- Это со страху-то перед саксами! - подхватил де Браси со смехом. -
Нам не надо иного оружия, коме охотничьих рогатин, чтобы этих кабанов
припереть к стене.
- Полноте шутить, господа рыцари, - сказал ФицУрс. - А вашему высо-
честву пора уверить почтенного Седрика, что в подобных шутках никакой
обиды для него нет, хотя наше зубоскальство и может показаться обидным
непривычному человеку.
- Обиды? - повторил принц Джон, снова становясь чрезвычайно вежливым.
- Надеюсь, никто не может подумать, что я позволю в своем присутствии
нанести обиду гостю. Ну вот, я снова наполняю кубок и пью за здоровье
самого Седрика, раз он отказывается пить за здоровье своего сына.
И снова пошла кругом заздравная чаша, сопровождаемая лицемерными ре-
чами придворных, которые, однако, не произвели на Седрика желаемого
действия. Хотя от природы он был не особенно сметлив, но все же обладал
достаточной чуткостью, чтобы не поддаться на все эти любезности. Он мол-
ча выслушал следующий тост принца, провозглашенный "за здравие сэра
Ательстана Конингсбургского", и выпил вместе со всеми.
Сам Ательстан только поклонился и в ответ на оказанную ему честь ра-
зом осушил огромный кубок.
- Ну, господа, - сказал принц Джон, у которого от выпитого вина начи-
нало шуметь в голове, - мы оказали должную честь нашим саксам. Теперь их
очередь отплатить нам любезностью. Почтенный тан, - продолжал он, обра-
тясь к Седрику, - не соблаговолите ли вы назвать нам такого норманна,
имя которого менее всего вам неприятно. Если оно все-таки оставит после
себя неприятный вкус на ваших губах, то вы заглушите его добрым кубком
вина.
Фиц-Урс поднялся со своего места и, остановившись за креслом Седрика,
шепнул ему, что он не должен упускать удобного случая восстановить доб-
рое согласие между обойма племенами, назвав имя принца Джона.
Сакс ничего не ответил на это дипломатическое предложение, встал со
своего места и, налив полную чашу вина, обратился к принцу с такой
речью:
- Ваше высочество выразили желание, чтобы я назвал имя норманна, дос-
тойного упоминания на нашем пиру. Для меня это довольно тяжелая задача:
все равно что рабу воспеть своего властелина или побежденному, пережива-
ющему все бедственные последствия завоевания, восхвалять своего победи-
теля. Однако я хочу назвать такого норманна - первого среди храбрых и
высшего по званию, лучшего и благороднейшего представителя своего рода.
Если же кто-нибудь откажется признать со мною его вполне заслуженную
славу, я назову того лжецом и бесчестным человеком и готов ответить за
это моей собственной жизнью. Подымаю мой кубок за Ричарда Львиное Серд-
це!
Принц Джон, ожидавший, что сакс закончит свою речь провозглашением
его имени, вздрогнул, услышав имя оскорбленного им брата. Он машинально
поднес к губам кубок с вином, но тотчас поставил его на стол, желая пос-
мотреть, как будут вести себя при этом неожиданном тосте его гости. Не
поддержать тост было, пожалуй, так же опасно, как и присоединиться к не-
му. Иные из придворных, постарше и опытнее других, поступили точно так
же, как принц, то есть поднесли кубок к губам и поставили его обратно.
Другие, одушевляемые более благородными чувствами, воскликнули: "Да
здравствует король Ричард! За его скорейшее возвращение к нам!" Некото-
рые, в том числе Фрон де Беф и храмовник, вовсе не притронулись к своим
кубкам, причем лица их не выражали угрюмое презрение. Однако никто не
дерзнул открыто возразить против тоста в честь законного короля.
Насладившись своим торжеством, Седрик обратился к своему спутнику:
- Пойдем, благородный Ательстан, - сказал он. - Мы пробыли здесь дос-
таточно долго, отплатив за любезность принца Джона, пригласившего нас на
свой гостеприимный пир. Кому угодно ближе ознакомиться с нашими простыми
саксонскими обычаями, милости просим к нам, под кров наших отцов. На ко-
ролевское пиршество мы довольно насмотрелись. Довольно с нас норманских
учтивостей.
С этими словами он встал и вышел из зала, а за ним последовали
Ательстан и некоторые другие гостисаксы, которые также сочли себя ос-
корбленными издевательством принца Джона и его приближенных.
- Клянусь костями святого Фомы, - сказал принц Джон, когда они ушли,
- эти саксонские чурбаны сегодня отличились на турнире и с пира ушли по-
бедителями!
- Conclamatum est, poculatum est, - сказал приор Эймер, - то есть вы-
пили мы довольно, покричали вдоволь - пора оставить наши кубки в покое.
- Должно быть, монах собирается исповедовать на ночь какую-нибудь
красавицу, что так спешит выйти из-за стола, - сказал де Браси.
- Нет, ошибаетесь, сэр рыцарь, - отвечал аббат, - мне необходимо се-
годня же отправиться домой.
- Начинают разбегаться, - шепотом сказал принц, обращаясь к Фиц-Урсу.
- Заранее струсили! И этот подлый приор первый отрекается от меня.
- Не опасайтесь, государь, - сказал Вальдемар, - я приведу ему такие
доводы, что он сам поймет, что необходимо примкнуть к нам, когда мы со-
беремся в Йорке... Сэр приор, мне нужно побеседовать с вами наедине, пе-
ред тем как вы сядете на коня.
Между тем остальные гости быстро разъезжались. Остались только лица,
принадлежавшие к партии принца, и его слуги.
- Вот результат ваших советов, - сказал принц, гневно обратившись к
Фиц-Урсу. - За моим собственным столом меня одурачил пьяный саксонский
болван, и при одном имени моего брата люди разбегаются от меня, как от
прокаженного!
- Потерпите, государь, - сказал советник, - я бы мог возразить на ва-
ше обвинение, сославшись на то, что ваше собственное легкомыслие разру-
шило мои планы и увлекло вас за пределы благоразумной осторожности. Но
теперь не время попрекать друг друга. Де Барси и я тотчас отправимся к
этим нерешительным трусам и постараемся доказать им, что они уж слишком
далеко зашли, чтобы отступать.
- Ничего из этого не выйдет, - сказал принц Джон, шагая по комнате в
сильном возбуждении, которому отчасти способствовало и выпитое им вино.
- Они уже видели на стене начертанные письмена; заметили на песке следы
львиной лапы; слышали приближающийся львиный рев, потрясший лес. Теперь
ничто не воскресит их мужества.
- Дай бог, чтобы сам-то он не струсил, - шепнул Фиц-Урс, обращаясь к
де Браси. - От одного имени брата его трясет как в лихорадке! Плохо быть
советником принца, которому не хватает твердости и постоянства как в
добрых, так и в худых делах.
Глава XV
Смешно! Он думает, что я всего лишь
Его орудие, его слуга.
Ну что ж, пускай. Но в путанице бед,
Его коварством низким порожденных,
Я проложу дорогу к высшим целям,
И кто меня осудит?
"Базиль", трагедия
Никогда паук не затрачивал столько усилий на восстановление своей ра-
зорванной паутины, сколько затратил Вальдемар Фиц-Урс, чтобы собрать
разбежавшихся сторонников клики принца Джона. Немногие из них присоеди-
нились к нему, разделяя его стремления, и никто - из личной привязаннос-
ти. Поэтому ФицУрсу приходилось напоминать им о преимуществах, которыми
они пользовались, и сулить им новые выгоды. Распутных молодых дворян он
прельщал картинами необузданного разгула; честолюбивым он обещал власть,
корыстным - богатство и увеличение их поместий. Вожаки наемных отрядов
получили денежные подарки, как довод, наиболее доступный их пониманию, и
притом такой, без которого всякие другие были бы совершенно напрасны.
Деятельный агент принца сыпал обещаниями еще щедрее, чем деньгами. Было
сделано все для того, чтобы положить конец колебаниям сомневающихся и
ободрить малодушных. Он отзывался о возвращении короля Ричарда как о со-
бытии совершенно невероятном; но когда по сомнительным ответам и недо-
верчивому виду своих сообщников замечал, что именно этого они опасаются
больше всего, он тотчас менял тактику и смело утверждал, что если бы и
случилось такое происшествие, оно не должно оказать никакого влияния на
их политические расчеты.
"Если Ричард вернется, - говорил Фиц-Урс, - он вернется с тем, чтобы
обогатить своих обедневших и обнищавших крестоносцев за счет тех, кто не
последовал за ним в Святую Землю. Он вернется, чтобы предать страшной
каре тех, кто в его отсутствие провинился против законов государства или
привилегий короны. Он отомстит рыцарям Храма и иоаннитского ордена за то
предпочтение, которое они оказывали Филиппу, королю французскому, во
время войн в Палестине. Короче говоря, вернувшись, он будет карать, как
изменников, всех сторонников своего брата, принца Джона... Неужели вы
так страшитесь его могущества? - продолжал хитрый наперсник принца. - Мы
признаем его за храброго и сильного рыцаря, но теперь уже не то время,
что было при короле Артуре, когда один воин шел против целой армии. Если
Ричард действительно вернется, нужно, чтобы он оказался один... Да за
ним и некому прийти. Пески Палестины побелели от костей его рыцарского
войска, а те из его сторонников, которые вернулись на родину, стали ни-
щими бродягами вроде Уилфреда Айвенго".
"К чему вы говорите о правах Ричарда на престол? - продолжал Фиц-Урс,
возражая тем, кого смущала эта сторона дела. - Разве герцог Роберт,
старший сын Вильгельма Завоевателя, не имел таких же прав? Между тем
престол заняли его младшие братья - сначала Уильям Рыжий, потом Генрих.
Роберт был одарен теми же хорошими качествами, какие выдвигаются теперь
в пользу Ричарда: он был отважный рыцарь, искусный полководец, щедрый к
своим сторонникам, усердный к церкви; вдобавок участвовал в крестовом
походе и освободил гроб господень. И, однако же, сам он умер жалким,
слепым пленником в Кардиффском замке, потому что противился воле народа,
который не пожелал иметь его своим королем! Мы вправе, - говорил
Фиц-Урс, - выбрать из числа принцев королевской крови того, кто всех
достойней высшей власти... То есть, - поспешил он оговориться, - того,
кто, будучи королем, будет более полезен для дворян, чем остальные. Воз-
можно, что Ричард превосходит принца Джона своими личными достоинствами;
но когда мы примем во внимание, что Ричард вернется с мечом мстителя,
тогда как Джон обеспечит нам награды, льготы, права, богатства и почес-
ти, мы поймем, кого из них должно поддерживать дворянство".
Оратор выставлял еще и другие доводы в том же духе, стараясь приспо-
собиться к воззрениям каждого, с кем имел дело; подобные доводы произве-
ли нужное впечатление на дворян, примыкавших к партии принца Джона.
Большинство из них согласилось явиться в Йорк, где они должны были окон-
чательно договориться о короновании принца Джона.
Поздним вечером Вальдемар Фиц-Урс, измученный всеми этими хлопотами,
хотя и довольный результатами своих трудов, возвратился в замок Ашби.
При входе в один из залов он встретился с де Браси, который сменил свой
нарядный костюм на зеленый короткий камзол и штаны того же цвета, надел
кожаную шапочку, повесил сбоку короткий меч, через плечо перекинул охот-
ничий рог, за пояс заткнул пучок стрел, а в руках держал длинный лук.
Если бы Фиц-Урс встретил его при входе в замок, он прошел бы мимо, при-
няв его за иомена из стражи; но тут он присмотрелся внимательнее и под
одеждой английского иомена узнал норманского рыцаря.
- Что за маскарад, де Браси? - сказал Фиц-Урс с досадой. - Время ли
заниматься ряженьем, как на вятках, теперь, когда решается участь нашего
вождя, принца Джона! Почему ты вместе со мной не пошел к этим малодушным
трусам, которые от одного имени короля Ричарда приходят в ужас, как дети
от слова "сарацин"?
- Я занимался своими делами, - отвечал де Браси спокойно, - так же
как и вы, Фиц-Урс, занимались вашими.
- Это я-то занимался своими делами! - воскликнул Вальдемар. - Нет, я
улаживал дела принца Джона, нашего общего патрона.
- Но разве при этом ты думал о чем-нибудь другом, - сказал де Браси,
