бывшую, но собственность.
В своей последней книге И. Бунич утверждает, что существуют резолюции
Петра на следственных делах: "Смертью не казнить. Передать докторам для
опытов".
Конкретных источников Бунич не приводит - а его гипотезы не всегда
стопроцентно подтверждены документами. Однако это чрезвычайно похоже на
Петра. Я бы не удивился, окажись вдруг, что Петр первым ввел в практику
медицинские эксперименты на живых людях - его стиль, его нравы, его па-
тологическое пренебрежение к людским жизням...
Даже Николай II, отнюдь не похожий на кроткого голубка (известны де-
сятки его кровожадных резолюций об усмирении и казни "бунтовщиков"),
высказался о Петре 1 весьма нелицеприятно: "Я не могу не признать
больших достоинств моего предка... но именно он привлекает меня менее
всех. Он слишком сильно восхищался европейской культурой... Он уничтожил
русские привычки, добрые обычаи, взаимоотношения, завещанные предками".
В конце концов, во все времена у государственного руля не единожды
оказывались пьяницы, полубезумцы, развратники, гомосеки, сатрапы, проли-
вавшие кровь, сносившие головы женам, сыновьям и дочерям, тиранившие
подданных так, что это превосходило всякое воображение. Быть может, цель
и в самом деле оправдывает средства, и свершения Петра искупают всю про-
литую им кровь? В самом деле, кто нынче помнит, чем (точнее, каким коли-
чеством трупов и разбитых судеб) оплачены промышленные успехи Англии и
США), на чьих костях стоят великолепные здания и современные фабрики?
Но в том-то и дело, что не было никаких "свершений" Петра. Было шара-
ханье из крайности в крайность, обезьянничанье, самодурство, кровь,
крайне завлекательные, но оказавшиеся пустышками прожекты... И только.
По большому, глобальному, стратегическому счету результат оказался во
сто раз ниже затраченных усилий.
Рассмотрим реформы и их последствия подробно...
ЭКОНОМИКА
Наша ннтеллигенцня-образованщина (проверено на личном опыте в много-
численных беседах-тестах) до сих пор считает главным признаком отстава-
ния допетровской России чисто внешний: долгополые охабни, рукава до пят,
окладистые бороды, незнание иностранных языков. Дело даже не в том, что
бороды начали брить еще до Петра, а языки многие знали неплохо...
Совдеповская интеллигенция (которая и правила бал в первые годы "пе-
рестройки", пока не была вышвырнута на обочину) не учена по-настоящему
ни рынку, ни цивилизованной экономике, в простоте душевной полагая, что
"есть вещи поважнее рынка", как недавно выразился кто-то на страницах
центральной газеты; что рынок - для других. А ей, демократической интел-
лигенции, правительство как раз и должно платить за героическое и перма-
нентное отстаивание идей рыночной демократии...
Все вопли об "упадке культуры" как раз и объясняются тем, что интел-
лигентным бездельникам перестали платить. Невероятно на первый взгляд,
но есть одна-единственная область, где "радикал-демократы" и "национал-
патриоты" начинают употреблять практически одинаковые обороты, и осужда-
ющие фразы совпадают даже текстуально: когда речь заходит о частном кни-
гоиздании. И тот, и другой лагерь громогласно сокрушается о "мутном по-
токе" "недолитературы", захлестнувшем прилавки...
О том, что среди сего "мутного потока" - Пушкин и Пастернак, Ман-
дельштамм и Фрейд, Ломброзо и Костомаров, Довлатов и Булгаков, предпочи-
тают умалчивать. Иначе придется признать простой, как мычание факт: го-
сударство перестало платить только за то, что человек (неважно, нацио-
нал-патриот или радикал-демократ) чтото там напечатал. Вот и стенают
"ревнители культуры", "экономисты" и "аналитики", оказавшиеся вдруг не у
дел...
Эскьюз ми, мы, кажется, отвлеклись. Как выражается мой знакомый док-
тор наук и профессор: "Я не интеллигент, у меня профессия есть". Гуми-
лев, кстати (который Лев), на вопрос, числит ли он себя среди интелли-
генции, решительно отвечал: "Да боже упаси!" Но это так, к слову.
Весь этот пассаж приведен с одной-единственной целью: напомнить, что
сплошь и рядом петровские реформы печатно и публично оценивают люди, ко-
торые просто не понимают, в чем был корень зла...
Бороды и охабни - сие вторично, третично, десятирично. Всего через
полторы сотни лет после борьбы Петра с бородами мода на бороды пышным
цветом расцвела в Западной Европе, ими щеголяли все - от Жюль Верна и
Пастера до Бисмарка и Мольтке, а человек с бритым лицом вплоть до первой
мировой войны прежде всего вызывал мысли, что это, должно быть, актер, у
коего отсутствие растительности на лице вызвано сугубо профессиональными
соображениями. Даже появился словесный оборот, встречающийся во многих
романах того времени - "бритый, как актер"...
Главный и трагичнейший признак российского отставания от Западной Ев-
ропы - не одежда и прически, а слабость третьего сословия. Отсутствие
(или пребывание в зачаточном состоянии) институтов, аналогичных евро-
пейским торговым и ремесленным гильдиям. Именно на горожан, кровно заин-
тересованных в отмене средневековых феодальных правил, мешавших спокойно
торговать и производить, опирались европейские короли в борьбе с баронс-
кой вольницей.
Россия в этом плане трагически отставала. Трагически, но не безнадеж-
но - в правление Алексея Михайловича, Федора и Софьи прямо-таки ударными
темпами стала развиваться самая что ни на есть рыночная экономика, то
есть - частное предпринимательство, торговля и производство, практически
свободные от опеки государства.
Иван Грозный, как много раз говорено, был сатрап. Он мог рубить голо-
вы и варить на сковородах, спускать на народ медведей и громить изобли-
ченные в сепаратизме города. Однако он - как любой другой российский са-
модержец до Петра - вовсе не посягал на основы рынка.
Не лез в экономику.
Меж тем Петр впервые в отечественной истории начал в самых широких
масштабах внедрять систему, охарактеризовать которую прямо-таки подмыва-
ет термином "большевизм".
Или - государственный капитализм, не суть важно. Не тот случай, когда
стоит играть терминами. Главное - если до Петра российская экономика
развивалась по общемировым законам, при Петре она вернулась к откровен-
ному рабству. То есть укладу, который по самой сути своей не может быть
эффективным...
Простой и яркий пример - металлургическо-оружейное производство. До-
петровский Пушечный двор, главный оружейный завод России, не был, конеч-
но, частным предприятием. Однако все до единого там работавшие, от
"главных конструкторов" до последнего подметальщика стружек, были
вольнонаемными, получали самую высокую в стране "казенную" зарплату (и
даже, подобно западноевропейским мастерам, имели свой цеховой знак, ко-
торый носили на груди). В царских указах особо подчеркивалось, что хозя-
ева заводов, как русские, так и иностранцы, обязаны нанимать "всяких лю-
дей по доброте, а не в неволю".
При Петре на многочисленных, выраставших, как грибы, заводах в основ-
ном работали рабы - бесправные люди, трудившиеся за харчи, загнанные за
высокие стены на всю жизнь. В документах того времени сплошь и рядом
встречаются слова "отдать в работу навечно": не только на оружейные за-
воды, но и в прядильные мастерские, если речь идет о женщинах. Указ 1721
г. гласил, что все промышленники, даже не дворянского происхождения,
имеют право покупать деревни с крепостными крестьянами, которых вправе
заставлять пожизненно трудиться на заводах и рудниках. Дошло до того,
что с заводов запрещаюсь изымать беглых от помещиков крестьян, - но лег-
ко догадаться, что эти "облагодетельствованные" беглецы становились ра-
бами уже не помещика, а фабриканта...
Это был поворот, повторяю, даже не к феодализму - к рабству. Причем
грустный парадокс в том, что не только были обращены в рабов мастеровые,
но и фабриканты порой становились таковыми... не по своей воле.
Берг-и-Мануфактур Коллегия (тогдашнее министерство горного дела и про-
мышленности) строило за казенный счет фабрики, а потом сдавало их част-
ным лицам или компаниям... иногда не спрашивая желания. Когда было реше-
но начать собственное производство сукна, в 1712 г. высочайше поведено
"завести за казенный счет фабрики и отдать их торговым людям, а буде во-
лею не похотят, ХОТЯ БЫ И НЕВОЛЕЮ". Наверное, это единственный в мировой
практике пример, когда фабрикантом делали в принудительном порядке...
Легко представить, с какой "производительностью" трудились фабричные
рабы, сколь "инициативно" управляли навязанными им фабриками нежданные
владельцы...
Логически продолжая "прогрессивный" курс петровских реформ, в 1736 г.
Анна Иоанновна издала указ, по которому все вольные мастеровые, в данный
момент работающие на заводах, объявлялись "навечно и с потомством" зак-
репленными за фабрикантами...
А Европа меж тем усиленно развивала частную, рыночную экономику. В
России же согласно очередному указу (декабрь 1719 г.) подлежал беспощад-
ному битью кнутом всякий помещик, который не доносит о наличии на его
землях полезных ископаемых (а откуда ему, бедолаге, не получившему долж-
ного образования, знать, что в его землях скрывается?!).
Легко догадаться, что произведенные с помощью рабского труда товары
качеством не блистали. Даже благорасположенный к Петру историк вынужден
написать: "Только грубые солдатские сукна были хороши, да все то, что
нужно было для военного снабжения, до пушек включительно, но товары чис-
то промышленные, которые искали себе сбыта в народе, были плохи".
Поскольку с ними успешно конкурировали товары иностранные, Петр, дабы
поддержать отечественных промышленников, пошел по избитому пути: вздул
до небес пошлины на импортные товары. Таможенный сбор с некоторых това-
ров составлял 37% их стоимости, а для иных - даже 75%. Эти тарифы отме-
нили только в 1731 г., когда стало совершенно ясно, что никакой практи-
ческой пользы от них нет...
На Запад из России вывозилось исключительно сырье. Как ни пытался
Петр грознейшими указами обязывать русских купцов везти свои товары за
границу, ничего не выходило - купцы отлично понимали, что предприятие
это безнадежное. За все время царствования Петра лишь дважды случалось,
чтобы русские купцы выбирались за границу с товарам и, а не сырьем. Пер-
вый случай - плавание в Стокгольм некоего Барсукова (судя по тому, что
известно только о самом факте плавания, зато полное молчание сохраняется
о результатах, ничего путного из этой затеи не вышло).
Второй случай и вовсе предельно анекдотичен. В тот же Стокгольм прип-
лыли из Ревеля несколько русских купцов - на крохотном суденышке - и
привезли... немного полотна, каленые орехи и деревянные ложки. Из эконо-
мии эти негоцианты не пошли в гостиницу, а варили себе кашу прямо на
костре у причала, где и ночевали, а днем на купленных тут же санях езди-
ли по городу (дело, кстати, происходило летом), и как принято в России,
во всю глотку орали: "Кому ложек? Кому орешков?" Русский посланник в
Стокгольме Бестужев ужаснулся при виде таких визитеров и попытался отп-
равить их домой, но они не послушались.
Сохранилось унылое донесение Бестужева в Петербург: ""Русские купцы
никакого почтения не оказывают, беспрестанно пьяные, бранятся и дерутся
между собою, отчего немалое бесчестие русскому народу. И хотя я вашего
величества указ им и объявлял, чтобы они смирно жили и чистенько себя в
платье содержали, но они не только себя в платье чисто не содержат, но
некоторые из них ходят в старом русском платье без галстуха, также неко-
торые и с бородами по улицам бродят".
Голландский резидент в Петербурге, поначалу испугавшийся русской кон-
куренции в Европе, вскоре написал на родину, что созданные Петром для
внешней торговли "кумпании" "пали сами собою"...
