распухшие в суставах пальцы - как они неуверенно двигались. И она поняла,
что профессор был старым и больным человеком.
- Пойдем, покажите мне сцену преступления, как говорит моя старая подруга
Агафья Кристи. Не знакомы?
- Нет, я не слышала о такой подруге. - Зачем он говорит о каких-то
подругах?
- Разумеется, мы должны были первым делом позвюнить в Скотленд-Ярд, -
продолжал Александрийский, направляясь наконец к двери. Халат у него был
темно-вишневый, бархатный, чуть вытертый на локтях, с отложным бархатным
воротником - дореволюционное создание, похожий был у папы. - Но у меня в
комнате нет телефона, а в Москве нет Скотленд-Ярда. Впрочем, если вы правы,
мы позвоним в МУР из докторского кабинета, и с рассветом примчатся бравые
милиционеры. Сколько сейчас времени?
Лидочка поглядела на свое запястье - часов не было, часы остались в
комнате. Александрийский заметил это движение и сказал:
- Двадцать минут седьмого.
- Как? Уже утро? - внутренние Лидочкины часы уверяли ее, что вокруг -
глубокая ночь.
- Утро больших приключений.
- Павел Андреевич, вы мне совсем не верите?
- Нет, не совсем. Вы ничего не изобрели.
- Но ошиблась?
- Возможно.
Александрийский открыл дверь, пропуская Лидочку вперед. Она услышала, как
неровно и мелко он дышит. Как же он будет подниматься на второй этаж?
Лидочка замешкалась - ей не хотелось вновь оказываться в коридоре, но тут
она услышала голоса. Слов не разберешь, но по тону слышно было, что
разговор идет относительно спокойный, без крика. И все страхи сразу
испарились - Лида смело пошла вперед.
Александрийский последовал за ней.
В коридоре горел свет, на ковровой красной дорожке были рассыпаны большие
и маленькие осколки большой китайской вазы, что недавно стояла на невысокой
подставке возле зеркала. В центре этой груды черепков возвышалась
дополнительным холмиком груда окурков. Почему-то Лидочка в первую очередь
увидела эту гору окурков и поразилась тому, сколько их накопилось в
китайской вазе и сколько лет никому не приходило в голову заглянуть в нее.
Только после этого Лидочка увидела людей, собравшихся вокруг останков
вазы. Это были президент Филиппов в ночной пижаме, совсем одетая, будто и
не ложилась. Марта Крафт, а также докторша Лариса Михайловна и какая-то
неизвестная Лидочке личность произвольного возраста и серого цвета,
очевидно из отдыхающих, потому что была в халате.
- Вот и она! - воскликнула Марта при виде Лидочки.
- Это вы сделали? - спросил президент. В обычной жизни его волосы были
тщательно уложены поперек лысины, а сейчас он забыл о приличиях, и на
голове образовалось неаккуратное воронье гнездо.
- Я первый раз это вижу, - сказала Лидочка.
- Тогда объясните мне, почему вы здесь оказались в такое время и в таком
виде?
Еще за секунду до этого Лидочка намеревалась сообщить президенту как
официальному лицу про труп в ее комнате и про то, как ее преследовал
убийца. Но тон президента и воронье гнездо на его голове сделали такое
признание нелепым и наивным. К тому же он не выносил Лидочку и не скрывал
этого, так что любое признание он тут же обратит ей во вред.
- По той же причине, по которой вы очутились здесь в такое время и в
таком виде, - сказала Лидочка.
Она не хотела, чтобы ее слова звучали наглым вызовом, но именно так и
вышло. Глаза президента сузились от возмущения, он приоткрыл рот, вновь
закрыл его - и Александрийский, и Марта поняли, что сейчас могут
последовать совершенно ненужные разоблачения, но не успели перебить
Филиппова, как тот закричал так, что было, наверное, слышно в Москве:
- Это вы позвольте! - кричал Филиппов. - Это вы поглядите, в каком вы
виде, и сравните с Мартой Ильиничной, которая вполне прилично одета, так
что я попрошу без намеков на наши отношения. А вот вы в шесть утра выходите
из мужской комнаты черт знает в чем и совершенно не стесняетесь, и даже
бьете государственные художественные ценности - вы не представляете,
сколько это сокровище стоит, по нему Эрмитаж плакал, а мы не отдали, я вас
отсюда за разврат выгоню, ясно?
- Филиппов! - умоляла его Марта, повиснув на нем, чтобы отделить его от
Лидочки, к которой президент направился с целью изгнать ее из обители
академиков. - Филиппов, подожди, не трогай Лиду, она совершенно ни при чем.
Если она была у Александрийского, то она не разбивала вазу, а если
разбивала вазу, то она не была у Александрийского.
- Не была? Не была? А это что?
Указующий перст президента уперся в пол. Все посмотрели туда и увидели,
что Лидочка обута в мужские ботинки.
- Это ваши ботинки, профессор? - с пафосом воскликнул президент Санузии,
и профессор, не задумавшись, сразу признался:
- Мои.
И сообразив, что такое признание может повредить Лидочке, продолжил:
- Но заверяю вас, товарищ Филиппов, что ваши подозрения совершенно
неуместны. Мое состояние, что подтвердит находящийся здесь доктор, к
сожалению, совершенно исключает любое физическое напряжение.
Так что присутствие Лидии в моей комнате объяснялось вполне невинными
платоническими причинами.
- В шесть утра! Ха-ха-ха, я смеюсь, - сказал президент.
- Как лечащий врач, я должна сказать, - вмешалась в разговор Лариса
Михайловна, - что профессор Александрийский болен ишемической болезнью и
имеет аневризму сердца, так что любое физическое напряжение опасно для его
жизни.
Лариса Михайловна очень волновалась, щеки ее пошли красными пятнами, она
выражалась канцелярским языком, который ей казался более убедительным в
разговоре с таким человеком, как президент Филиппов, и, как ни странно,
именно этот стиль возымел действие, президент спохватился и сказал:
- Я вам, Пал Андреевич, не ставлю в вину и к вам отношусь со всем
уважением. Но наши с вами девушки...
- Наши коллеги, - терпеливо поправил его профессор.
- Вот именно, они не вызывают доверия.
- Филиппов! - воскликнула Марта Ильинична.
- Не о тебе, не о тебе, - отмахнулся президент.
И тут наступила пауза, потому что оказалось, что больше подозреваемых
нет.
Президент, почувствовав, что следствие зашло в тупик, спросил у
Александрийского:
- А она у вас давно?
- Почему вы спрашиваете? - удивился Александрийский.
- А потому что если недавно, то она могла свалить вазу, а потом к вам
убежать.
- Вы ошибаетесь, - сказал Александрийский твердо, но, конечно же, не
убедил этим Филиппова.
- Тогда все по палатам, - приказал президент,- Я тушу свет. Все по
палатам!
- Я провожу Лидочку, - сказал профессор,
- Она сама дойдет.
- А я провожу,-сказал профессор не улыбаясь,- потому что мне надо будет
забрать мои ботинки, которые я ей одолжил.
Все снова посмотрели на ботинки, которые свидегельствовали о Лидочкином
моральном падении. Потом докторша взглянула на профессора и взгляд ее был
так красноречив, что Лидочка не сдержала улыбки. Во взгляде докторши было
неистребимое желание немедленно уложить рискового профессора в постель,
смерить ему артериальное давление и дать таблетки.
Страшный риск, на который пошел профессор, поддавшись соблазну, привел в
панику Ларису Михайловну.
- Вы с нами дойдете до комнаты Лидочки, - сказал Александрийский, который
тоже прочел немой вопль во взгляде докторши. - Вы поможете мне подняться по
лестнице, а я потом соглашусь смерить давление.
- Честное слово? - Покрытое пушком доброе лицо докторши залилось
счастливым румянцем. - Честное слово? - с придыханием спросила она.
- Честное слово!
"Какой умница! - сообразила Лидочка. - Теперь докторша волей-неволей
попадет в комнату и сама увидит Полину".
- Спокойной ночи, - сказал президент, подтягивая резинку пижамных штанов,
- отдыхайте, товарищи. Я пошел к себе.
- И правильно сделаете, - капризно сказала Марта, разочарованная в
кавалере.
Она первой поспешила к лестнице, и Лидочка сказала ей:
- Не спеши, подожди нас.
- Ладно, - согласилась Марта, но Лидочка все равно беспокоилась, как бы
Марта не убежала в комнату, и не спускала с нее глаз. Лариса Михайловна и
Лидочка поднимались медленно, помогая идти Александрийскому.
Наверху лестницы Александрийский прислонился к стене, Лариса оставила их
- побежала к себе в кабинет.
- Вам плохо? - спросила Лидочка.
- Сейчас, - сказал Александрийский. - Я иду.
Лариса Михайловна тяжело выбежала из своего кабинета и протянула ему
стаканчик с мутной жидко" стью. Александрийский послушно выпил,
- А вы где были? - спросила Лидочка у Ларисы Михайловны.
- Когда?
- Полчаса назад.
- Я навещала профессора Глазенапа, - сказала Лариса, - у него был ночью
приступ почечных колик, А вы меня искали? Вам что-то надо было?
Лариса Михайловна всегда чувствовала себя виноватой, словно боялась
потерять место.
- Пошли, - сказал Александрийский. - Поглядим, нет ли у вас в комнате
привидений.
Они остановились у двери.
Лидочка поняла, что первой войти должна она. Ведь она одна видела Полину
мертвой.
Она потянула на себя дверь. Дверь открылась.
Александрийский положил легкую руку ей на плечо.
Лидочка нащупала выключатель - он был справа от двери. Она стралась не
смотреть под ноги. Выключатель послушно щелкнул. Лида продолжала стоять
зажмурившись.
- Ну что ты, - сказала за спиной Марта, - заходи же!
Лидочка не могла заставить себя шагнуть, потому что натолкнулась бы на
тело Полины, но глаза приоткрыла.
Комната была пуста.
Лидочка так и не могла шагнуть вперед - она смотрела туда, где должна
была лежать Полина, она шарила глазами по стене, по полу в поисках крови,
следов борьбы - каких-нибудь следов того, что здесь только что лежало тело
мертвой женщины.
- Я так больше не могу. Это анекдот какой-то, - сказала Марта и,
отстранив Лидочку, вошла в комнату. - Ты что, привидение увидела?
- Да, - сказала Лидочка.
- Ну что ж,-сказал сзади Александрийский,- надевайте ваши туфли,
отдавайте мои ботинки, встретимся за завтраком.
- Да, да, одну минутку, - сказала Лида. Она с трудом заставила себя
миновать то место, где лежало - но ведь лежало же! - тело Полины.
Лидочка сняла ботинки профессора и повернулась к нему, протягивая их.
- Честное слово... - сказала она.
- Поспите немного, - сказал профессор, - вы так устали. А перед завтраком
зайдите ко мне, хорошо?
Исчезновение Полины каким-то образом способствовало постепенному
возвращению Лиды в нормальный мир привычных ощущений и логических связей.
Профессор держал в руке ботинки.
Лариса Михайловна сказала от двери;
- Я провожу Павла Андреевича, вы не беспокойтесь, это мой долг. А вам
пора спать.
Дверь закрылась. Марта задрала юбку, стаскивая ее через голову.
- Как я устала от всего! Ноги не держат. - Сквозь ткань юбки ее голос
звучал глухо.
Лида подошла к двери. Она смотрела на то место, где была Полина. Может, в
самом деле она была живой и лишь казалось, что она мертвая? А потом она
встала и ушла... Конечно же, так и было! И хоть оставалась неловкость
оттого, что Лида потревожила Александрийского, но лучше так, чем снова
увидеть мертвую женщину. И как только она мысленно произнесла слова
"мертвая женщина", Лидочке вспомнилось собственное прикосновение к ее
виску, ощущение теплой воды - ведь это была кровь? - Лидочка постаралась
вспомнить, что же она сделала потом. Палец - она взглянула на него - был
чист. Значит, она вытерла его? Но ведь она его не вытирала! Лидочка
взглянула вниз - по серой ткани халатика протянулась короткая, почти черная
полоса - кровь уже высохла, но это была кровь, и никогда не убедишь себя в
ошибке. Лида была уже уверена, что Полину она видела, что Полина была
убита, что у нее была рана на виске. И был преследователь - убийца, который
хотел догнать и убить Лиду. Все было...
Марта кинула платье на стул, стала снимать чулки, пальцы плохо слушались
ее и соскальзывали с застежек.
- Как плохо быть женщиной, - громко сказала Марта. - Мы никогда не
научимся расстегивать чулки. Для этого надо родиться мужчиной, не так ли,
уважаемая леди Иваницкая?
