лось, что Петр "поставил Россию в ряд с западными державами". И никто не
задумывался, какой ценой... Главное, все брили бороды и носили европейс-
кое платье. Суть глубинных процессов интеллигенция понимать не в состоя-
нии...
Лев Толстой поначалу относился к Петру прямо-таки восторженно, соби-
рался писать роман о нем, но впоследствии наступило отрезвление, и Толс-
той оставляет такие строчки: "Был осатанелый зверь..." "Великий мерза-
вец, благочестивейший разбойник, убийца, который кощунствовал над Еван-
гелием..." Говорил о Петре I и его сподвижниках: "...убивали людей. За-
быть про это, а не памятники ставить".
Алексей Толстой до того, как пришел на службу к большевикам, высказы-
вался о Петре несколько иначе, чем в своем будущем романе (талантливом,
несмотря ни на что): "Но все же случилось не то, что хотел гордый Петр:
Россия не вошла, нарядная и сильная, на пир великих держав. А, подтяну-
тая им за волосы, окровавленная и обезумевшая от ужаса и отчаяния,
предстала новым родственникам в жалком и неравном виде - рабою. И
сколько бы ни гремели грозно русские пушки, повелось, что рабской и уни-
женной была перед всем миром великая страна, раскинувшаяся от Вислы до
Китайской стены".
Тот же Герцен выразился как-то, что "Чингисхан с телеграфом хуже, чем
Чингисхан без телеграфа". Именно таким "Чингисханом с телеграфом" и был
Петр, и добавить мне больше нечего...
Кстати, любопытнейшие рассуждения о природе "консерваторов" и "либе-
ралов" мне встретились в воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченко-
ва), в той их части, где речь идет об участии его в продолжавшемся де-
вять месяцев Московском Церковном Соборе, открывшемся вскоре после Фев-
ральской революции:
"Большинство было, в общем, консервативно, но в хорошем смысле этого
слова: было по сердцу добрым, желало помочь устроению жизни, готово было
к жертвенности, не гордилось собою, считалось с братским мнением Других,
было достаточно свободно в своем понимании окружающих обстоятельств.
Обычно слово "консерватор" считалось в русском интеллигентском воззрении
синонимом тупости, злобы. По совести сказать, на Соборе было как раз об-
ратное. Вот либералы (они почти все вышли из преподавательской, отчасти
и профессорской среды духовных школ) были действительно раздражены,
злобны, упорны в своем либерализме, партийно нетерпимы и просто злостно
тупы... они очень не любили повиновения, послушания, признания авторите-
тов, любви и уважения к начальству. Наоборот, всячески унижать то, что
выше их, лишать прав, ограничивать, отвоевывать привилегии самим себе,
командовать над другими - вот их свойства. И чего бы ни коснулось, они
готовы тотчас же в злобный бой против инакомыслящих... как люди с самоу-
веренным духом, большими знаниями и способными развязными языками, они
производили большой шум: и по количеству подобных ораторов (они всегда
выступали!), и по горячим речам их иногда казалось, будто чуть не весь
Собор мыслит так, как они звонят. Но когда дело доходило до решений...
эта десятая частичка оставалась в меньшинстве" [33].
Прошло восемьдесят лет, но отечественные интеллигенты и либералы не
изменились ни на йоту. Все вышеприведенное прекрасно описывает и нынеш-
них. Злобный бой против любого инакомыслия, жажда власти, стремление ли-
шать оппонента всех и всяческих прав... Вот только знаний не в пример
меньше, старая интеллигенция при всех своих недостатках была все же хо-
рошо образована, а нынешняя - совки-с...
Между прочим, знаменитое крылатое выражение " Петр прорубил окно в
Европу" выдумано не в России - этот пассаж впервые употребил в 1769 г. в
своих "Письмах о России" итальянец Франческо Альгорроти. Хорошо, что на-
ши соотечественники не причастны хотя бык этой глупости. В самом деле,
эпитет выбран неудачнейше. Нормальный человек прорубил бы дверь. Рефор-
мы, лезущие в окно - зрелище довольно сюрреалистическое...
ВИРТУАЛЬНОСТЬ
Как же без нее? Никуда нам не деться от виртуальности... В истории
был шанс обойтись без Петра. Я имею в виду до сих пор не проясненные до
конца события в ночь с 7 на 8 августа 1689 г.
Сторонники Софьи уверяли, что в ту ночь приверженцы Петра намерева-
лись занять Кремль, убить царевну и Ивана. Сторонники Петра уверяют, что
все обстояло как раз наоборот, и люди самого энергичного и решительного
из сторонников Софьи стрелецкого начальника Федора Шакловитого хотели
убить Петра.
Кто прав, неизвестно. Вероятнее всего - и те, и другие. В обоих лаге-
рях хватало деятелей, понимавших, что мирным путем решить проблему не
удастся. Главное, той ночью Петр мог быть убит (впрочем, его могли убить
и много раньше, когда в Кремль ворвались верные Софье стрельцы, недо-
вольные тем, что "младший" обошел "старшего").
Что тогда? Ответ один: медленное (но не ставшее из-за этого пороч-
ным), эволюционное развитие. Реформы, проводимые с гораздо меньшей
кровью, не сотрясшие страну столь жестоко, не создавшие непреодолимой
пропасти меж высшими и низшими, меж народом и государством, церковью и
народом. Все, что нам известно о достижениях России допетровской эпохи,
позволяет говорить с уверенностью: не было бы никакого "застоя". И не
было бы кровавого вихря...
Советский историк Н. Молчанов, апологет Петра, защищал избранный тем
путь развития довольно оригинально. Вспомнил о так называемом "плане
Лейбница".
В 1670 г. Лейбниц разработал план создания так называемого Европейс-
кого союза, призванного обеспечить Европе вечный мир. Для этого, по
Лейбницу, излишнюю энергию ("пассионарность", сказал бы Гумилев) следо-
вало направить на колониальную экспансию. Англии и Дании, по Лейбницу,
следовало колонизировать Северную Америку, Франции - Африку и Египет,
Испании - Южную Америку, Голландии - Восточную Индию, Швеции - Россию.
И вот уже Молчанов заламывает руки в наигранном ужасе: "Нашей родине
угрожало колониальное рабство" [126].
Да полноте... Поневоле припоминается русский лубок времен Крымской
войны: "Вот в воинственном азарте воевода Пальмерстон поражает Русь на
карте указательным перстом"...
То, что этот план придумал "сам" Лейбниц, еще ни о чем не говорит.
"Россия - не Африка", как выражался казачий урядник из романа Пикуля.
Вряд ли у Швеции хватило бы сил не то что "колонизовать" Россию - отхва-
тить кусок территории. Это швеям не удалось даже в тяжелейшие времена
Смуты... И потом, вся колониальная экспансия, как бы энергично она ни
проводилась, никоим образом не уберегла Европу от войн - а следова-
тельно, "план Лейбница" остается очередной утопией, согласно известной
русской солдатской песне совершенно не учитывавшей овраги...
Лично мне гораздо ближе точка зрения историка П.Н. Милюкова, писавше-
го: "Ценой разорения страны Россия возведена была в ранг европейской
державы... Политический рост государства опять опередил его экономичес-
кое развитие". В первом томе "Истории России", вышедшей в 1935 г. на
французском языке в Париже под редакцией Милюкова, глава о петровских
преобразованиях имеет многозначительный заголовок: "Результаты реформы:
хаос".
И, наконец, во времена петровского правления наблюдались две любопыт-
ных "развилки в истории" - точки, где отечественная история могла свер-
нуть на другие рельсы.
Первая развилка касается Петербурга, который при определенных обстоя-
тельствах мог и не подняться на брегах Невы. Если бы Петр захватил Ригу
на несколько лет раньше, а не в 1710 г., в постройке Санкт-Петербурга не
было бы ровным счетом никакой нужды. Рига являлась уже готовым портом на
Балтике, мало того, ее гавань была свободна ото льда на целых шесть не-
дель дольше, чем Невская губа. В новой столице у Петра, в общем, не было
особой необходимости - ему нужны были крепость на Балтике и порт, позво-
ливший бы вести морскую торговлю по той же Балтике, в обход Архан-
гельска. Обоим условиям вполне отвечала Рига. Окажись она в руках Петра
году в 1702-м, десятки тысяч людей не погибли бы в непосильных трудах
посреди гнилых болот. Правда, при этом варианте не было бы Эрмитажа и
многого другого, но когда вопрос стоит именно так, лучше уж обойтись без
Адмиралтейства и Эрмитажа...
Виртуальность, вернее, "развилка" номер два - судьба Елизаветы Пет-
ровны. В 1722 г. Петр всерьез намеревался выдать ее за одного из принцев
французского королевского дома, юного герцога Шартрского, а впос-
ледствии, после смерти тогдашнего польского короля Августа Саксонского,
посадить зятя с дочерью на польский престол.
Интереснейшая виртуальность! В случае ее осуществления я не берусь
наскоро просчитывать возможные варианты, оставляя это другим. Возможно,
Елизавета при этом раскладе никогда не оказалась бы на русском престоле.
Возможно, Жечь Посполита избегла бы раздела. Возможно, обе страны обра-
зовали бы единую державу... Увы, мне просто некогда в рамках этой книги
решать столь сложные уравнения.
В реальной жизни брак не сложился - из-за происков английского короля
Георга I, старого недруга Петра. Герцог Шартрский в конце концов женился
на немецкой принцессе, а Елизавета осталась дома...
СМЕРТЬ ИДЕАЛИСТА
...СЛИШКОМ ВСЕ ОЧЕВИДНО?
Когда заходит речь о Петре III - первом в восемнадцатом столетии за-
конном императоре России, стоит подчеркнуть сразу: в удивительном едино-
душии сливаются те, кто обычно согласия меж собой достигнуть ни за что
не способны. И если оппонент скажет "белое", из чистой вредности начнут
кричать: "Черное!"
Есть, однако, исключения... К примеру, числящийся среди либералов и
демократов питерский историк Е.В. Анисимов и один из самых упертых "на-
ционал-патриотов" москвич М. Лобанов поносят Петра чуть ли не одинаковы-
ми словесами. "Недалекий" - рубит сплеча питерец. "Холуй Пруссии, враж-
дебный всему русскому, - подхватывает москвич. - Слишком все очевидно".
Очевидно? Недолгое царствование Петра III, его незаурядные реформы
были настолько оболганы и вымазаны черной краской, что чуть ли не двести
лет историческая наука вместо объективного подхода пробавлялась сплетня-
ми и анекдотами о Петре, - а следом тянулась и литература.
Причины лежат на поверхности. Беспристрастные свидетели, те, кто на-
ходился рядом с Петром, либо предали его, либо более тридцати лет прове-
ли в своих отдаленных имениях. И вдобавок три главных создателя легенды
о "дурачке" и "прусском холуе" были, надо признать, людьми в высшей сте-
пени незаурядными...
Это, во-первых, сама Екатерина II. Во-вторых, княгиня Екатерина Даш-
кова. И последний - Андрей Болотов. Личности крупные и интереснейшие.
Дашкова - филолог и писательница, директор Петербургской Академии наук и
президент основанной при ее прямом участии Российской Академии (занимав-
шейся разработкой русского языка и литературы). Болотов - офицер в отс-
тавке, ученый и писатель, один из основоположников русской агрономичес-
кой науки, автор классического труда "О разделении полей" и многотомных
любопытнейших воспоминаний. Авторитет их в свое время был слишком велик.
Настолько, что совершенно забытыми оказались другие мнениях мало кто
помнит, что весьма положительную оценку Петру в бытность его и наследни-
ком, и императором дали столь видные деятели русской культуры, как В.Н.
Татищев, М.В. Ломоносов, Я.Я. Штелин. А Гаврила Державин назвал ликвида-
цию Петром жуткой Тайной канцелярии " монументом милосердия"... Карамзин
еще в 1797 г. решительно заявлял: "Обманутая Европа все это время судила
об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонни-
ков..."
Побудительные мотивы "тройки критиков" предельно ясны. Екатерина II,
свергнувшая супруга и молчаливо одобрившая его убийство кучкой гвардейс-
кой сволочи, более всех остальных нуждалась в том, чтобы создать образ
