ятно, и евреи, которым приходилось всегда чего-нибудь опасаться, привы-
кали к мысли о мучениях, каким их могут подвергнуть, так что какое бы
испытание ни предстояло им в действительности, оно не явилось бы для них
неожиданностью. А именно неожиданность и заставляет людей терять голову.
К тому же Исаак не первый раз попадал в опасное положение. Он был уже
довольно опытен и надеялся, что и теперь ему удастся вывернуться из бе-
ды, подобно тому как добыча иногда ускользает из рук охотника. Но превы-
ше всего его поддерживало непреклонное упорство его племени и та твердая
решимость, с которой дети Израиля переносили жесточайшие притеснения
властей и насильников, лишь бы не дать своим мучителям того, что те же-
лали от них получить.
В этот час пассивного сопротивления, закутавшись в плащ, чтобы защи-
титься от сырости, Исаак сидел в одном из углов подземелья. Вся его фи-
гура, сложенные руки, растрепанные волосы и борода, меховой плащ и высо-
кая желтая шапка при тусклом и рассеянном свете могли бы послужить от-
личной моделью для Рембрандта. Так, не меняя позы, просидел Исаак часа
три сряду. Вдруг на лестнице, ведшей в подземелье, послышались шаги.
Заскрипели отодвигаемые засовы, завизжали ржавые петли, низкая дверь от-
ворилась, и в темницу вошел Реджинальд Фрон де Беф в сопровождении двух
сарацинских невольников Буагильбера.
Фрон де Беф, человек высокого роста и крепкого телосложения, вся
жизнь которого проходила на войне или в распрях с соседями, не останав-
ливался ни перед чем ради расширения своего феодального могущества. Чер-
ты его лица вполне соответствовали его характеру, выражая преимуществен-
но жестокость и злобу. Многочисленные шрамы от ран, которые на лице дру-
гого человека могли бы возбудить сочувствие и почтение, как доказа-
тельства мужества и благородной отваги, его лицу придавали еще более
свирепое выражение и увеличивали ужас, который оно внушало. На грозном
бароне была надета плотно прилегавшая к телу кожаная куртка, поцарапан-
ная панцирем и засаленная. У него не было иного оружия, кроме кинжала за
поясом, уравновешивавшего связку тяжелых ключей с другой стороны.
Чернокожие невольники, пришедшие вместе с бароном, были не в обычном
роскошном одеянии, а в длинных рубашках и штанах из грубого холста. Ру-
кава у них были засучены выше локтей, как у мясников, когда они принима-
ются за дело на бойне. Оба держали в руках по корзинке. Войдя в темницу,
они стали по обеим сторонам двери, которую Фрон де Беф собственноручно
накрепко запер. Приняв такие меры предосторожности, он медленной пос-
тупью прошел через весь подвал к Исааку, пристально глядя на него. Этим
взглядом он желал отнять у еврея волю - так иные звери, как говорят, па-
рализуют свою добычу. И точно, можно было подумать, что глаза барона
имеют подобную силу над несчастным пленником. Иссак сидел неподвижно,
раскрыв рот, и с таким ужасом глядел на свирепого рыцаря, что все тело
его как бы уменьшилось в объеме под этим упорным зловещим взглядом люто-
го норманна. Несчастный Исаак был не в состоянии не только встать и пок-
лониться - он не мог даже снять шапку или выговорить хотя бы слово
мольбы: он был убежден в том, что сейчас начнутся пытки и, быть может,
его умертвят.
Величавая фигура норманна все росла и росла в его глазах, как вырас-
тает орел в ту минуту, как перья его становятся дыбом и он стремглав
бросается на беззащитную добычу. Рыцарь остановился в трех шагах от уг-
ла, где несчастный еврей съежился в комочек, и движением руки подозвал
одного из невольников. Чернокожий прислужник подошел, вынул из своей
корзинки большие весы и несколько гирь, положил их к ногам Фрон де Бефа
и снова отошел к двери, где его сотоварищ стоял все так же неподвижно.
Движения этих людей были медленны и торжественны, как будто в их душах
заранее жило предчувствие ужасов и жестокостей. Фрон де Беф начал с то-
го, что обратился к злополучному пленнику с такой речью.
- Ты, проклятый пес! - сказал он, пробуждая своим низким и злобным
голосом суровые отголоски под сводами подземелья. - Видишь ты эти весы?
Несчастный Исаак только опустил голову.
- На этих самых весах, - сказал беспощадный барон, - ты отвесишь мне
тысячу фунтов серебра по точному счету и весу, определенному королевской
счетной палатой в Лондоне.
- Праотец Авраам! - воскликнул еврей. - Слыханное ли дело назначать
такую сумму? Даже и в песнях менестрелей не поется о тысяче фунтов се-
ребра... Видели ли когда-нибудь глаза человеческие такое сокровище? Да в
целом городе Йорке, обыщи хоть весь мой дом и дома всех моих соплеменни-
ков, не найдется и десятой доли того серебра, которое ты с меня требу-
ешь!
- Я человек разумный, - отвечал Фрон де Беф, и если у тебя недостанет
серебра, удовольствуюсь золотом. Из расчета за одну монету золотом шесть
фунтов серебра, можешь выкупить свою нечестивую шкуру от такого наказа-
ния, какое тебе еще и не снилось.
- Смилуйся надо мною, благородный рыцарь! - воскликнул Исаак. - Я
стар, беден и беспомощен! Недостойно тебе торжествовать надо мной. Не
великое дело раздавить червяка.
- Что ты стар, это верно, - ответил рыцарь, - тем больше стыда тем,
кто допустил тебя дожить до седых волос, погрязшего по уши в лихоимстве
и плутовстве. Что ты слаб, это также, быть может, справедливо, потому
что когда же евреи были мужественны или сильны? Но что ты богат, это из-
вестно всем.
- Клянусь вам, благородный рыцарь, - сказал Исаак, - клянусь всем, во
что я верю, и тем, во что мы с вами одинаково веруем...
- Не произноси лживых клятв, - прервал его норманн, - и своим
упорством не предрешай своей участи, а прежде узнай и зрело обдумай ожи-
дающую тебя судьбу. Не думай, Исаак, что я хочу только запугать тебя,
воспользовавшись твоей подлой трусостью, которую ты унаследовал от свое-
го племени. Клянусь тем, во что ты не веришь, - тем евангелием, которое
проповедует наша церковь, теми ключами, которые даны ей, чтобы вязать и
разрешать, что намерения мои тверды и непреложны. Это подземелье - не
место для шуток. Здесь бывали узники в десять тысяч раз поважнее тебя, и
они умирали тут, и никто об этом не узнавал никогда. Но тебе предстоит
смерть медленная и тяжелая - по сравнению с ней они умирали легко.
Он снова движением руки подозвал невольников и сказал им что-то впол-
голоса на их языке: Фрон де Беф побывал в Палестине и, быть может, имен-
но там научился столь варварской жестокости. Сарацины достали из своих
корзин древесного угля, мехи и бутыль с маслом. Один из них высек огонь,
а другой разложил угли на широком очаге, о котором мы говорили выше, и
до тех пор раздувал мехи, пока уголья не разгорелись докрасна.
- Видишь, Исаак, эту железную решетку над раскаленными угольями? -
спросил Фрон де Беф. - Тебя положат на эту теплую постель, раздев дого-
ла. Один из этих невольников будет поддерживать огонь под тобой, а дру-
гой станет поливать тебя маслом, чтобы жаркое не подгорело. Выбирай, что
лучше: ложиться на горячую постель или уплатить мне тысячу фунтов сереб-
ра? Клянусь головой отца моего, иного выбора у тебя нет.
- Невозможно! - воскликнул несчастный еврей. - Не может быть, чтобы
таково было действительное ваше намерение! Милосердный творец никогда не
создаст сердца, способного на такую жестокость.
- Не верь в это, Исаак, - сказал Фрон де Беф, - такое заблуждение -
роковая ошибка. Неужели ты воображаешь, что я, видевший, как целые горо-
да предавали разграблению, как тысячи моих собратий христиан погибали от
меча, огня и потопа, способен отступить от своих намерений из-за криков
какого-то еврея?.. Или ты думаешь, что эти черные рабы, у которых нет ни
роду, ни племени, ни совести, ни закона, ничего, кроме желания их влады-
ки, по первому знаку которого они жгут, пускают в ход отраву, кинжал,
веревку - что прикажут... Уж не думаешь ли ты, что они способны на жа-
лость? Но они не поймут даже тех слов, которыми ты взмолился бы о поща-
де! Образумься, старик, расстанься с частью своих сокровищ, возврати в
руки христиан некоторую долю того, что награбил путем ростовщичества.
Если слишком отощает от этого твой кошелек, ты сумеешь снова его напол-
нить. Но нет того лекаря и того целебного снадобья, которое залечило бы
твою обгорелую шкуру и мясо после того, как ты полежишь на этой решетке.
Соглашайся скорее на выкуп и радуйся, что так легко вырвался из этой
темницы, откуда редко кто выходит живым. Не стану больше тратить слов с
тобою. Выбирай, что тебе дороже: твое золото или твоя плоть и кровь. Как
сам решишь, так и будет.
- Так пусть же придут мне на помощь Авраам, Иаков и все отцы нашего
племени, - сказал Исаак. - Не могу я выбирать, и нет у меня возможности
удовлетворить ваши непомерные требования.
- Хватайте его, рабы, - приказал рыцарь, - разденьте донага, и пускай
отцы и пророки его племени помогают ему, как знают!
Невольники, повинуясь скорее движениям и знакам, нежели словам баро-
на, подошли к Исааку, схватили несчастного, подняли с полу и, держа его
под руки, смотрели на хозяина, дожидаясь дальнейших распоряжений. Бедный
еврей переводил глаза с лица барона на лица прислужников, в надежде за-
метить хоть искру жалости, но Фрон де Беф взирал на него с той же холод-
ной и угрюмой усмешкой, с которой начал свою жестокую расправу, тогда
как в свирепых взглядах сарацин, казалось, чувствовалось радостное
предвкушение предстоящего зрелища пыток, а не ужас или отвращение к то-
му, что они будут их деятельными исполнителями.
Тогда Исаак взглянул на раскаленный очаг, над которым собирались рас-
тянуть его, и, убедившись, что его мучитель неумолим, потерял всю свою
решимость.
- Я заплачу тысячу фунтов серебра, - сказал он упавшим голосом и,
несколько помолчав, прибавил: - Заплачу... Разумеется, с помощью моих
собратий, потому что мне придется, как нищему, просить милостыню у две-
рей нашей синагоги, чтобы собрать такую неслыханную сумму. Когда и куда
ее внести?
- Сюда, - отвечал Фрон де Беф, - вот здесь ты ее и внесешь весом и
счетом, вот на этом самом полу. Неужели ты воображаешь, что я с тобой
расстанусь прежде, чем получу выкуп?
- А какое ручательство в том, что я получу свободу, когда выкуп будет
уплачен? - спросил Исаак.
- Довольно с тебя и слова норманского дворянина, ростовщичья душа, -
отвечал Фрон де Беф. - Честь норманского дворянина чище всего золота и
серебра, каким владеет твое племя.
- Прошу прощения, благородный рыцарь, - робко сказал Исаак, - но по-
чему же я должен полагаться на ваше слово, когда вы сами ни чуточки мне
не доверяете?
- А потому, еврей, что тебе ничего другого не остается, - отвечал ры-
царь сурово. - Если бы ты был в эту минуту в своей кладовой, в Йорке, а
я пришел бы к тебе просить взаймы твоих шекелей, тогда ты назначил бы
мне срок возврата ссуды и условия обеспечения. Но здесь моя кладовая.
Тут ты в моей власти, и я не стану повторять условия, на которых возвра-
щу тебе свободу.
Исаак испустил горестный вздох.
- Освобождая меня, - сказал он, - даруй свободу и тем, которые были
моими спутниками. Они презирали меня, как еврея, но сжалились над моей
беспомощностью, из-за меня замешкались в пути, а потому и разделили со
мной постигшее меня бедствие; кроме того, они могут взять на себя часть
моего выкупа.
- Если ты разумеешь тех саксонских болванов, то знай, что за них ист-
ребуют иной выкуп, чем за тебя, - возразил Фрон де Беф. - Знай свое де-
ло, а в чужие дела не суйся.
- Стало быть, - сказал Исаак, - ты отпускаешь на свободу только меня
да моего раненого друга?
- Уж не должен ли я, - воскликнул Фрон де Беф, - два раза повторять
сыну Израиля, чтобы он знал свое дело, а в чужие не вмешивался? Твой вы-
бор сделан, тебе остается лишь уплатить выкуп, да поскорее.
