есть Иваницкая, опоздавшая уже дважды, отправляются на сбор листьев в
парке. - Все, кто посчитает решение президента справедливым, прошу поднять
руки.
Над столами поднялось несколько рук. Другие ели кашу, которую разносила
пожилая, незнакомая Лиде подавальщица.
- Дружнее! - завопил президент Филиппов.
"Кто же его вырастил? - думала Лидочка. - Кого он приговаривал и
расстреливал раньше?"
Дружнее осуждение не получалось. Тем более что тут же случился казус,
потому что дверь снова отворилась и, оживленно беседуя, вошли Алмазов с
Альбиной, а за ними румяный старичок-астроном Глазенап.
Лидочке так хотелось подсказать президенту: "Ну давайте, посылайте их на
сбор листьев под дождем, я согласна идти с ними!". Но президент сделал
замкнутое на замочек личико и отвернулся от вошедших, которые прошли к
своим местам, раскланиваясь и здороваясь.
Но тут не выдержал Ванюша.
- Почему же вы молчите, товарищ Филиппов! - закричал он петушиным
голосом. Голос сорвался, Ванюша закашлялся. - Почему же вы товарищей из
ОГПУ под дождь в грязи копаться не выгоняете? Нет, вы не отворачивайтесь.
Чем они лучше нас?
Поднялся сразу шум, словно все ждали, чтобы кричать и стучать чашками, -
будто все хотели скандала и вот - получили!
- Я не позволю! - вопил махонький Филиппов. - Я не позволю подрывать
авторитет моего поста! Меня утвердила общественность санатория, и я сам
решаю, кого наказывать, а кого благодарить.
- Вы еще не ячейка! - завелась Марта Крафт. - Вас сюда не для репрессий
прислали!
- Я президент!
- Вчера президент, а сегодня мы вас переизберем!
В зал вошел Борис Пастернак, ничего не понял в этом хаосе. Усаживаясь,
отыскал глазами Лидочку, кивнул ей и поднял брови, будто спрашивая, что
происходит.
Постепенно шум утих, правда, пришлось вмешаться самому Николаю Ивановичу
Вавилову, который призвал не терять чувство юмора и как можно больше
заниматься физическими упражнениями на свежем воздухе. Алмазов смотрел в
тарелку.
Каша была с комками, но чай крепкий, к нему дали пончик. Лида
почувствовала, что не наелась. Голова прошла. Марта говорила в ухо, что
Филиппова давно уже надо гнать, но у него рука в президиуме.
Потом Лидочка взяла свой стакан и пошла в буфетную - аппендикс между
залом и кухней, где на столе стоял большой трехведерный самовар и мирно
пыхтел. Она подождала, пока подавальщица наполнит заварочный чайник.
- Скажите, - спросила Лидочка, - а где вчерашняя женщина, которая нас
обслуживала?
- Полина? - спросила подавальщица. - Так сегодня не ее смена. Она завтра
будет.
- Вы ее сегодня видели? - спросила Лидочка.
- А вам чего?
- Она мне обещала мяты дать, - сказала Лидочка.
Позавтракав, отдыхающие расходились из столовой. Матя подошел к Лидочке и
сказал:
- Не обращайте внимания. Если хотите, я с ним поговорю.
- Ничего, - сказала Лидочка, - я сама с ним поговорю,
- Я буду в библиотеке, - сказал Матя, - если вам будет скучно, приходите.
Лидочка вышла в гостиную. В большом алькове висела картина, изображавшая
красивую девушку, склонявшуюся к источнику. Ванюша, который шел за
Лидочкой, сообщил ей тут же, что, по преданию, это возлюбленная князя
Трубецкого, которую по приказу Петра Первого заковали в цепи в подвале
дворца.
- При чем тут Петр Первый? - строго спросила Лидочка.
- Вот именно, - Ванюша был склонен заранее соглашаться с любой мудростью,
которую подарят человечеству уста Лидочки. - Он ее туда отправил за измену
старому князю с одним иностранцем.
Походкой Наполеона, спешащего к Аустерлицу, в гостиную ворвался президент
Филиппов. Он повел тяжелым носом и вынюхал невольно замерших у роковой
картины нарушителей.
- Вот вас мне и надо, - сообщил он. - Будем трудиться или хотим
уклоняться?
Лидочка поглядела сверху на его высушенный, обтянутый пергаментом лобик и
поняла, что с таким Наполеоном надо обращаться решительно, как то делал
герцог Веллингтон.
- Никуда мы не пойдем, - сказала Лидочка.
- Отлично, - сразу согласился президент, будто именно такой ответ входил
в его планы.
- Мы приехали отдыхать, - сказала Лидочка. - Мы приехали на отдых после
ударной работы.
- Вот именно, - сказал Ванюша. - Я могу показать мою книжку ударника.
- Не надо, - сказал президент, сверля Лидочку отчаянными голубыми
глазками. - У меня самого их четыре. Продолжайте ваши тезисы, Иваницкая.
- Я все сказала.
- А я вас призываю не работать, а творчески отдыхать, - сообщил тогда
президент. - Потому что каждый врач скажет, что уборка листьев на свежем
воздухе - это физкультура и зарядка.
- Вот когда врач скажет, тогда я и пойду, - сказала Лидочка и
намеревалась уйти из гостиной, но президент, приподнявшись на цыпочки от
боевого энтузиазма, которым он был охвачен, умудрился встать у нее на пути.
- А ну бери грабли и пошли! - прошипел президент, Видно, ему не хотелось,
чтобы звуки скандала донеслись до библиотеки, высокая белая дверь в которую
была приоткрыта.
- Не смейте так с нами разговаривать! - прошептала в ответ Лида,
которой-то нечего было скрывать от читателей библиотеки. Но президент как
бы задал тон, и Лидочка ему подчинилась.
- Послушайте, молодые люди, - говорил президент. - Мне про вас известно
куда больше, чем вы подозреваете. У меня выписки из личных дел на всех
лежат - присылают из Президиума. Я знаю, что ты, Иван Окрошко, в
аспирантуре держишься на ниточке, хоть и внешне пролетарского происхождения
ввиду общей неграмотности. Так что ты сейчас надеваешь ватник и с песнями
идешь в парк. И еще будешь мне благодарен до конца срока, что я не
сигнализировал, как ты вредно отзываешься о диктатуре пролетариата.
- Я никогда не отзывался, - напыжился Ванюша.
Но он был уже сражен.
- А еще вопрос - кому поверят, а кому нет. У меня революционный стаж и
верная служба, а у тебя? Еще надо проверить.
- А вы проверьте, - рискнул рабфаковец.
- Он идет, идет, - сказала Лидочка, которой стало жалко Ванюшу, не потому
что он был раздавлен мелким мерзавцем президентом, а потому что делалось
это с садистским наслаждением в ее, Лидином, присутствии, а Ванюша не смел
достойно ответить, видно, сам не был уверен в чистоте своего пролетарского
происхождения. - Иди, Ваня, - повторила она. - Я тебя догоню.
Ванюша еще колебался. Он сделал шаг, остановился.
- Ватники на правой вешалке висят, там для них специально сделано, -
подсказал Филиппов, который понимал, что Лидочка уходить еще не хочет, -
значит, впереди второй бой и грядущая его, Филиппова, победа.
Ванюша ушел, повесив голову. Президент расправил плечики - и Лида могла
дать голову на отсечение, что за последние минуты он подрос.
Мимо прошел один из Вавиловых. Президент на секунду отвернулся от Лиды,
потому что надо было стать во фрунт и поклониться власти, и спинка его,
узкая и согнутая, стала жалкой и патетической, его хотелось пожалеть,
погладить. Наверное, он собирает марки, подумала Лида, сидит вечерами над
альбомом, горбится и боится, что за ним придут, У него не может не быть,
как говорят англичане, скелета в шкафу - страшной тайны прошлого.
- К счастью, - сказала она президенту, - у вас на меня черных карточек
нет. И я свободна.
- Нет, не свободна, - ответил президент. - Не могу я вас, гражданка
Иваницкая, отпустить. Потому что я приговорил вас к наказанию в присутствии
многих людей, в том числе профессоров и академиков. А скажите мне,
голубушка, сколько из них ждут не дождутся моей гибели. Одни по нелюбви ко
мне, другие из зависти, что я получаю дополнительное питание в столовой,
третьи - потому что мечтают занять мое место. Лучше уж ты иди, потаскай
листья полчасика.
- Значит, ничего на меня в своих папках не нашли? - спросила Лида,
- Не надо так грубо, Иваницкая. Найти можно на каждого. А если на тебя в
той папке не было, значит, в другой есть, которая не у меня лежит, а у
товарища Алмазова. Может быть, ты еще хуже обречена, чем тот Окрошко.
Он был противен, он был циничен и нагл, и он был совершенно прав. Папка с
делом Лиды Иваницкой лежала, конечно же, в ОГПУ. А если не лежала, то это
было чудо, а кто верит в чудеса в наши дни?
- Какой же вы мерзавец, Филиппов, - тихо сказал Александрийский,
появившийся из библиотеки и подошедший незамеченным. - А я вас полагал
безобидным дураком.
Президент вовсе не растерялся. Он ответил разговорно, как бы продолжая
беседу:
- А теперь безобидных дураков, Пал Андреевич, не осталось. Их всех
скушали. Если хочешь жить, приходится крутиться.
- За чужой счет, - сказал Александрийский. Он был на полголовы выше и
даже, несмотря на болезненность и худобу, куда массивнее президента.
- Не за свой же, - президент шмыгнул носом, и Лидочка поняла, что он
пытается скрыть робость. - Я ведь тоже старые времена предпочитаю. Чтобы мы
с вами сейчас в шарады поиграли, аспиранток в темных углах пощупали и на
лыжах с горки - ау-у! Я вам всегда лучшие лыжи подбирал,
- Ну тогда я думаю, что мы с вами отлично друг друга понимаем, - сказал
Александрийский. - Вы тут же забудете об инциденте и более приставать к
Лиде не будете. Я ей обязан и стараюсь всегда платить по счетам.
- Я рад бы, - печально сказал президент. - Да не могу. Я уж говорил
гражданке Иваницкой - здесь доносчиков человек десять найдется, кто но
злобе, а кто из страха... Придется ей поработать.
Александрийский тронул Лиду за рукав.
- Посидим на веранде. Там крыша, и мы не промокнем.
- Давайте, я все же немножко поубираю листья,- сказала Лидочка.
- Вы его боитесь?
- Мне неловко перед Окрошко. Он там один.
- Если он джентльмен, то уберет за вас.
- Идите, погуляйте с профессором Александрийским. Это будет мое вам
задание, - сказал, вдруг просветлев, президент. - Я заменяю уборку
территории прогулкой с профессором.
- Ох, хитрец! - Александрийский приподнял трость, словно хотел ударить
Филиппова, но тот быстро, не оглядываясь, пошел прочь, на кухню,
Они стояли в прихожей. Справа был гардероб, где висели пальто и плащи
отдыхающих, слева за дверью - раньше Лида не замечала - была вешалка, на
которой было несколько ватников и прорезиненных плащей - оказывается, там
одевались наказанные.
Из биллиардной доносились редкие удары. Пока Александрийский одевался,
Лида заглянула туда - это была очень светлая комната, с громадным
дореволюционным столом и даже специальными высокими скамеечками для
зрителей. По стенам висели фотографии и акварели. Вокруг биллиарда лениво
бродили братья Вавиловы, отыскивая удобные для удара шары.
- Видите черный диван? - спросил Александрийский, подойдя сзади.
Под окном и на самом деле стоял диван, обыкновенный черный, кожаный.
- На нем умер философ Соловьев, - сказал Александрийский. - Он был в
друзьях с князем Трубецким, часто гостил здесь. И умер. Впрочем, откуда вам
знать философа Соловьева?
- Мой папа о нем рассказывал, - сказала Лидочка,
- Папа? А кто он?
- Он был морским офицером.
- Он жив?
- Надеюсь, - сказала Лидочка, и Александрийский не стал спрашивать далее.
Они вышли в парк, обогнули дом и перешли под колонны перед фасадом. Там
под портиком была скамья, куда не доставал мелкий дождь. Александрийский
сразу сел - он быстро уставал. Лидочка не стала садиться, она прошла к краю
веранды - хотела поглядеть, как там трудится аспирант Окрошко. Аспиранта
она не увидела, но зато на дорожке, ведущей к холму с вышкой, увидела
высокую обтекаемую фигуру Мати Шавло. Он шел, медленно покачивая вперед и
назад зонтом, словно подчеркивая им свои мысли.
Матя остановился, видно намереваясь повернуть обратно к дому, но тут
из-за угла дома быстро вышла подавальщица Полина - Лиде было ее хорошо
виднои окликнула Матвея. Звуки беседы до Лиды не долетали, зато видно было,
как Матя резко остановился, обернулся к женщине, которая стояла шагах в
десяти от него, и стал ее слушать, наклонив зонт в сторону, чтобы не мешал.
Подавальщица говорила быстро, прижав руки к груди. Она была без зонта, во
