румянцем. Пока они с удивлением смотрели на него, глаза его раскрылись,
но взор остановился и потускнел. Румянец сошел с лица и сменился мерт-
венной бледностью. Не поврежденный копьем своего противника, он умер
жертвой собственных необузданных страстей.
- Вот поистине суд божий, - промолвил гроссмейстер, подняв глаза к
небу. - Fiat voluntas tua! [53]
Глава XLIV
Как сплетня кумушки, рассказ окончен.
Уэбстер
Когда общее изумление несколько улеглось, Уилфред Айвенго спросил у
гроссмейстера, как верховного судьи настоящего поединка, так ли мужест-
венно и правильно выполнил он свои обязанности, как требовалось уставом
состязания.
- Мужественно и правильно, - отвечал гроссмейстер. - Объявляю девицу
свободной и неповинной! Оружием, доспехами и телом умершего рыцаря волен
распорядиться по своему желанию победитель.
- Я равно не хочу и пользоваться его доспехами и предавать его тело
на позор, - сказал рыцарь Айвенго. - Он сражался за веру христианскую. А
ныне он пал не от руки человеческой, а по воле божьей. Но пусть его по-
хоронят тихо и скромно, как подобает погибшему за неправое дело. Что ка-
сается девушки...
Его прервал конский топот. Всадников было так много и скакали они так
быстро, что под ними дрожала земля. На ристалище примчался Черный Ры-
царь, а за ним - многочисленный отряд конных воинов и несколько рыцарей
в полном вооружении.
- Я опоздал, - сказал он, озираясь вокруг, - Буагильбер должен был
умереть от моей руки... Айвенго, хорошо ли было с твоей стороны брать на
себя такое дело, когда ты сам едва держишься в седле?
- Сам бог, государь, покарал этого надменного человека, - отвечал Ай-
венго. - Ему не суждена была честь умереть той смертью, которую вы пред-
назначили ему.
- Мир ему, - молвил Ричард, пристально вглядываясь в лицо умершего, -
если это возможно: он был храбрый рыцарь и умер в стальной броне, как
подобает рыцарю. Но нечего терять время. Бохун, исполняй свою обязан-
ность!
Из среды королевской свиты выступил рыцарь и, положив руку на плечо
Альберта Мальвуазена, сказал:
- Я арестую тебя, как государственного изменника! До сих пор гросс-
мейстер молча дивился внезапному появлению такого множества воинов. Те-
перь он заговорил:
- Кто смеет арестовать рыцаря Сионского Храма в пределах его прецеп-
тории и в присутствии гроссмейстера? И по чьему повелению наносится ему
столь дерзкая обида?
- Я арестую его, - отвечал рыцарь, - я, Генри Бохун, граф Эссекс,
лорд-главнокомандующий войсками Англии.
- И по приказанию Ричарда Плантагенета, здесь присутствующего, - ска-
зал король, открывая забрало своего шлема, - Конрад Монт-Фитчет, счастье
твое, что ты родился не моим подданным. Что до тебя, Мальвуазен, ты и
брат твой Филипп подлежите смертной казни до истечения этой недели.
- Я воспротивлюсь твоему приговору, - сказал гроссмейстер.
- Гордый храмовник, ты не в силах это сделать, - возразил король. -
Взгляни на башни своего замка, и ты увидишь, что там развевается коро-
левское знамя Англии вместо вашего орденского флага. Будь благоразумен,
Бомануар, и не оказывай бесполезного сопротивления. Твоя рука теперь в
пасти льва.
- Я подам на тебя жалобу в Рим, - сказал гроссмейстер - Обвиняю тебя
в нарушении неприкосновенности и вольностей нашего ордена.
- Делай что хочешь, - отвечал король, - но ради твоей собственной бе-
зопасности сейчас лучше не толкуй о нарушении прав. Распусти членов ка-
питула и поезжай со своими последователями в другую прецепторию, если
только найдется такая, которая не стала местом изменнического заговора
против короля Англии. Впрочем, если хочешь, оставайся. Воспользуйся на-
шим гостеприимством и посмотри, как мы будем вершить правосудие.
- Как! Мне быть гостем там, где я должен быть повелителем? - восклик-
нул гроссмейстер. - Никогда этого не будет! Капелланы, возгласите псалом
"Quare fremuerunt gentes"! [54] Рыцари, оруженосцы и служители святого
Храма, следуйте за знаменем нашего ордена Босеан!
Гроссмейстер говорил с таким достоинством, которое не уступало самому
королю Англии и вдохнуло мужество в сердца его оторопевших и озадаченных
приверженцев. Они собрались вокруг него, как овцы вокруг сторожевой со-
баки, когда заслышат завывание волка. Но в осанке их не было робости,
свойственной овечьему стаду, напротив - лица у храмовников были хмурые и
вызывающие, а взгляды выражали вражду, которую они не смели высказать
словами. Они сомкнулись в ряд, и копья их образовали темную полосу,
сквозь которую белые мантии рыцарей рисовались на фоне черных одеяний
свиты подобно серебристым краям черной тучи. Толпа простонародья, под-
нявшая было против них громкий крик, притихла и в молчании взирала на
грозный строй испытанных воинов. Многие даже попятились назад.
Граф Эссекс, видя, что храмовники стоят в боевой готовности, дал шпо-
ры своему коню и помчался к своим воинам, выравнивая их ряды и приводя
их в боевой порядок против опасного врага. Один Ричард, искренне наслаж-
давшийся испытываемой опасностью, медленно проезжал мимо фронта храмов-
ников, громко вызывая их:
- Что же, рыцари, неужели ни один из вас не решится преломить копье с
Ричардом? Эй, господа храмовники! Ваши дамы, должно быть, уж очень смуг-
лы, коли ни одна не стоит осколка копья, сломанного в честь ее!
- Слуги святого Храма, - возразил гроссмейстер, выезжая вперед, - не
сражаются по таким пустым и суетным поводам. А с тобой, Ричард Английс-
кий, ни один храмовник не преломит копья в моем присутствии. Пускай папа
и монархи Европы рассудят нас с тобой и решат, подобает ли христианскому
принцу защищать то дело, ради которого ты сегодня выступил. Если нас не
тронут - и мы уедем, никого не тронув. Твоей чести вверяем оружие и хо-
зяйственное добро нашего ордена, которое оставляем здесь; на твою со-
весть возлагаем ответственность в том соблазне и обиде, какую ты нанес
ныне христианству.
С этими словами, не ожидая ответа, гроссмейстер подал знак к отбытию.
Трубы заиграли дикий восточный марш, служивший обычно сигналом к выступ-
лению храмовников в поход. Они переменили строй и, выстроившись колон-
ной, двинулись вперед так медленно, как только позволял шаг их коней,
словно хотели показать, что удаляются лишь по приказу своего гроссмейс-
тера, а никак не из страха перед выставленными против них превосходящими
силами.
- Клянусь сиянием богоматери, - сказал король Ричард, - жаль, что эти
храмовники такой неблагонадежный народ, а уж выправкой и храбростью они
могут похвалиться.
Толпа, подобно трусливой собаке, которая начинает лаять, когда пред-
мет ее раздражения поворачивается к ней спиной, что-то кричала вслед
храмовникам, выступившим за пределы прецептории.
Во время суматохи, сопровождавшей отъезд храмовников, Ревекка ничего
не видела и не слышала. Она лежала в объятиях своего престарелого отца,
ошеломленная и почти бесчувственная от множества пережитых впечатлений.
Но одно слово, произнесенное Исааком, вернуло ей способность чувство-
вать.
- Пойдем, - говорил он, - пойдем, дорогая дочь моя, бесценное мое
сокровище, бросимся к ногам доброго юноши!
- Нет, нет, - сказала Ревекка. - О нет, не теперь! В эту минуту я не
решусь заговорить с ним! Увы! Я сказала бы больше, чем... Нет, нет...
Отец, скорее оставим это зловещее место!
- Но как же, дочь моя, - сказал Исаак, - как можно не поблагодарить
мужественного человека, который, рискуя собственной жизнью, выступил с
копьем и щитом, чтобы освободить тебя из плена? Это такая услуга, за ко-
торую надо быть признательным.
- О да, о да! Признательным и благодарным, благодарным свыше всякой
меры, - сказала Ревекка, - но только не теперь. Ради твоей возлюбленной
Рахили молю тебя, исполни мою просьбу - не теперь.
- Нельзя же так, - настаивал Исаак, - не то они подумают, что мы неб-
лагодарнее всякой собаки.
- Но разве ты не видишь, дорогой мой отец, что здесь сам король Ри-
чард, и, стало быть...
- Правда, правда, моя умница, моя премудрая Ревекка! Пойдем отсюда,
пойдем скорее. Ему теперь деньги понадобятся, потому что он только что
воротился из Палестины, да говорят еще, что вырвался из тюрьмы... А если
бы ему понадобился предлог к тому, чтобы меня обобрать, довольно будет и
того, что я имел дело с его братом Джоном... Лучше мне пока не попа-
даться на глаза королю.
И, в свою очередь увлекая Ревекку, он поспешно увел ее с ристалища к
приготовленным носилкам и благополучно прибыл с нею в дом раввина Натана
Бен-Израиля.
Таким образом, еврейка, судьба которой в этот день представляла для
всех наибольший интерес, скрылась, никем не замеченная, и всеобщее вни-
мание устремилось теперь на Черного Рыцаря. Толпа громко и усердно кри-
чала: "Многая лета Ричарду Львиное Сердце! Долой храмовников!"
- Несмотря на эти громогласные заявления верноподданнических чувств,
- сказал Айвенго, обращаясь к графу Эссексу, - хорошо, что король проя-
вил предусмотрительность и вызвал тебя, благородный граф, и отряд твоих
воинов.
Граф Эссекс улыбнулся и тряхнул головой.
- Доблестный Айвенго, - сказал он, - ты так хорошо знаешь нашего го-
сударя, и все же ты заподозрил его в мудрой предосторожности! Я просто
направлялся к Йорку, где, по слухам, принц Джон сосредоточил свои силы,
и совершенно случайно встретился с королем. Как настоящий странствующий
рыцарь, наш Ричард мчался сюда, желая самолично решить судьбу поединка и
тем самым завершить эту историю еврейки и храмовника. Я с моим отрядом
последовал за ним почти против его воли.
- А какие вести из Йорка, храбрый граф? - спросил Айвенго. - Мятежни-
ки ждут нас там?
- Не более, чем декабрьские снега ждут июльского солнца, - отвечал
граф. - Они разбежались! И как ты думаешь, кто поспешил привезти нам эти
вести? Сам принц Джон, своею собственной персоной.
- Предатель! Неблагодарный, наглый изменник! - сказал Айвенго. - И
Ричард приказал посадить его в тюрьму?
- О, он его так принял, как будто встретился с ним после охоты! -
сказал граф. - Указал на меня и на наших воинов и говорит ему: "Вот ви-
дишь, брат, со мной тут сердитые молодцы, так ты поезжай лучше к матуш-
ке, передай ей мою сыновнюю любовь и почтение и оставайся при ней, пока
не умиротворятся умы людей".
- И это все? - спросил Айвенго. - Как не сказать, что таким милости-
вым обхождением король сам напрашивается на предательство.
- Именно, - отвечал Эссекс. - Но можно ведь сказать и то, что человек
сам напрашивается на смерть, пускаясь в битву, когда у него еще не зажи-
ла опасная рана.
- Прощаю тебе насмешку, граф, - сказал Айвенго, - но помни, что я
рисковал лишь собственной жизнью, а Ричард - благом целого королевства.
- Тот, кто легкомысленно относится к своему благу, редко отличается
заботливостью о других, - возразил Эссекс. - Однако поедем скорее в за-
мок, потому что Ричард задумал примерно наказать некоторых второстепен-
ных членов заговора, даром что простил самого главного зачинщика.
Из последовавшего затем судебного следствия, занесенного в рукописную
летопись, явствует, что Морис де Браси бежал за море и поступил на служ-
бу к Филиппу, королю Франции, что Филипп Мальвуазен и его брат Альберт,
прецептор в Темплстоу, были казнены, что Вальдемар Фиц-Урс, являвшийся
душою заговора, отделался изгнанием из Англии, а принц Джон, в пользу
которого он был составлен, не получил даже выговора от своего добродуш-
ного брата. Впрочем, никто не пожалел об участии обоих Мальвуазенов: они
понесли вполне заслуженную кару, потому что многократно проявляли двое-
душие, жестокость и деспотизм.
Вскоре после поединка в Темплстоу Седрик Сакс был приглашен ко двору
Ричарда; своим местопребыванием король сделал в это время город Йорк,
чтобы лично содействовать успокоению провинций, где сильнее всего сказа-
