крайней мере, воля постольку совпадает с "я", поскольку мы понятие "я"
мыслим в известном отношении к абсолютному. Так как женщина лишена своего
"я", то у нее не может быть также и воли. Кто не обладает своей волей, своим
характером в высшем значении этого слова, тот очень легко поддается влиянию.
На него, как и на женщину, влияет один только факт наличности другою
человека рядом с ним. Он становится в функциональную зависимость от одной
только этой наличности вместо того, чтобы служить объектом восприятия с ее
стороны. Оттого Ж - лучший медиум, а М - лучший гипнотизер ее. Из этого
факта еще не видно, почему думают, что женщины особенно приспособлены к
медицинской деятельности. Ведь наиболее выдающиеся врачи сами утверждают,
что главным их средством помочь больному в настоящее время (и, вероятно,
останется в будущем) является воздействие на него через внушение.
Во всем животном царстве Ж легче поддается гипнозу, чем М. Насколько
гипнотические явления имеют близкое родство с явлениями повседневной жизни,
видно из следующего: как легко "заразить" Ж смехом или плачем (об этом я уже
говорил при разборе вопроса о женском сострадании)! Как импонирует ей все,
что она прочитывает в газете! Как легко она падает жертвой самого нелепого
предрассудка! Как набрасывается она на всякое чудодейственное средство,
которое порекомендовала ей соседка!
У кого нет характера, у того нет и убеждений- Потому Ж легковерна,
некритична, поэтому она не может постигнуть духа протестантизма. Мы,
конечно, не сомневается, что всякий христианин рождается католиком или
протестантом еще до крещения, но у нас, тем не менее, очень мало основания
признать католичество женской религией только потому, что оно доступнее ей,
чем протестантизм. Здесь следовало бы установить другую основу
характерологического подразделения, но это не входит в задачи нашего труда.
Таким образом, мы вполне и исчерпывающе доказали, что женщина бездушна,
что она лишена своего "я", индивидуальности, личности, свободы, характера и
воли. Этот результат обладает такой ценностью для всякой психологии, что его
значение трудно преувеличить. Он говорит, ни больше ни меньше, что
психологию М и психологию Ж следует изучать совершенно отдельно. По
отношению к Ж возможно чисто эмпирическое исследование ее психической жизни.
При изучении психологии М мы должны придерживаться того основного положения,
которое выдвинул еще Кант, а именно: исходить из понятия "я", понятия,
венчающего все здание мужской психологии.
Взгляд Юма (и Маха), согласно которому существуют одни только
"impressions" и "thoughts" (А. В. С.... к...), как известно, совершенно
изгнал душу из области психологии. Он изображает весь мир в виде какого-то
калейдоскопа, сводит его к игре "элементов" и, таким образом, лишает мир
всякого смысла и почвы. Он разрушает всякую возможность найти твердую точку
опоры для нашего мышления, уничтожает понятие истины и вместе с ним ту самую
действительность, философию которой он считает своим исключительным
призванием. В результате это воззрение несет на себе всю вину за жалкое
положение современной психологии.
Современная психология с гордостью несет свое имя "Психология без души"
- имя, которым окрестил ее не по заслугам превознесенный Фридрих Альберт
Ланге. Нам удалось, кажется, доказать, что невозможно объяснить себе
психические явления, отрицая существование души. Наличность души необходима,
как для толкования психических феноменов М, которому необходимо приписать
душу, так и для разрешения соответствующих феноменов Ж, которая окончательно
должна быть признана бездушной. Наша современная психология по преимуществу
женская психология. Именно поэтому столь поучительно сравнительное изучение
полов - обстоятельство, которое сыграло не последнюю роль в той
основательности, с какой я разобрал этот вопрос. Только подобное изучение
может помочь уяснить нам, что собственно заставляет нас допустить
существование "я", почему полное смешение мужской и женской психики (в самом
широком и глубоком смысле) привело к таким роковым ошибкам при создании
всеобщей психологии.
Возникает вопрос: может ли психология М являться наукой? На этот вопрос
следует ответить отрицательно. Я уже предвижу, что некоторые отошлют меня к
исследованиям экспериментаторов: даже тот, который среди всего этого
экспериментального шума сохранил известную трезвость мысли, с удивлением
спросит себя, неужели эти труды не стоят внимания. Но экспериментальная
психология не только не раскрыла нам глубоких основ мужской психики, она не
только не дает возможности систематически разработать этот бесконечный ряд
научных опытов, но едва позволяет мечтать даже о какой-нибудь
приблизительной систематизации их. Мало того, метод ее, насквозь, от самого
верхнего слоя своего до сердцевины, - ложен, а потому, экспериментальная
психология не дала и не могла дать объяснения глубокой внутренней связи
психических явлений. Психофизическая иллюзия измерений прямо показала
истинную сущность психических явлений в противоположность физическим: эта
сущность заключается в том, что функции, с помощью которых можно было бы
установить связь явлений и объяснить переход одного явления в другое, в
лучшем случае непостоянны, а потому они не поддаются и точному
разграничению. Но вместе с отсутствием постоянства функций принципиально
приходится расстаться с самой возможностью когда-либо достигнуть непреложный
математический идеал всякой науки.
Нет научной психологии мужчины. Ибо существу всякой психологии
свойственно выводить то, чего собственно и вывести то нельзя, точнее говоря,
ее конечной целью было бы доказать человеку его бытие, его сущность, Но
тогда каждый человек был бы даже в своей глубокой сущности только следствием
известной причины, он был бы детерминирован, и ни один человек не должен был
бы уважать другого, как представителя царства свободы и бесконечной
ценности. В тот самый момент, когда я превратился бы в вывод из определенных
посылок и оказался бы подчиненным известным определениям, я потерял бы
вместе с тем всякую ценность и лишился бы души. Со свободой хотения и
мышления (последнюю необходимо присоединить к первой) не мирится допущение
безусловной определенности, которая является исходным пунктом всякого
психологического исследования. Кто верит в существование свободного
субъекта, подобно Канту и Шопенгауэру, тот должен отрицать психологию как
науку. Но кто верил до сих пор в психологию, для того свобода субъекта
немыслима, даже в виде теоретической возможности. В таком виде эта свобода
представляется Юму и Гербарту, этим основателям современной психологии.
Этой дилеммой объясняется то плачевное положение, которое занимает
современная психология во всех своих принципиальных вопросах. Неимоверные
усилия, направленные к тому, чтобы изгнать волю из области психологии,
бесконечные попытки вывести наличие этой воли из ощущения и чувства - все
это скрывает в основе своей совершенно верную мысль, а именно, что воля не
есть эмпирический факт. Нигде в опыте не представляется возможным сыскать
волю, так как она сама является предпосылкой всякого эмпирически -
психологического факта. Пусть попытается человек, который любит долго спать
по утрам, произвести над собой наблюдение в тот момент, когда окончательно
решается встать с постели. Решение (как и внимание) всецело поглощает
неделимое "я", а потому в нем нет той двойствености, которая необходима для
восприятия воли. Мышление столь же мало, как и желание, является фактом,
который можно было бы фиксировать для целей научной психологии. Мыслить
значит судить, но что представляет собою суждение для внутреннего
восприятия? Ровно ничего. Это нечто чуждое, привходящее в качестве
постороннего элемента в восприятие, чего нельзя вывести из того
строительного материала, который натаскали эти психологические Фазольты и
Фафнеры. Каждый новый акт суждения разрушает кропотливую работу атомистов
ощущения. Так же обстоит дело и с понятием- Ни один человек не мыслит
понятиями, тем не менее существуют понятия, как и суждения. В конце концов
совершенно правы противники Вундта, утверждая, что апперцепция не есть факт
эмпирически - психологического характера, что она и не акт, который можно
было бы воспринять. Бесспорно, Вундт глубже своих противников. Только
плоские умы могут быть ассоционными психологами. Он не без основания
связывает апперцепцию с волей и вниманием. Но апперцепция столь же мало
является фактом опыта, как и внимание, как понятие и суждение. Итак, если
все это, как желание, так и мышление существует, если все это оставить без
изучения нельзя, если далее все это зло смеется над попытками подвергнуть их
анализу, то ясно, что мы стоим перед выбором: принять ли нечто такое, что
обусловливает самую возможность психической жизни, или нет.
Пора поэтому оставить разговоры о какой-то эмпирической апперцепции и
признать раз навсегда, что Кант был глубоко прав, признавая одну только
трансцендентальную апперцепцию. Но если неугодно расстаться с опытом в
качестве средства изучения, то тогда остается только расплывчатая,
безнадежно пустая атомистика ощущений с ее ассоциативными законами.
Психология же при этом, с точки зрения своей методы, должна превратиться в
придаток к физиологии и биологии, как у Авенариуса. Последний очень тонко
разработал один только, и то весьма узкий, отдел всей нашей психической
жизни, но его труд не вызвал дальнейшего развития идей, лежащих в его
основе, за исключением немногих, кстати, очень неудачных попыток.
Таким образом, отсутствие философской точки зрения в изучении нашей
души вполне показало, что оно не может привести нас к постижению истинной
сущности человека, что никакие утешения не могут нам доставить гарантии
того, что мы таким путем когда-нибудь в будущем достигнем желательных
результатов. Чем лучше психолог, тем скучнее ему изучать современные системы
психологии. Так все они вместе и каждая порознь прилагают всяческие усилия к
тому, чтобы по возможности меньше обращать внимание на то единство, которое
только и является основой каждого психического явления. Тем сильнее поражает
нас своей неожиданностью последний отдел каждой такой психологии, трактующий
о развитии единой гармонической личности. Это единство, которое представляет
собою истинную бесконечность, думали создать из большего или меньшего числа
определяющих его элементов. "Психология как опытная наука" хотела найти
условие всякого опыта в самом опыте! Подобные попытки вечно рушатся и вечно
возобновляются, так как умственное течение, подобное позитивизму и
психологиз-му,не исчезнет до тех пор, пока будут существовать посредственные
и оппортунистические головы, пока не переведутся натуры, неспособные довести
свою мысль до ее окончательного завершения. Кто, подобно идеализму, дорожит
душой и не хочет ею жертвовать, тот должен отказаться от психологии. Кто
создает психологию, тот убивает душу. Всякая психология хочет вывести целое
из отдельных его частей, представить его в виде чего-то обусловленного. Но
более вдумчивый взгляд признает, что частные явления вытекают здесь из
целого, как своего первоисточника. Так психология отрицает душу, а душа, по
своему понятию, отрицает всякую науку о себе: душа отрицает психологию.
В этом исследовании мы решительно высказались в пользу души и против
комичной и вместе с тем жалкой психологии без души. Для нас является еще
