подтащить камнеметы, оказавшиеся, как пресловутый "рояль в кустах",
где-то поблизости. Однако невозможно "накрыть" камнями пешего, перемеща-
ющегося по полю противника. Элементарная логика подсказывает, что любой
военный человек не стал бы "стоять выпрямившись, тесно прижавшись друг к
другу", скорее постарался бы контратаковать - все равно погибать, так
лучше уж в бою, а не стоять покорной овечкой, подставив лоб камню...
Камнемет - не пулемет, его невозможно во мгновение ока поворачивать так
и сяк, целясь вслед активно перемещающемуся по полю человеку. Камнемет -
изрядная махина. Достаточно перебежать на пару десятков шагов, чтобы
пришлось "перенацеливать" громоздкое сооружение...
Однако должно же быть какое-то рациональное объяснение?
По-моему, я его отыскал в цитате из Татищева: "Пороки именовались
снасти стенобитные (или артиллерия): великие бревна, на концах обиты же-
лезом и на козле повешены перевесом. Оное называется баран. Иные были
как пожарные крючья и вилы, чем бревна ломали... камение же метали пере-
весами, самострелами великими..."
Ключ, скорее всего, в этих двух словах: "или артиллерия". Вполне воз-
можно, что первые огнестрельные орудия по старой памяти именовались "по-
роками". И Евпатий (очень может быть, реально существовавший) погиб зна-
чительно позже XIII в., не исключено, и в бою с какими-то татарами. И
расстреляли его с его воинством, конечно же, из пушек или пищалей.
В этом варианте все логично и убедительно. Никто не выглядит идиотом
- ни татары, зачем-то плетущиеся шагом вслед за медлительными камнемета-
ми, ни русские, покорными овечками стоявшие на месте и подставлявшие лбы
под летящие булыжники.
Та же "Повесть о разорении Рязани Батыем" рисует абсолютно неправдо-
подобную версию гибели в 1237 г. рязанского князя Федора Юрьевича. Якобы
сластолюбивый Батый, прослышав о потрясающей красоте супруги Федора,
вызвал его к себе и потребовал привести жену, а когда князь отказался,
велел убить и его, и всю его свиту.
Во-первых, эта "Повесть", неизвестно когда написанная - единственный
источник, поведавший о сексуальных бесчинствах Батыя и воспоследовавшей
из-за них гибели князя Федора. Во-вторых, свидетелем выступает некий
Апоница, пестун князя. Который, изволите ли видеть, "укрылся" где-то во
время истребления русского посольства (это - посреди ханской ставки!), а
потом ухитрился тут же, посреди татарского лагеря, неподалеку от Батые-
вой юрты... похоронить убитых и выбраться из татарского лагеря незаме-
ченным!
Воля ваша, но таким "свидетелям" не поверил бы и туповатый инспектор
Лестрейд...
Если уж зашла речь о фольклорных преувеличениях, невозможно не упомя-
нуть о "принципе Тоунипанди", открытом теми же героями Джозефины Тей.
Заключается он в том, что последующая устная традиция значительно преу-
величивает масштабы незначительного, в общем-то, события, которое впос-
ледствии попадает в научные труды и учебники как раз в качестве масштаб-
ного. Пример, тут же приведенный писательницей, - так называемая "Бос-
тонская резня", которая на самом деле была всего лишь нападением хулига-
нов на британский военный патруль. Солдаты, когда их стали забрасывать
камнями, открыли в ответ пальбу. Трое или четверо американцев были уби-
ты. "Резней" это никак не может считаться...
В средневековой русской истории "Тоунипанди" нередки. Взять хотя бы
сражение Александра Невского со шведами на Ижоре в 1240 г. В любой ма-
ло-мальски серьезной книге по русской истории обязательно уточняется,
что зловредные шведы явились на ста кораблях под предводительством зятя
короля Эрика ярла Биргера, что русские, потеряв всего около 20 человек,
накрошили столько врагов, что лишь телами знатных рыцарей нагрузили два
корабля, а простых воинов закопали в ямы бесчисленно...
Эта сказка перепевалась чуть ли не семьсот лет - пока за нее не взял-
ся в начале нашего века один из крупнейших русских историков Д. Иловайс-
кий. И установил поразительные вещи. Оказывается, автор "Сказания об
Александре" писал свой труд значительно позже, по рассказам "отцов".
Оказывается, в наиболее старых летописях имя предводителя шведов не упо-
миналось вообще, его именовали попросту, "королем Римским". Оказывается,
Биргер (Бергель, как его называют немногочисленные "уточняющие" летопи-
си)... в 1240 г. еще не был ярлом. Сей высокий титул он получил лишь в
1248 г. Иловайский заключил: "Рассказ об этой битве обилует явным преу-
величением относительно врагов. Не более 20 убитых с русской стороны по-
казывает, что битва вообще не имела больших размеров" [77].
В самом деле, столь явное несоответствие потерь у русских и шведов
никак нельзя объяснить "внезапностью", благодаря которой-де русские ви-
тязи и застали врага врасплох, смогли невозбранно искрошить его в капус-
ту. Тогдашние шведские воины, как и воины любой другой страны, вряд ли
были нервными институтками, которых можно застать врасплох, навалившись
с дикими воплями. А оружие все держали при себе - меч висел на поясе,
топор лежал рядышком. Считанные секунды требовались, чтобы при виде вы-
бежавших из леса врагов опомниться и начать драться всерьез... Распола-
гая огнестрельным оружием, и впрямь возможно при внезапном нападении,
потеряв всего два десятка своих, положить в несколько раз больше застиг-
нутых врасплох кинжальным огнем супостатов. Но в эпоху мечей, топоров и
копий такие номера не проходят.
Не было никаких "ста кораблей". Очень может быть, и Биргера на бере-
гах Ижоры не было вообще. Сотня-другая воинов Невского налетела на рав-
ный примерно по численности шведский отряд. И только.
Что, понятно, отнюдь не лишает русских воинов смелости и отваги -
как-никак победу одержали они, а враг позорно бежал...
Самое забавное, я отыскал в прошлом и случаи, когда "принцип Тоуни-
панди" применялся "навыворот". То есть, не крохотные стычки раздувались
до масштабов эпохальных сражений, а масштабные события замалчивались во-
обще...
Дальнейшее - главным образом для тех, кто любит и хорошо знает твор-
чество Чарльза Диккенса. Те, кому Диккенс безразличен, могут переходить
к следующему разделу.
Итак, "Посмертные записки Пиквикского клуба".
Смешное и очень уютное чтение - милые, эксцентричные чудаки, красивые
барские усадьбы, покой и благодать, ненавязчивый английский юмор, тишай-
шая английская глубинка...
Некая старая дева сгоряча решила, что друзья мистера Пиквика решили
всерьез драться на дуэли с ее женихом. Не тратя времени, дама кинулась к
местному судье и наябедничала.
Судья отчего-то приходит в нешуточное возбуждение.
Он намерен распорядиться, чтобы перед бунтующей толпой, отчего-то
мгновенно представшей его воображению, прочитали так называемый "закон о
мятеже", своего рода "последнее предупреждение", после которого предста-
вители власти могут на законном основании открыть огонь по мятежникам;
он срочно собирает всех штатных и внештатных сотрудников полиции, прика-
зывает арестовать возмутителей спокойствия, намерен даже вызвать войс-
ка...
Одним словом, ведет себя, как комический придурок из оперетты. Наши
отечественные комментаторы Диккенса так и написали в своих примечаниях:
поступки судьи, дескать, лишь подчеркивают его глупость, "закон о мяте-
же" выглядит жуткой архаикой... одним словом, посреди той самой уютной
тишины и благолепия английской провинции мечется сдуру невесть чего ис-
пугавшийся дурачок...
Так вот, нет ни тишины, ни покоя, ни благолепия! И судья - вовсе не
дурак, он умен и деловит!
Время действия романа четко определил сам Диккенс - 1827 г. Это были
годы, когда страну давно уже сотрясали события, во многом не совпадающие
с образом "доброй старой Англии", где испокон веков царила тишь, гладь и
божья благодать... события, которые известный государственный деятель и
писатель Дизраэли в одном из своих романов охарактеризовал так: "Христи-
анство учит нас любить ближнего своего, как самого себя, современное об-
щество не признает ближних как таковых".
Продолжалось планомерное уничтожение крестьянской общины, начавшееся
еще в XIV в. - с 1770 по 1830 "свободные земледельцы" лишились более чем
6 миллионов акров общинных пашен и выпасов. Об условиях жизни наемных
сельскохозяйственных рабочих дает представление свидетельство современ-
ника: "Их жилища мало чем отличаются от свинарников, и питаются они, су-
дя по их виду, не намного лучше, чем свиньи... За всю свою жизнь я нигде
и никогда не видел столь тягостного человеческого существования, как это
- даже среди свободных негров в Америке". (Уильям Кобетт, "Сельские про-
гулки верхом".)
Тех, кто по примеру Франции пытался организовать первые профсоюзы,
бросали за решетку и обвиняли в государственной измене. А случалось, и
отправляли на австралийскую каторгу, как "толпаддлскую шестерку" в 1834
г.
1816 г. - около тысячи человек организовали марш протеста, борясь за
парламентскую реформу, давшую бы избирательные права гораздо большему
числу англичан. Рассеяны вооруженными солдатами и "добровольцами".
1817 т. - трое руководителей так называемого "пентрихтского восста-
ния" (инспирированного полицейскими провокаторами) повешены, через час
тела сняты с виселицы и публично обезглавлены.
В те же годы началось луддистское движение (большинство его руководи-
телей так и не были обнаружены, их личности навсегда остались тайной).
Люди врывались на фабрики, ломали и жгли станки. Владельцы защищались с
помощью вооруженных охранников, были жертвы с обеих сторон. В деревне
повстанцы, рассылавшие письма с угрозой поджогов от имени некоего "капи-
тана Свинга", поджигали амбары с зерном, риги и сельскохозяйственные ма-
шины зажиточных фермеров из тех, что особенно жестоко обращались с бат-
раками.
Тех, кого властям удавайтесь схватить, сажали за решетку и отправляли
на каторгу. Наборщиков газеты "Тайме" посадили за "попытку создать неза-
конное объединение", то есть профсоюз. Многочисленный митинг в Манчесте-
ре разогнан отрядом армейской кавалерии - 11 убитых, 400 раненых (в том
числе 113 женщин). На юге Англии дороги большинства графств патрулирова-
ли отряды солдат при оружии, сотни "специальных констеблей", кое-где да-
же выставлялись легкие орудия.
Чуть позже, в 1831 г., в Бристоле, повстанцы ворвутся в тюрьму и ос-
вободят заключенных, сожгут дворец епископа и здание ратуши, вызванные
войска откроют огонь, убив 12 человек...
Теперь-то и становится ясно, что диккенсовский судья не был дураком,
а "закон о мятеже" в 1827 г. ни каплях актуальности не потерял. Прос-
то-напросто судья слегка перегнул палку - услышав о неких "возмутителях
спокойствия", сгоряча вообразил, что охватившие полстраны беспорядки
добрались и до его тихого захолустья, поднял на ноги всех, кого мог...
Между тем прилежный читатель Диккенса никогда не заподозрит, что опи-
сываемая им английская действительность была далеко не столь безоблач-
ной. Джентльмены викторианской эпохи, как и положено, старались не заме-
чать особенно вульгарных сторон жизни, опасаясь излишних неприятностей с
власть имущими...
Коли уж мы говорим об Англии, можно заодно развеять и еще одну усто-
явшуюся легенду - о работе знаменитого писателя Даниеля Дефо в британс-
кой разведке. Дефо своим присутствием украшал ряды совершенно другой
конторы...
Разведка - это добыча сведений за пределами страны. Соответственно,
контрразведка - борьба с агентурой других держав на территории собствен-
ной. Интересы мистера Дефо лежали совсем в другой области...
Согласно его собственной докладной записке, поданной спикеру палаты
общин, он предлагал создать в юговосточной Англии сеть секретных аген-
тов, которые доносили бы о малейших признаках антиправительственных
настроений.
Когда этот план был принят, Дефо сам и претворял его в жизнь.
