в том, что ты любишь пригожего и учтивого рыцаря больше,
чем деревенского увальня франклина. И смеяться тоже нечего, Ровена, по-
тому что исхудалое лицо и могильный саван вовсе не заслуживают смеха. А
коли непременно хочешь смеяться, я найду тебе более подходящую причину.
Дай мне руку, или, лучше сказать, ссуди ее мне, так как я прошу ее по
дружбе. Ну вот, Уилфред Айвенго, объявляю, что я отказываюсь... Эге,
клянусь святым Дунстаном, Уилфред исчез. Неужто у меня от истощения все
еще в глазах рябит? Мне казалось, что он сию минуту стоял тут.
Все стали оглядываться в поисках Айвенго, но он исчез. Наконец выяс-
нилось, что за ним приходил какойто еврей и что после короткого разгово-
ра с ним Уилфред позвал Гурта, потребовал свой панцирь и вооружение и
уехал из замка.
- Любезная родственница, - сказал Ательстан Ровене, - я не сомнева-
юсь, что только особо важное дело могло заставить Уилфреда отлучиться.
Иначе я сам с величайшим удовольствием возобновил бы...
Но в ту минуту, как, озадаченный отсутствием Уилфреда, он выпустил
руку Ровены, она тотчас ускользнула из комнаты, находя, вероятно, свое
положение слишком затруднительным.
- Ну, - сказал Ательстан, - из всех живущих на земле менее всего мож-
но полагаться на женщину, правда не считая монахов и аббатов. Ей-богу, я
думал, что она по крайности скажет мне спасибо да еще поцелует придачу.
Эти могильные пелены, наверно, заколдованы; все бегут от меня как от чу-
мы... Обращаюсь теперь к вам, благородный король Ричард, и повторяю свою
клятву в верности, как подобает подданному.
Но король тоже скрылся, и никто не знал, куда. Потом уже узнали, что
он поспешно сошел во двор, позвал того еврея, с которым разговаривал Ай-
венго, и после минутной беседы с ним потребовал, чтобы ему как можно
скорее подали коня, сам вскочил в седло, заставил еврея сесть на другую
лошадь и помчался с такой быстротой, что, по свидетельству Вамбы, старый
еврей наверняка сломит себе шею.
- Клянусь святыми угодниками, - сказал Ательстан, - должно быть, за
время моего отсутствия Зернебок овладел замком. Я воротился в могильном
саване, можно сказать - восстал из гроба, и с кем ни заговорю, тот исче-
зает, заслышав мой голос! Но лучше об этом не толковать. Что ж, друзья
мои, те из вас, которые остались тут, пойдемте в трапезный зал, поужина-
ем, пока еще кто-нибудь не исчез. Надеюсь, что на столе всего вдоволь,
как подобает на поминках саксонского дворянина знатного рода. Коли слиш-
ком замешкаемся - кто знает, не унесет ли черт наш ужин?
Глава XLIII
Пусть Моубрея грехи крестец сломают
Его разгоряченному коню
И на ристалище он упадет,
Презренный трус!
"Ричард II"
Возвратимся теперь к стенам прецептории Темплстоу в час, когда крова-
вый жребий должен был решить, жить или умереть Ревекке. Вокруг стен было
очень людно и оживленно. Сюда, как на сельскую ярмарку или храмовой
праздник, сбежались все окрестные жители.
Желание посмотреть на кровь и смерть - явление не только того темного
и невежественного времени, хотя тогда народ привык к таким кровавым зре-
лищам, в которых один храбрец погибал от руки другого во время рыцарских
состязаний, поединков или смешанных турниров. И в наше, более просвещен-
ное время, при значительном смягчении нравов, зрелище публичной казни,
кулачный бой, уличная свалка или просто митинг радикалов собирают гро-
мадные толпы зевак, которые при этом нередко рискуют собственными боками
и, в сущности, вовсе не интересуются личностями героев дня, а только же-
лают посмотреть, как все обойдется, и решить, по образному выражению
возбужденных зрителей, который из героев кремень, а кто просто куча на-
воза.
Итак, взоры многочисленной толпы были обращены к воротам прецептории
Темплстоу в надежде увидеть редкостную процессию.
Еще больше народа окружало ристалище прецептории. То была гладкая по-
ляна, прилегавшая к стенам обители и тщательно выровненная для военных и
рыцарских упражнений членов ордена.
Арена была расположена на мягком склоне покатого холма и была обнесе-
на прочным частоколом, а так как храмовники охотно приглашали желающих
полюбоваться их искусством и рыцарскими подвигами, то вокруг было наст-
роено множество галерей и наставлено скамеек для зрителей.
Для гроссмейстера в восточном конце ристалища был устроен трон, окру-
женный почетными сиденьями для прецепторов и рыцарей ордена. Над троном
развевалось священное знамя храмовников, называвшееся Босеан, - это наз-
вание было эмблемой храмовников, и в то же время их боевым кличем.
На противоположном конце ристалища стоял врытый в землю столб; вокруг
него лежали дрова, между которыми оставался проход в роковой круг для
жертвы, предназначенной к сожжению. К столбу были привинчены цепи, кото-
рыми должны были ее привязать. Возле этого ужасного сооружения стояло
четверо чернокожих невольников. Их черные лица, в те времена малознако-
