гать меня плетьми, может заковать в цепи, но я ему больше не слуга. Поди
скажи ему, что Гурт, сын Беовульфа, отказывается ему служить.
- Хоть я и дурак, - отвечал Вамба, - но таких дурацких речей и не по-
думаю передавать ему. У Седрика за поясом еще довольно осталось дроти-
ков, и ты знаешь, что иной раз он очень метко попадает в цель.
- А мне все равно, - сказал Гурт, - пускай хоть сейчас убьет меня.
Вчера он оставил валяться в крови на арене Уилфреда, моего молодого хо-
зяина, сегодня хотел убить у меня на глазах единственную живую тварь,
которая ко мне привязана. Призываю в свидетели святого Эдмунда, святого
Дунстана, святого Витольда, святого Эдуарда Исповедника и всех святых
саксонского календаря (надо заметить, что Седрик никогда не произносил
имен тех святых, которые были не саксонского происхождения, и все его
домочадцы также урезывали свои святцы), - я никогда ему этого не прощу!
- А по-моему, - возразил Вамба, нередко выступавший в роли миротвор-
ца, - Седрик вовсе не собирался вбивать Фангса, а хотел только попугать
его. Ты заметил, что он привстал на стременах, чтобы пустить дротик че-
рез голову собаки, но, на беду, Фанге в эту самую минуту подпрыгнул. Вот
он и получил эту царапину, которую я берусь залечить комочком дегтя.
- Если бы так, - сказал Гурт, - если бы я мог так подумать!.. Да нет!
Я видел, как метко он целился, и слышал, как дротик зажужжал в воздухе,
а потом, воткнувшись в землю, все еще дрожал, как будто с досады, что не
попал в цель. Так бросить можно только со злым смыслом. Нет, клянусь лю-
бимой свиньей святого Антония, не стану я ему служить!
И возмущенный свинопас снова погрузился в мрачное молчание, из кото-
рого шут не мог его вывести.
Между тем Седрик и Ательстан, ехавшие впереди, беседовали о состоянии
страны, о несогласиях в королевской фамилии, о распрях и вражде среди
норманских дворян; они обсуждали, возможно ли во время приближавшейся
междоусобной войны избавиться от норманского ига или по крайней мере до-
биться большей национальной независимости. Говоря о подобных предметах,
Седрик всегда воодушевлялся. Восстановление независимости саксов было
кумиров его души, и этому кумиру он добровольно принес в жертву свое се-
мейное счастье и судьбу своего сына. Но для того чтобы осуществить этот
великий переворот в пользу коренных англичан, необходимо было объеди-
ниться и действовать под водительством вождя, и этот вождь должен был
происходить из древнего королевского рода. Это требование выдвигали те,
кому Седрик поверял свои тайные замыслы и надежды. Ательстан удовлетво-
рял этому условию. Правда, он не отличался большим умом и не блистал ни-
какими талантами, однако у него была довольно представительная фигура,
он был не трус, искусен во всяких военных упражнениях и, казалось, охот-
но прислушивался к советам людей поумнее себя. Сверх того, было извест-
но, что он человек щедрый, гостеприимный и добрый. Но каковы бы ни были
достоинства Ательстана, многие из саксов склонны были признавать пер-
венство за леди Ровеной. Она происходила от короля Альфреда, а ее отец
настолько прославился своей мудростью, отвагой и благородным нравом, что
память его высоко чтили все его соотечественники.
Если бы Седрик захотел, ему бы ничего не стоило стать во главе
третьей партии, не менее сильной, чем две другие. За Ательстана и леди
Ровену говорило их королевское происхождение, но он мог противопоставить
им свою храбрость, деятельный нрав, энергию и, главное, ту страстную
преданность делу, которая заставила земляков прозвать его Саксом. А по
рождению он сам был так знатен, что в этом смысле никому не уступал, за
исключением Ательстана и своей питомицы. Но даже тень тщеславного себя-
любия была чужда Седрику, и, вместо того чтобы еще более разъединить
свой и без того слабый народ созданием собственной партии, Седрик стре-
мился устранить уже существовавший раскол; важной частью его плана было
выдать леди Ровену замуж за Ательстана и таким образом слить воедино обе
партии. Препятствием к его осуществлению послужила взаимная привязан-
ность леди Ровены и его сына. Это и было главной причиной изгнания Уилф-
реда из родительского дома.
Седрик прибегнул к этой суровой мере в надежде, что в отсутствие
Уилфреда Ровена изменит свои чувства. Но он ошибся: Ровена оказалась
непреклонной, что объяснялось отчасти характером ее воспитания. В глазах
Седрика Альфред был чем-то вроде божества. Поэтому он относился к пос-
ледней представительнице его рода с исключительным почтением, какое вряд
ли внушали кому бы то ни было принцессы царствующих династий того време-
ни. В его доме каждое желание Ровены считалось законом, и сам Седрик,
словно решив, что ее права должны быть полностью признаны хотя бы в пре-
делах этого маленького круга, гордился тем, что подчинялся ей, как пер-
вый из ее подданных.
Она с детства приучилась не только действовать по своей собственной
воле, но и повелевать другими; а потому нет ничего удивительного, что в
таком вопросе, в котором другие девушки, даже воспитанные в полном под-
чинении и покорности, склонны проявлять некоторую самостоятельность и
способны оспаривать власть своих опекунов и родителей, Ровена высказала
возмущение и негодование. Она решительно противилась всякому внешнему
давлению и наотрез отказалась давать кому-либо право направлять ее при-
вязанности или располагать ее наукой наперекор ее воле. Свои суждения и
чувства она высказывала смело, и Седрик, будучи не в силах противостоять
привычному почтительному подчинению ее воле, встал в тупик и не знал те-
перь, каким способом заставить ее слушаться своего опекуна.
Тщетно пытался он пленять ее воображение картиной будущей королевской
власти. Ровена, одаренная большим здравым смыслом, считала планы Седрика
совершенно неосуществимыми, а для себя лично нежелательными. Равена и не
думала скрывать предпочтение, которое высказывала Уилфреду Айвенго. Бо-
лее того - она неоднократно заявляла, что скорее пойдет в монастырь, чем
согласится разделить трон с Ательстаном. Она всегда питала презрение к
Конингсбургскому тану, а теперь, после стольких неприятностей, перене-
сенных из-за него, чувствовала к нему нечто вроде отвращения.
Тем не менее Седрик, не очень-то веривший в женское постоянство, все-
мерно хлопотал о том, чтобы устроить этот брак, полагая, что этим оказы-
вает важную услугу делу борьбы за независимость саксов. Внезапное и ро-
мантичное появление сына на турнире в Ашби он справедливо рассматривал
как смертельный удар по его надеждам. Правда, родительская любовь на ми-
нуту взяла верх над гордостью и преданностью делу саксов. Однако вслед
за тем оба эти чувства снова возникли в его душе, и он решил приложить
необходимые усилия к соединению Ательстана с Ровеной, считая, что этот
брак вместе с другими мерами будет способствовать скорейшему восстанов-
лению независимости саксов.
Теперь он беседовал с Ательстаном о саксонских делах. Надо приз-
наться, что в течение этой беседы Седрику, подобно Хотсперу, не раз
пришлось пожалеть что ему приходится побуждать такую "крынку снятого мо-
лока" на столь великие дела. Правда, Ательстан был не чужд тщеславия,
ему было приятно выслушивать речи о своем высоком происхождении и о том,
что он по праву рождения должен пользоваться почетом и властью. Но его
мелкое тщеславие вполне удовлетворялось тем почетом, который оказывали
ему домочадцы и все окружавшие его саксы. Ательстан встречал опасность
без боязни, но был слишком ленив, чтобы добровольно искать ее. Он был
вполне согласен с Седриком в том, что саксам следовало бы отвоевать себе
независимость; еще охотнее соглашался он царствовать над ними, когда эта
независимость будет достигнута. Но лишь только начинали обсуждать планы,
как возвести его на королевский престол - тут он оказывался все тем же
Ательстаном Неповоротливым, туповатым, нерешительным и непредприимчивым.
Страстные и пылкие речи Седрика так же мало действовали на его вялый
нрав, как раскаленное ядро - на холодную воду: несколько мгновений оно
шипит и дымится, а затем остывает.
Видя, что убеждать Ательстана почти все равно, что пришпоривать уста-
лую клячу или ковать холодное железно, Седрик подъехал ближе к своей пи-
томице, но разговор с ней оказался для него едва ли более приятным. Так
как его появление прервало беседу леди Ровены с ее любимой прислужницей
о доблестном Уилфреде и его судьбе, Эльджита в отместку за себя и свою
повелительницу тотчас припомнила, как Ательстан был выбит из седла на
ристалище, а всякое упоминание об этом плачевном событии было чрезвычай-
но неприятно Седрику. Таким образом, для честного сакса это путешествие
было исполнено всевозможных неприятностей и огорчений. Не раз он прини-
мался мысленно проклинать турнир и того, кто его выдумал, да и себя са-
мого - за то, что имел неосторожность туда поехать.
В полдень, по желанию Ательстана, остановились в роще возле родника,
чтобы дать отдых лошадям, а самим немного подкрепиться: хлебосольный аб-
бат щедро снабдил их провиантом на дорогу, который навьючили на осла.
Трапеза затянулась надолго, а так как и других помех в пути было много,
они потеряли надежду засветло добраться до Ротервуда. Это обстоятельство
заставило их поторопиться и ехать гораздо быстрее, чем раньше.
Глава XIX
Те воины, что в свите состоят
Какой-то знатной дамы (как узнал
Я из подслушанного разговора),
Находятся уже вблизи от замка
И в нем намерены заночевать.
"Орра", трагедия
Путешественники должны были теперь углубиться в глухие места дремучих
лесов, которые в то время считались крайне опасными из-за множества раз-
бойников или беглецов; доведенные до отчаяния притеснениями и нищетой,
крестьяне скрывались в лесах, объединяясь в такие большие ватаги, что
местная стража ничего не могла с ними поделать. Впрочем, несмотря на
позднее время, Седрик и Ательстан, имея при себе десять человек хорошо
вооруженных слуг, не считая Вамбы и Гурта, так как один был шут, а дру-
гой - связанный арестант, не опасались нападения этих разбойников. Нужно
добавить, что, пускаясь в путь по лесам в столь позднее время, Седрик и
Альтестан полагались не только на свою храбрость, но также на свое про-
исхождение и добрую репутацию.
Разбойники были большей частью крестьяне и иомены саксонского проис-
хождения, вынужденные вести такую отчаянную бродячую жизнь из-за жесто-
ких лесных и охотничьих законов; обычно они не трогали своих соплеменни-
ков.
Продолжая углубляться в лес, путешественники встревожились, услышав
крики, взывавшие о помощи. Подъехав к тому месту, откуда раздавались го-
лоса, они с удивлением увидели лежащие на земле конные носилки; рядом с
ними на траве сидела молодая женщина в богатой еврейской одежде, а нем-
ного подальше метался старик, который, судя по его желтой шапке, тоже
был евреем, он бегал взад и вперед и, ломая себе руки, стенал и жестами
выражал такое отчаяние, точно с ним случилось величайшее несчастье.
Сначала на все расспросы Ательстана и Седрика старый еврей взывал ко
всем патриархам Ветхого завета, умоляя поразить сынов Измаила, которые
сейчас придут и изрубят их острыми мечами. Наконец Исаак из Йорка (ибо
это был наш старый приятель) кое-как объяснил, что в Ашби он нанял шесть
человек вооруженной стражи на мулах и конные носилки для перевозки
больного друга; нанятые люди взялись проводить его до Донкастера. До сих
пор они ехали вполне благополучно, но встречный дровосек сказал им, что
тут, в лесу, засела большая шайка разбойников. Наемные слуги выпрягли
лошадей из носилок и бежали, покинув Исаака с дочерью, и они не могли ни
защищаться, ни продолжать свой путь, каждую минуту ожидая нападения раз-
бойников, которые могли их ограбить и даже убить.
