руку и вскочила.
- А там мыши, не бойся, - сказала Катя, которая вошла в комнату.
- Я не боюсь, - сказала Лидочка, переводя испуганнее дыхание. - Там нет
чемодана.
- У нее баул был, - сказала Катя.
Она уже причесалась - от этого лицо ее изменилось, стало миловиднее.
Девочка, получившая рубль, снова появилась в дверях, но войти не посмела.
Из-за нее выглядывал парень лет пяти. И сопел.
- Баул был черного цвета, старый, - повторила Катя. - Она как с ним
приехала, так он у нее в шкафу и стоял. - Катя показала на открытый шкаф.
- А одежды у нее много было?
- А у кого, кроме твоих любовниц, много одежи бывает? - спросила Катя,
глядя на Лидочку.
Александрийский отмахнулся от Кати и пошел вокруг комнаты, жмурясь,
потому что света было мало.
- Она давно здесь поселилась? - спросил Александрийский.
Лидочка поежилась: как же Полина жила в таком мокром холоде? Впрочем,
другие живут и с детьми.
- А ей повезло, - сказала Катя. - Когда она к ним приехала, в этой
комнате как раз Марфута померла, судомойка у нас была из старых. Вон
видишь, от нее икона осталась. И наш директор отдал комнату Полине.
Конечно, на комнату другие были желающие, но он отдал. - Катя шмыгнула
носом. - У нас третий день не топят - печь общая, железная, на весь флигель
а с дровами опоздание, дорогу развезло, никак не проедут. А мы мерзли. Надо
тебе в Академии поговорить, Паша.
- Чего же ты раньше не сказала? - спросил Александрийский. - Ведь здесь
дети.
- А я как тебя увидела, всю ночь проревела как дура - думала, лучше бы
помер - одна тень от человека осталась.
- Ладно, ты мне рассказывай про Полину.
- У нас на кухне и в столовой работать некому _ трех человек выслали,
Марфута померла.
- Как так выслали? - спросила Лидочка.
- А к нам милиционер приходил, - сказала девочка хрипло.
- Как выслали? У нас уж третий раз проверяют - чуть кто напишет, так и
проверяют - если имение Трубецких, то здесь агенты буржуазии спрятаны. А ты
посмотри, как я живу, это что я - агент, да?
- Проклятие князей Трубецких, - сказал профессор.
- У нас всегда не хватает, кому обслуживать - нам и присылают черт знает
кого - за комнату люди соглашаются, весь коридор засрали.
- А к нам милиция приезжала. - сказал мальчик.
Катя стукнула его по затылку. Мальчик заныл.
- И когда Полина появилась эдесь? - спросил Александряйскяй.
- Скоро месяц как приехала.
Лидочка увидела, что из-под лампы торчит уголок бумаги. Она вытащила
сложенный вчетверо листок. На нем крупно и неровно написано несколько
строк. Там, где Полина вспоминала и лизала грифель, буквы были яркими, а к
концу слова карандаш становился тусклым, еле видным.
"Передайте директору, что я срочно уехала, не успела попрощаться. По
семейным обстоятельствам. Жалованье пускай возьмет себе. Я потом напишу,
где буду. Полина Петрова".
- Так и напишет, - сказала Катя, - написала им одна такая. Видно,
почуяла, что пахнет жареным.
Надо еще посмотреть, может, что из вещей пропало.
И так разворовали - вы даже не представляете - какие люди пошли! Скоро
одни стены останутся. Вы знаете, что еще три года назад тарелок было на
всех по три, а то и по четыре на отдыхающего, а теперь уже еле-еле по
одной. Чайники, кастрюли - все воруют, а она на кухне была.
- Катя, хватит, - сказал Александрийский. - Ты же чужую роль сейчас
играешь.
- Какую роль? - откровенно удивилась сестра-хозяйка.
- Простолюдинки с классовым чутьем, - сказал Александрийский и не сдержал
вольтеровской улыбки - все лицо собралось в лучи морщин - а глаза блестят.
- Как знаю, так и говорю, - обиделась Катя. - Ты ведь тоже не такой
простой. А в партию вступил.
- Ладно, не будем об этом, - поморщился профессор. Теперь улыбалась Катя
- словно они были дуэлянтами, обменявшимися уколами.
Лидочка подошла к окошку. В тусклом, свете дня она увидела на подоконнике
смазанное темное пятна Она провела по нему пальцем. Пятно было еще влажным.
Грязь.
- Павел Андреевич, - позвала она. Тот не услышал.
В коридоре послышались шаги и голоса.
Лидочка быстро провела рукой по раме - окно было одностворчатое,
открывалось наружу. Обе щеколды были открыты. Лидочка опустила нижнюю,
потом, продолжая движение, стерла грязь с узкого подоконника. Почему она
так сделала? Она узнала голос. Голос в дверях принадлежал Алмазову.
- Кого я вижу! - воскликнул он. Он скрипел кожей куртки и сапог. Нечто
невероятно скрипучее. - Что вас привело сюда, друзья мои?
Он изображал персонажа какого-то спектакля, заставшего жену с любовником.
Вторжение Алмазова не прошло безболезненно - разумеется, он не смотрел
под ноги и потому отшвырнул, сам того не желая, мальчика. Тот тут же
ударился в громкий рев, девочка с косой заверещала: "Вы чего маленьких
бьете!". Катя стала поднимать сына, утирать ему нос, бормоча при этом:
- Потерпи ты! Что, не видишь, у дяди револьвер!
- Простите, - сказал Алмазов потревоженному муравейнику. Он поморщился,
пережидая вопли, и повторил, теперь уже без актерства: - Я вас спрашиваю,
гражданин Александрийский, вы что здесь делаете?
Только тут Лидочка увидела ранее скрытого крупной, широкой фигурой
Алмазова президента Филиппова, который выглядывал из-за плеча чекиста.
- Ничего, - сказал Александрийский.
- Как так ничего?
- Мы гуляли, - кивком головы Александрийский показал на Лидочку, - потом
мне захотелось навестить мою старую приятельницу Катю...
Александрийский показал на Катю - она все еще сидела на корточках и
утешала ревущего сына, а девочка тоже сидела на корточках, но по другую
сторону от мальчика, как будто училась утешать детей.
- Да катитесь вы отсюда! - закричал вдруг Алмазов. - У меня от вас голова
раскалывается.
Катя молча подхватила под мышку мальчика и, обогнув Алмазова, исчезла. За
ней убежала девочка. И сразу стало тихо.
- А теперь, - сказал Алмазов, - я вас попрошу.
- Катя сказала нам, - продолжал Александрийский, - что ее соседка не
появлялась со вчерашнего дня, И дверь была открыта. Она сама не смела
заглянуть сюда и как раз собиралась пойти к директору... - С этими словами
профессор протянул Алмазову письмо Полины. - Все обычно имеет самые простые
объяснения.
- А мы их проверяем, - сказал Алмазов, со скрипом склоняясь к горящей
лампе, чтобы прочесть при ее свете записку. Он читал, шевеля губами, и
только сейчас Лида подумала: а ведь он плохо учился. Плохо учился, но
мечтал убежать в индейцы или стать бомбистом, как сам господин Савинков.
- Куда она уехала? - спросил Алмазов.
- Эта ваша работа, - сказал Александрийский.
- Хорошо, - сказал Алмазов, пряча записку а карман френча. И, очевидно,
разговор остался бы без последствий, если бы ненеосторожные слова
профессора.
- Кстати, - спросил он уже от дверей, - а вы почему здесь оказались?
- Что? - Алмазов красиво приподнял бровь. Лидочка подумала, что он
отрепетировал этот маленький жест у зеркала. Стоит по утрам перед зеркалом
- то поднимет бровь, то опустит...
В одно слово Алмазов смог вложить такую угрозу, что Александрийский
опустил глаза, а остальные замерли, будто ждали, что сейчас карающая
десница пролетарского гнева обрушится на профессора.
Но почему-то Алмазов предпочел не выказывать гнева, а сказал после
тягучей паузы:
- Мы получили сигнал.
Он не стал уточнять, какой сигнал и откуда. Функцией ГПУ было всезнание,
и потому сигнал поступал в ГПУ как выражение этого всезнания, ибо, если бы
сигнала и не поступило, Алмазов все равно должен был все знать.
- Посторонних прошу удалиться, - сказал Алмазов.
- Помогите мне, - произнес с трудом Александрийский, и Лида поняла, что
встреча с Алмазовым далась ему нелегко - профессор утомлялся скорее, когда
волновался.
Лидочка вывела профессора в коридор. Там стояла Катя.
- Ты слышала? - спросил профессор.
- Слышала, что вы ко мне по старой памяти зашли, я вам и сказала, что
Полина с вечера не вернулась.
- Ну прощай, моя хорошая, - сказал Александрийский. - Главное, не бойся
никого.
- Я человек маленький, - сказала Катя. Она вдруг потянулась к профессору,
обняла его и поцеловала в губы.
- Задушишь, - сказал профессор.
Оторвался от нее, и вовремя, потому что из комнаты Полины высунулся
президент и крикнул;
- Кто здесь сигнализировал?
Катя ушла к Алмазеву, а ее дети остались в коридоре у двери, им было
страшно за мать - они, как звереныши, чувствовали, какая опасность исходила
от Алмазова.
Они вышли на улицу. Ветер вроде бы перестал. Лидочка раскрыла зонт.
- Мы будем дальше гулять или вернемся домой?
- Я устал, - сказал профессор.
Обратно они шли медленно, несколько раз останавливались передохнуть,
возле церкви профессор долго копался непослушными пальцами, расстегивая
пальто, достал жестяную коробку с пилюлями.
Лидочка помогла ему застегнуть пальто, что было нелегко, если держишь в
руке зонт.
Теперь они были далеко от всех.
- Мне получше, - сказал профессор. - Не так болит проклятое.
- Не ругайте собственное сердце, - сказала Лидочка.
- Вы правы, мне не в чем его упрекнуть. Оно меня грело, потому что
пылало.
- Как у Данко?
- Я не люблю этого писателя, - сказал профессор. - Что же вы думаете
теперь?
- А вы что думаете? - спросила Лидочка. Ей захотелось чуть подольше не
расставаться с тайной, известной лишь ей одной, - тайной открытого окна.
- Я не стал бы делать окончательных выводов, - сказал Александрийский. -
Я даже не стал бы настаивать на том, что Полина умерла. Но, очевидно,
поздно вечером или ночью она собрала свой баул и пошла в Санузию, пошла к
вам! Эх, если бы кто-то мне ответил на два вопроса!
- Какие?
- Первый: зачем ей ночью к вам идти? Может быть, вы что-то скрываете от
меня?
Лидочка скрывала от профессора две вещи - улики. Первое - историю с
кастрюлей. Потому что не считала себя вправе распоряжаться чужой тайной,
которую ее просили сохранить. Второе - открытое окно. Так как вторая улика
касалась только Лидочки, она тут же рассказала профессору о грязном следе
на подоконнике.
- Это запутывает и без того сложную картину, - сказал Александрийский.
- А мне кажется, упрощает, - сказала Лидочка. - Ведь, вернее всего,
Полина не хотела уходить коридором, где люди, дети... и вылезла через окно.
- Глупо, - проворчал Александрийский. - Глупо, доктор Ватсон, любой
Шерлок Холме выгнал бы вас с работы.
У ворот им встретились братья Вавиловы, они были в широких пальто и
одинаковых темно-серых шляпах.
И зонты у них были одинаковые. Лидочка подумала, что либо они вдвоем были
за границей, либо один из них привез брату шляпу и зонтик.
- Вы думаете? - сварливо спросил Александрийский. - Или глазеете на
Вавиловых?
- Я не знаю, - сказала Лидочка.
- Человек пролез в окно с улицы!
- Почему?
- Потому что у него подошвы были грязные. Ведь в комнате нет луж!
- А кто это был?
- Кто угодно. Убийца, грабитель или даже сама Полина - если было поздно,
а она хотела взять вещи. После разговора с вами.
Они вошли в дом. Лидочка помогла профессору раздеться.
- Конечно, - сказал он, входя в пустую биллиардную и усаживаясь на узкую
скамеечку подальше от входа. - Конечно же, я принимаю последнюю версию.
Разговор с вами, а потом встреча с любовницей этого гэпэушника привели
Полину к убеждению, что надо бежать. Было очень поздно, она испугалась
разбудить кого-нибудь во флигеле, влезла в окно, взяла свой баул, но
спохватилась, что забыла что-то вам сказать. Или что-то взять у вас. Что
это могло быть? Ну. думайте!
- Не знаю, - Лидочке показалось, что ее голос звучит неубедительно.
Сейчас он догадается, что Лидочка врет.
- Вы можете и не знать, - согласился профессор.
В биллиардную заглянул аспирант Окрошко с таким же юным другом.
- Простите, - сказал он, покраснев при виде Лидочки. - Мы думали, что вы
не играете.
- Входите и играйте, молодые люди, - заявил профессор. А Лидочке негромко
сообщил: - Я пойду к себе и немного полежу. Можете меня не провожать. Вы
