Лиду.
- Вы, наверное, думаете, что меня Ян Янович к вам прислал. А все совсем
наоборот. Если он узнает, что я с вами разговаривала, он так рассердится,
вы не представляете. Он меня может побить, честное слово...
Альбина сделала паузу, как бы желая, чтобы смысл ее слов получше дошел до
Лидочки, а Лидочка успела подумать, что Альбиночка испугалась соперницы, -
она, наверное, решила, что Лидочка готова заступить ее место при бравом
чекисте.
- Вы уже, наверное, догадались, что я вам скажу, только вы неправильно
догадались.
Альбина говорила вполголоса, впрочем, говорить громко в той гостиной было
бы неприлично - такая тишина царила в доме. Альбина, поудобнее устраиваясь
на узком диване, подобрала под себя ноги, и диван заскрипел, будто был
недоволен тем, что кто-то посмел забраться на него с ногами.
От Альбины пахло хорошими французскими духами - Лида любила хорошие духи,
и ей было грустно, что теперь у нее нет таких духов и вряд ли в жизни ей
удастся снова надушиться ими. И как ни странно, этот добрый терпкий запах
примирял Лиду с присутствием этой чекистской шлюшки - как будто возможность
вдыхать аромат была платой за необходимость слушать ее излияния. А может, и
угрозы.
- Мне бы не хотелось, - сказала Альбина, - чтобы вы сблизились с Яном
Яновичем. Я человек прямой, я сразу вам об этом говорю, без экивоков.
- А почему вам кажется, что мне этого хочется?
- Нас редко кто спрашивает, - сказала Альбина и улыбнулась, в полутьме
сверкнули ее белые ровные зубы. - Нас, красивых женщин, берут, и от нас
зависит лишь умение отдаться тому, кто нам больше нравится. Только, к
сожалению, даже этого нам не дают.
- Ваш Алмазов, - сказала Лидочка с прямотой двадцатилетней девушки с
хорошим дореволюционным воспитанием, - мне ничуть не симпатичен, и я не
собираюсь с ним сближаться.
- Я вижу, что вы искренняя, - сказала Альбиночка, - но ваше решение так
мало значит!
- Если оно так мало значит, зачем со мной разговаривать?
- Потому что я хочу, чтобы вы отсюда уехали. Тут же..
- Почему?
- Вы ему страшно понравились! Если вы останетесь здесь, Лида, вы
обречены, Я клянусь вам.
- Вы ревнуете? - спросила Лида. Чтобы что-то спросить - нельзя же так:
слушать и молчать.
- Господи, сколько вам лет? - Альбина сморщила нос, нахмурилась, сразу
стала старше - даже в полутьме видно. Наверное, со стороны они кажутся
добрыми подружками, обсуждающими мелкие дела - какую шляпку купить или где
достать муфту из кролика. Пустяки... делят чекиста Алмазова, а он Лидочке
вовсе не нужен.
- Разве мой возраст так важен? - спросила Лидочка.
- Я думаю, вам немного больше двадцати,- сказала Альбина. - А мне уже
тридцать.
- И что из этого следует? - Лидочкиному тщеславию захотелось поглядеть на
себя со стороны. Приятно быть сильнее и знать, что Альбина вымаливает у нее
то, что Лидочке не нужно, то, с чем она готова расстаться, не имея. Но
пускай помучается.
- Вы его любите? - спросила Лидочка.
- Господи, о чем вы говорите?
- Тогда зачем вы со мной разговариваете?
- Потому что вы еще ребенок, вы не понимаете на что себя обрекаете, если
попадете в когти этому стервятнику.
- А вы?
- Обо мне уже можно не думать, со мной все конечно. Он - моя последняя
соломинка.
Лидочке не нравилось, что Альбина говорит так красиво. Хотелось ей
сказать: "Не говорите красиво!", нельзя переступать определенные правила
поведения. Хорошо бы кто-нибудь сейчас пришел, и тогда бы разговор
кончился...
Альбина, как и следовало ожидать, достала из махонькой бисерной сумочки
махонький шелковый платочек. Из сумочки вырвался такой заряд запаха
французских духов, что Лидочка чуть не лопнула от зависти. Сейчас бы
сказать ей: меняюсь - тебе Алмазов, мне духи.
Альбина промокнула глаза, чтобы не потекла тушь с ресниц.
- Я не могу, он для меня все...
- Я даю вам честное слово,- сказала Лидочка,- честное благородное слово,
что у меня нет ровным счетом никаких видов на вашего Алмазова. Мне он даже
противен. Я скорее умру, чем буду с ним близка.
- Вам надо будет скрыться из Москвы.
Господи, она просто дурочка! Она забыла, где мы живем. Но Лидочка не
могла оставить последнего слова за Альбиной.
- Приедет мой муж. Он обещал...
- Ты с ума сошла! - только тут Лида увидела, как Альбина испугалась.-
Умоляю, пускай он не приезжает!
Почему-то Альбина тут задрала широкую шелковую юбку и оказалось, что на
ее панталонах был сделан карман - оттуда Альбина вытащила помятую на углах
и сломанную пополам фотографию-визитку и протянула ее Лиде. Можно было лишь
угадать, что на фотографии изображен какой-то мужчина, и рядом с ним
Альбина - они похожи друг на дружку, даже головы склонили одинаково, а у
Альбины на шее те же бусы, что и сегодня, и так же завиты кудри на висках.
Значит, фотография снята не так давно.
Альбина обернулась - никого близко не было - дом Трубецких застыл, сонно
зажмурился в полумраке дождливого дня. Она спрятала визитку на место и
оправила юбку.
- Поняли? - спросила Альбина шепотом. - Это мой муж. Вам понятно?
Лиде ничего не было понятно. И она задала глупейший из возможных
вопросов.
- Он приедет, да? - спросила она.
Альбина смотрела на Лиду широко открытыми глазами, на нижних веках
скопилась вода, которая никак не могла превратиться в слезы и скатиться
вниз.
- Когда Георга взяли, - сказала Альбина как во сне, ровно и
невыразительно, - то он меня допрашивал... Ян. Он меня допрашивал и
отпустил. Но потом приехал ко мне и сказал, что может нам помочь. Хоть дело
очень сложное и помочь почти невозможно. Мой муж грузин, вы понимаете?
Лидочка ничего не ответила.
- Все это очень сложно. У них там все перепуталось. Мой Георгий - дальний
родственник Ильи Чавчавадзе - это вам что-нибудь говорит? Тогда неважно,
это и мне было неважно, Георгий из очень уважаемой фамилии - мы с ним
бывали в Вано, там у них дом на берегу Куры, там очень красиво, вы не
представляете, как там красиво. Но Георгий мне говорил, что он обречен, а я
смеялась, понимаете, он театральный художник - он даже в партию не
вступал... Ян сказал, что я одна могу помочь Георгию. Если я буду покорна.
Вы меня поняли? Теперь я понимаю, что я тоже обречена. Даже если он спасет
Георгия. Вы верите, что он спасет Георгия? Не говорите - я не верю. Он
говорит, что время идет и он старается, но не все от него зависит, я играю
в театре и у меня была роль в кино - я сейчас все бросила. Он сказал, что
все зависит оттого, смогу ли я его полюбить. Он понимает, что я делаю это
для Георгия, но когда Георгий придет, он меня убьет. Вы не представляете,
какой он у меня дикий. Но я же не могу... если есть один
маленький-маленький шанс. Я должна сделать, чтобы Ян меня любил, если он
меня любит, он сделает что-то - он ведь не совсем плохой, иногда он бывает
такой забавный... Так вы уедете, Лида?
- Я думаю... что если я сейчас уеду и постараюсь скрыться, то, может,
будет еще хуже. Он вас заподозрит.
- Но я не знаю, что делать! Ну просто хоть вас убивай.
И Лидочка вдруг поняла, что Альбина сказала это совершенно серьезно, что
она готова убить Лиду, потому что зашла так далеко в своих жертвах Георгию,
который все равно убьет ее, что смерть Лиды мало что меняла в ее трагедии.
- Не надо меня убивать, - сказала Лида. - Я обещаю вам, что он ко мне не
притронется. А если притронется, я уеду.
- Вы мне даете слово?
- Даю.
- Только не уходите. Я вам все рассказала, а теперь вы одна все знаете. А
мне обязательно надо вам еще сказать, потому что я не могу все хранить в
себе...
Лидочке не хотелось слушать. Альбина была больным человеком - она уже две
недели жила в постоянном обреченном ужасе, она поддерживала себя пустой
надеждой на возвращение Георгия, хотя знала, как и все вокруг, наверное,
знали, что Георгия она не вымолит и не заработает. А если случится чудо и
Георгий останется жив, то он на самом деле либо убьет ее - либо, пожалев,
бросит - он не сможет жить с ней, как, впрочем, и она... И мука Альбины
усугублялась тем, что она вынуждена была сносить косые взгляды, насмешки и
даже оскорбления близких, потому что все видели то, что лежало сверху, - ее
жизнь при Алмазове, что было вдвойне предательством мужа. И Альбина это
понимала лучше всех, а Алмазов требовал от нее изобретательности в любви и
всегдашнего хорошего настроения.
С каждым днем Альбина все глубже увязала в двусмысленности своей
жизни - отказаться от Алмазова и с этим от иллюзорной надежды спасти Георгия
было невозможно. Значит, надо было сделать так, чтобы Алмазов полюбил ее,
чтобы он ее ценил, чтобы ее тело казалось ему лучшим и самым желанным,
чтобы ее поведение, ее послушание и всегдашняя улыбчивость ему нравились и
радовали его взор. И тогда он, преисполненный благодарности и нежности к
ней, освободит Георгия.
Потому Альбина была занята лишь одной мыслью - не потерять страшного
ненавистного любовника, потому что тогда никто не захочет помочь Георгию и
ни с чем не соизмеримая жертва Альбиночки окажется лишней. Ты можешь с
болезненным наслаждением думать о том, что выбросишься из окна, когда твоя
жертва принесет свои плоды, когда рядом будет спасенный такой дорогой ценой
Георгий. Но насколько пуста и никому не нужна смерть в одиночестве, в
сознании того, что Георгий мерзнет в Соловках или даже стоит у стены в
ожидании залпа.
Лидочка, как могла, утешала Альбину, хотя понимала, что пройдет несколько
минут и Альбина снова начнет терзаться подозрениями...
К счастью, Альбина разрыдалась, - она дрожала, пряталась на Лидочкиной
груди, словно та была ее мама, которая утешит и спасет от безвыходности
взрослой жизни.
- А я боялась, - бормотала она в промежутках между пароксизмами рыданий,
- я боялась, что вы такая... что вы хотите его отнять... а может, я думала,
у вас кто-нибудь тоже там... и вы хотите, как я, спасти... А он меня
заставляет еще следить, за Матвеем Ипполитовичем велел следить, с кем он
разговаривает и о чем... а я совсем не умею следить.
Лидочке и жалко было Альбину, и хотелось уйти от нее, забыть, как уходят
звери от больного собратата - не поможешь, но боишься заразиться.
И тут в тишине послышались быстрые женские - на каблуках - шаги. Они
завернули из прихожей в гостиную. Альбина вскочила. И тут же щелкнул
выключатель и зажегся свет.
В гостиной стояла Марта Ильинична, жмурилась, вертела головой,
приглядывалась - увидела.
- Так я и думала, - заявила она. - Где ты могла быть? Свет нигде не
горит, в биллиардной Вавилов с Филипповым шары катают... Извините, я
помешала, у вас интимная беседа?
Альбина сказала:
- Ничего особенного, - и пошла из гостиной, отворачиваясь от Марты.
Марта уселась на диван рядом с Лидой.
- Ох, уморил он меня, - сообщила она.
Лида никак не могла вернуться к мелочам санаторной жизни после разговора
с Альбиной. Она даже не сразу вспомнила, что была свидетельницей романа
Марты и та теперь намерена каким-то образом подвести итоги той нечаянной
сцене.
- Максимка - мой старый приятель. Ты еще под стол пешком ходила, когда мы
с ним подружились. Я это говорю на случай, если ты что-нибудь подумала.
- Я ничего не подумала!
- Вот и хорошо. У меня к тебе одна просьба - Мишка Крафт не должен ничего
знать. У него слабое сердце и нет чувства юмора.
- Он ничего не узнает, - сказала Лида.
- Ты настоящий товарищ!
Глава четвертая
Лиде не хотелось идти на ужин. Она надеялась, что, если спрячется в
комнате, не зажигая света, о ней забудут.
За окном лил бесконечный дождь, но само стекло было сухим-в этом месте
над фасадом нависал опиравшийся на колонны портик.
Два фонаря, висевшие на столбах перед домом, освещали начала дорожек, что
спускались к среднему пруду. Между дорожками лежал широкий покатый газон, а
вдоль них стояли ряды вековых лип.
В дверь постучали.
Лидочка не стала откликаться - ей никого не хотелось видеть и было
страшно, если это окажется Алмазов. Лидочка вцепилась ногтями в широкий
