английских песен дерри-даун. Эти песни, как предполагают, относились к
далекой старине, более далекой, чем эпоха семи государств англов и сак-
сов; их пели во времена друидов, прославляя жрецов, когда те уходили в
лес за омелой.
БОСОНОГИЙ МОНАХ
Ты можешь объехать за несколько лет
Испанию и Византию - весь свет;
Кого б ты ни встретил в заморских краях,
Счастливее всех босоногий монах.
В честь дамы отправился рыцарь в поход,
А вечером раненный насмерть придет.
Его причащу: если ж дама в слезах,
Утешит ее босоногий монах.
Цари своих мантий величье не раз
Меняли на скромность монашеских ряс,
Но вдруг захотеть оказаться в царях
Не мог ни один босоногий монах.
Привольное лишь у монаха житье:
Чужое добро он сочтет за свое,
Монаха во всех принимают домах,
Везде отдохнет босоногий монах,
Ведь лакомства, что для него берегут,
Бывают обычно вкуснее всех блюд;
Всегда он обедает славно в гостях -
Почетнейший гость, босоногий монах.
За ужином пьет он отменнейший эль,
И мягкую стелют монаху постель:
Хозяина выгонят вон впопыхах,
Чтоб сладко поспал босоногий монах.
Да здравствует бедность одежды моей,
Власть римского папы и вера в чертей!
Рвать розы, не думать совсем о шипах
Могу только я, босоногий монах.
- Поистине, - сказал рыцарь, - спел ты хорошо и весело и прославил
свое звание как следует. А кстати о черте, святой причетник: неужели ты
не боишься, что он когда-нибудь пожалует к тебе как раз во время таких
мирских развлечений?
- Мирских? Это я-то мирянин? - возмутился отшельник. - Да я служу в
своей часовне верой и правдой две обедни каждый божий день, утреню и ве-
черню, часы, кануны, повечерия.
- Только не лунными ночами, когда можно поохотиться за дичью, - заме-
тил гость.
- Exceptis excipiendis, [16] - отвечал отшельник, - как наш старый
аббат научил меня отвечать, в случае если дерзновенный мирянин вздумает
расспрашивать, все ли канонические правила я исполняю в точности.
- Это так, святой отец, - сказал рыцарь, - но черт подстерегает нас
именно за исключительными занятиями. Ты сам знаешь, что он всюду бродит,
аки лев рыкающий.
- Пусть зарычит, коли посмеет, - сказал монах. - От моей веревки он
завизжит, как визжал от кочерги святого Дунстана. Я сроду не боялся ни
одного человека - не боюсь и черта с его приспешниками. Молитвами свято-
го Дунстана, святого Дубрика, святых Винибальда и Винифреда, святых Суи-
берта и Уиллика, а также святого Фомы Кентского, не считая моих
собственных малых заслуг перед Богом, я ни во что не ставлю чертей, как
хвостатых, так и бесхвостых. Но по секрету скажу вам, друг мой, что ни-
когда не упоминаю о таких предметах до утренней молитвы.
Он перевел разговор на другое, и попойка продолжалась на славу. Уже
много песен было спето обоими, как вдруг их веселую пирушку нарушил
сильнейший стук в дверь лачуги.
Чем была вызвана эта помеха, мы сможем объяснить только тогда, когда
возвратимся к другим действующим лицам нашего рассказа, ибо, по примеру
старика Ариосто, мы не любим иметь дело только с одним каким-нибудь ге-
роем, охотно меняя и персонажей и обстановку нашей драмы.
Глава XVIII
Вперед! Пойдем мы долом и лощиной,
Где молодой олень бежит за ланью,
Где дуб широкий крепкими ветвями
Свет не пускает в просеку лесную.
Вперед! Ведь хорошо идти по тропам,
Пока на троне радостное солнце;
Пусть станет мрачным и небезопасным
В обманчивом мерцании Дианы.
"Эттрикский лес"
Когда Седрик Сакс увидел, как сын его упал без чувств на ристалище в
Ашби, первым его побуждением было послать своих людей позаботиться о
нем, но эти слова застряли у него в горле. В присутствии такого общества
он не мог заставить себя признать сына, которого изгнал из дома и лишил
наследства. Однако он приказал Освальду не выпускать его из виду и с по-
мощью двух крепостных слуг перенести в Ашби, как только толпа разойдет-
ся. Но Освальд опоздал с исполнением этого распоряжения: толпа разош-
лась, а рыцаря уже нигде не было видно.
Напрасно кравчий Седрика озирался по сторонам, отыскивая, куда девал-
ся его молодой хозяин; он видел кровавое пятно на том месте, где лежал
юный рыцарь, но самого рыцаря не видел: словно волшебницы унесли его ку-
да-то. Может быть, Освальд именно так и объяснил бы себе исчезновение
Айвенго (потому что саксы были крайне суеверны), если бы случайно не
бросилась ему в глаза фигура человека, одетого оруженосцем, в котором он
признал своего товарища Гурта. В отчаянии от внезапного исчезновения
своего хозяина, бывший свинопас разыскивал его повсюду, позабыв всякую
осторожность и подвергая себя нешуточной опасности. Освальд счел своим
долгом задержать Гурта, как беглого раба, чью судьбу должен был решить
сам хозяин.
Кравчий продолжал расспрашивать всех встречных, не знает ли кто, куда
делся Айвенго. В конце концов ему удалось узнать, что несколько хорошо
одетых слуг бережно положили раненого рыцаря на носилки, принадлежавшие
одной из присутствовавших на турнире дам, и сразу же унесли за ограду.
Получив эти сведения, Освальд решил воротиться к своему хозяину за
дальнейшими приказаниями и увел с собой Гурта, считая его беглецом.
Седрик Сакс был во власти мучительных и мрачных предчувствий, вызван-
ных раной сына. Его патриотический стоицизм сакса боролся с отцовскими
чувствами. Но природа все-таки взяла свое. Однако стоило ему узнать, что
Айвенго, по-видимому, находится на попечении друзей, как чувства оскорб-
ленной гордости и негодования, вызванные тем, что он называл "сыновней
непочтительностью Уилфреда", снова взяли верх над родительской привязан-
ностью.
- Пускай идет своей дорогой, - сказал он. - Пусть те и лечат его ра-
ны, ради кого он их получил. Ему больше подходит проделывать фокусы, вы-
думанные норманскими рыцарями, чем поддерживать честь и славу своих анг-
лийских предков мечом и секирой - добрым старым оружием нашей родины.
- Если для поддержания чести и славы своих предков, - сказала Ровена,
присутствовавшая здесь же, - достаточно быть мудрым в делах совета и
храбрым в бою, если достаточно быть отважнейшим из отважных и благород-
нейшим из благородных, то кто же, кроме его отца, станет отрицать...
- Молчите, леди Ровена! Я не хочу вас слушать! Приготовьтесь к вечер-
нему собранию у принца. На сей раз нас приглашают с таким небывалым по-
четом и любезностью, о каких саксы и не слыхивали с рокового дня битвы
при Гастингсе. Я отправлюсь туда немедленно, хотя бы для того, чтобы по-
казать гордым норманнам, как мало меня волнует участь сына, даром что он
победил сегодня их храбрейших воинов.
- А я, - сказала леди Ровена, - туда не поеду, и, прошу вас, остере-
гайтесь, потому что те качества, которые вы считаете твердостью и му-
жеством, можно принять за жестокосердие.
- Так оставайся же дома, неблагодарная! - отвечал Седрик. - Это у те-
бя жестокое сердце, если ты жертвуешь благом несчастного, притесняемого
народа в угоду своему пустому и безответному чувству! Я найду благород-
ного Ательстана и с ним отправлюсь на пир к принцу Джону Анжуйскому.
И он поехал на этот пир, главные события которого мы описали выше.
После возвращения из замка саксонские таны в сопровождении всей своей
свиты сели на лошадей. Тут-то в суматохе отъезда беглый Гурт в первый
раз и попался на глаза Седрику. Мы уже знаем, что благородный сакс возв-
ратился с пиршества отнюдь не в мягком настроении, и ему нужен был по-
вод, чтобы выместить на ком-нибудь свой гнев.
- В кандалы его! В кандалы! - закричал он. - Освальд! Гундиберт! Под-
лые псы! Почему этого плута до сих пор не заковали?
Не смея противоречить, товарищи Гурта связали его ременным поводом,
то есть первым, что попалось под руку. Гурт подчинился этому без сопро-
тивления, но укоризненно взглянул на хозяина и только сказал:
- Вот что значит любить вашу плоть и кровь больше своей собственной!
- На коней - и вперед! - крикнул Седрик.
- И давно пора, - сказал высокородный Ательстан. - Боюсь, что, если
мы не поторопимся, у достопочтенного аббата Вальтоффа испортятся все ку-
шанья, приготовленные к ужину.
Однако путешественники ехали так быстро, что достигли монастыря свя-
того Витольда прежде, чем произошла та неприятность, которой опасался
Ательстан. Настоятель, родом из старинной саксонской фамилии, принял
знатных саксонских гостей с таким широким гостеприимством, что они про-
сидели за ужином до поздней ночи - или вернее, до раннего утра. На дру-
гой день они только после роскошного завтрака смогли покинуть кров свое-
го гостеприимного хозяина.
В ту минуту, как кавалькада выезжала с монастырского двора, произошел
случай, несколько встревоживший саксов. Из всех народов, населявших в то
время Европу, ни один с таким вниманием не следил за приметами, как сак-
сы; большая часть всяких поверий, до сих пор живущих в нашем народе, бе-
рет начало от их суеверий. Норманны в то время были гораздо лучше обра-
зованны, притом они были смесью весьма различных племен, с течением вре-
мени успевших освободиться от многих предрассудков, вынесенных их пред-
ками из Скандинавии; они даже чванились тем, что не верят в приметы.
В данном случае предсказание об угрожающей беде исходило от такого
малопочтенного пророка, каким являлась огромная тощая черная собака, си-
девшая на дворе. Она подняла жалобный вой в ту минуту, когда передовые
всадники выехали из ворот, потом вдруг громко залаяла и, бросаясь из
стороны в сторону, очевидно намеревалась присоединиться к отъезжающим.
- Не люблю я этой музыки, отец Седрик, - сказал Ательстан, называвший
его таким титулом в знак почтения.
- И я тоже не люблю, дядюшка, - сказал Вамба. - Боюсь, как бы нам не
пришлось заплатить волынщику.
- По-моему, - сказал Ательстан, в памяти которого эль настоятеля ос-
тавил благоприятное впечатление (ибо городок Бертон уже и тогда славился
приготовлением этого живительного напитка), - по-моему, лучше бы воро-
титься и погостить у аббата до обеда. Не следует трогаться в путь, если
дорогу перешел монах, или перебежал заяц, или если завыла собака. Лучше
переждать до тех пор, пока не минует следующая трапеза.
- Пустяки! - сказал Седрик нетерпеливо. - Мы и так потеряли слишком
много времени. А собаку эту я знаю. Это пес моего беглого раба Гурта -
такой же бесполезный дармоед, как и его хозяин.
С этими словами Седрик приподнялся на стременах и пустил дротик в
бедного Фангса - так как это действительно был Фанге, повсюду сопровож-
давший своего хозяина и на свой лад выражавший теперь свой восторг по
поводу того, что вновь обрел его. Дротик задел плечо собаки и едва не
пригвоздил ее к земле. Бедный пес взвыл еще пуще прежнего и опрометью
кинулся прочь с дороги разгневанного тана.
У Гурта сердце облилось кровью при этом зрелище: Седрик хотел убить
его верного друга и помощника, и это задело его гораздо больше, чем то
жестокое наказание, которое он сам только что вынес. Он тщетно старался
вытереть себе глаза и наконец сказал Вамбе, который, видя своего госпо-
дина не в духе, счел более безопасным держаться подальше от него:
- Сделай милость, пожалуйста, вытри мне глаза полой твоего плаща: их
совсем разъела пыль, а ремни не дают поднять руки.
Вамба оказал требуемую услугу, и некоторое время они ехали рядом.
Гурт все время угрюмо молчал. Наконец он не выдержал и отвел свою душу
такой речью.
- Друг Вамба, - сказал он, - из всех дураков, находящихся в услужении
у Седрика, ты один только так ловок, что можешь угождать ему своей глу-
постью. А потому ступай и скажи ему, что Гурт ни из любви, ни из страха
не станет больше служить ему. Он может снять с меня голову, может отсте-
