понимание слов заставило Кору замереть.
Миша запретил ей звать на помощь, и это был приказ. И Кора не могла
ослушаться его -- такова была сила сигнала, посланного мозгом Миши Гофмана,
который тут же умер.
Кора смотрела на него, прижав к губам кулак. -- Прости, Миша, --
сказала она. Она поняла, что Миша умер и теперь все зависит от нее, удастся
ли ей выбраться из подвала и здания незаметно, чтобы полковник не догадался,
что Кора видела. Главное -- добраться до профессора Калнина, и он поможет
ей...
К счастью, сигнал тревоги, который прозвучал из подвала, не поднял
стражей. Может быть, им и не очень хотелось туда спускаться? Может быть, они
знали о вирусе? Кора на цыпочках поднялась на первый этаж. Коридор, еле
освещенный слабенькими лампочками, скрывался в полумраке. До открытого окна
отсюда было недалеко. Но как раз когда она подбегала к комнате, в которой
было это окно, по лестнице сверху приблизились тяжелые шаги людей в сапогах.
Кора успела нырнуть в дверь и беззвучно закрыть ее за собой. Шаги
проследовали мимо. Шли двое, они негромко разговаривали, словно боялись
кого-то разбудить. Наверное, медсестры.
Кора выбралась через окно. Дождь совсем перестал, и даже первые, самые
смелые цикады короткими фразами пробовали, не застудили ли они свои
драгоценные музыкальные инструменты. Трава была мокрой.
Чтобы не рисковать, Кора спряталась за кустом, росшим у здания.
Прожектор светил на ворота, ее выхода не ждали.
Кора шла вдоль здания до тех пор, пока не поравнялась с углом барака.
Теперь он прикрывал ее, и можно было смело бежать к своей комнате. Но вместо
этого она остановилась у стены и с минуту просто стояла, превозмогая
страшную усталость, -- ноги отказывались сделать еще шаг.
Совсем рядом послышался громкий шепот. Женский голос произнес:
-- Ты бы руки не распускал, Влас Фотиевич. Ведь окажешь мне неуважение,
а как вернемся домой, я сразу могу меры принять. За мной такая сила стоит --
закачаешься!
-- Ты чепухи не неси, крохотулечка моя. Кто их знает, здешних. Может, и
у меня окажешься, подумай. Тогда я с тобой тоже строгость проявлю. Я ваших,
революционеров, социалистов, на дух не переношу, виселица по вам плачет.
-- Осторожнее, Влас, ох, осторожнее! Не знаешь ты, сколько мы таких,
как ты, на тот свет отправили! -- Это за что же?
--А за то, что вы долг свой слишком выполняли. -- Ну и дурачье! --
осерчал полицмейстер. -- Мы вам -- самые главные специалисты. В каждом деле
нужен специалист. А то наберете кухаркиных детей, они вам всю державу
растащат. -- Влас! -- Пятьдесят лет как Влас. -- Влас, ты где меня щекочешь!
-- Я, может, не тебя щекочу, а будущую полицейскую силу, как бы смену мою на
пути охраны порядка и законности.
--А ты не смейся!.. ну щекотно же! -- Еще не так щекотно будет.
-- Нельзя, мы с тобой с классовой точки зрения враждебные элементы.
-- Будешь сопротивляться, твоему начальству напишу, в каком ты разврате
состояла с иностранным полковником. Твое начальство, как я понимаю, этого не
выносит.
-- Тише! Молчи! Ну, дам я тебе, дам... Только не под кустом, не здесь.
Мы же с тобой не студенты какие -- мы сотрудники правоохранительных органов.
-- Ну то-то! Пошли тогда ко мне, обсудим, побеседуем. Две темные тени,
соединенные объятием в одну, поднялись и четырехногим существом побрели,
целуясь, к бараку.
Кора пошла следом за ними. Все перепуталось, и люди, и события...
Профессор сейчас спит. Не надо его беспокоить. Кора понимала, что вряд ли
можно спасти Мишу или помочь ему. Но оставлять это было нельзя. И хоть
выходить из барака было еще рано и в горах в такую темень ничего не
поделаешь, Кора все же не пошла к себе, а постучала к профессору. К счастью,
Калнин и не собирался спать. Он сидел на койке, скрестив босые худые ноги.
Он блеснул на вошедшую Кору объемными линзами очков и сказал:
-- Садись. Ходила к Гофману? -- А вы как догадались?
-- Я к тебе заглядывал, а там пусто. Значит, ты пошла к Гофману. Как
он?
-- Я очень боюсь, -- ответила Кора. И сказала о том, что видела. И
пересказала содержание записки.
-- Как в готическом романе, -- сказал профессор. -- И как мало было
шансов, что ты первой увидишь послание.
-- Он приказал мне уйти. Вы не думайте, что я испугалась. Я хотела
позвать на помощь, чтобы дали лекарства 'или что-то сделали! Вы не
представляете, какое это чувство, -- ты видишь и бессильна. Но он мне не
велел. Вот тут, в мозгу, без слов...
-- Я тебе верю, девочка, -- сказал Эдуард Оскарович. -- И если бы ты
сделала иначе, ты оказалась бы в том же подвале, Гофман был все равно мертв
и они сохранили бы тайну. Теперь же у нас с тобой есть шанс. А то бы не было
ничего... -- Мы должны с вами идти! -- Куда?
-- Вы сказали, что можете поговорить с Гарбуем. Что он может прийти в
лес...
--Я ни от чего не отказываюсь, Кора. Мы пойдем с тобой в лес в надежде
отыскать Гарбуя, -- все правильно. Но только не сейчас. У нас ведь даже нет
фонаря. -- Но мы медленно...
Кора сама оборвала фразу -- она была наивной и даже глупой. Что они
будут делать в ночном мокром лесу? Кого они будут там искать?
-- На виллу "Радуга" нам не пробраться, -- сказал профессор. -- А
Гарбуй не может стоять всю ночь и ждать нас. Я вообще не знаю, где он и жив
ли. И в истории с Гофманом нам, боюсь, не разобраться... все равно надо
ждать рассвета. -- А здесь нет телефонов?
-- Здесь только телеграфная связь. В некоторых отношениях они
отличаются от нас. -- Я пойду к себе? --Кора поежилась. -- Если тебе страшно
одной в комнате, оставайся у меня. Спи на койке, а я устроюсь на полу.
-- Спасибо, -- сказала Кора. -- Но я пойду к себе... мне все кажется,
что могла бы сделать что-то для Миши.
-- Мы сделаем для Миши куда больше, если сможем понять его
предупреждение и. воспользоваться им. -- Тогда я пошла?
-- Иди, Кора. Постарайся заснуть. Завтра будет трудный день.
Калнин постучал в дверь Коре в пять утра. Еще толком не начало светать
-- лишь чуть заголубело небо. Он постучал костяшками пальцев, но Кора
проснулась сразу -- будто ни в одном глазу, хотя заснула только два часа
назад. Страшно было засыпать -- она боялась, что ей будут сниться кошмары.
Профессор был в пиджаке, застегнутом на все пуговицы, и на шею он
намотал полотенце. Заметив взгляд Коры, он сказал:
-- Пускай некрасиво, зато горло болеть не будет. Когда они вышли из
барака, он добавил шепотом: -- Наверное, вам смешно, что я думаю о горле в
такой момент. Но мне вовсе не хочется болеть, когда начинаются приключения.
Лицо его было абсолютно серьезным, и Кора не понимала, шутит он или
подбадривает ее и в самом деле ждет приключений.
Дождя не было, но поднимался туман. В густом сумраке он казался плотным
как светло-серая вата, и, сделав шаг вперед, Кора погрузилась в него по
пояс.
-- Ничего, -- прошептала она, уговаривая больше себя, чем Эдуарда
Оскаровича, -- скоро рассветет, а сейчас в тумане нам легче уйти из лагеря.
-- Если не поломаем ног, -- разумно ответил профессор Калнин.
Ног они не поломали и даже отыскали дыру в заборе. А как только начали
подниматься в гору, то выбрались из моря тумана. Начало светать. Как бы
приветствуя победу профессора и Коры над силами природы, всполошились и
начали петь птицы, поднявшийся свежий ветер принес в лес свежий шум листьев;
правда, от него было очевидное неудобство спутникам: он сбрасывал с деревьев
дождинки и норовил плеснуть за шиворот.
Когда они поднялись к развилке, стало почти совсем светло, и предметы,
до того состоявшие из различных сочетаний серых цветов, приобрели
разноцветие, и даже небо стало голубым.
Затем они свернули на узкую тропинку, что вела к вилле "Радуга", но
спускаться к вилле им не пришлось, потому что Кора, зоркая и настороженная,
вдруг замерла: в утренний шум леса вмешался чужой, животный звук. Кора
подняла руку.
Профессор понял и послушно остановился. Стараясь не наступать на сучки.
Кора выглянула на открытую полянку, и там, под сенью могучего дуба,
свернувшись в комок, спал человек, накрытый плащом, и храпел так, что плащ
от каждого его выдоха вздымался, словно воздушный шар.
-- О Господи, -- произнес профессор. -- Этот старый дурак обязательно
простудится. Он пересек поляну, и Кора не смела его остановить. Он
наклонился и потряс спящего за плечо. Тот проснулся сразу, словно и не спал,
а ждал прикосновения. Он сел. И Кора сразу узнала Гарбуя.
Начальник проекта был накрыт плащом, словно мусульманская женщина
платком, и его широкое розовое детское лицо тоже казалось женским.
Эдуард Оскарович словно и не удивился встрече. Он подождал, пока Гарбуй
поднимется и задрожит от накопившегося в нем холода, пока проморгается и
протрет глаза, а потом спросил: -- Давно нас ждешь?
-- Я убежал, -- сообщил Гарбуй. -- Наверное, с минуты на минуту они
начнут меня искать. Может, даже с собаками. А ты, как всегда, где-то
отдыхаешь. -- Я ждал вчера вечером. Кора может подтвердить. -- Зря ты
приглашаешь посторонних, -- поморщился избалованный мальчик.
-- Это сейчас не обсуждается. Кора полезнее, чем я. Особенно сейчас.
-- Вопрос о пользе абстрактен. Ты, например, умудряешься доказать свою
бесполезность в самый неподходящий момент.
-- Давай не будем сейчас спорить, -- сказал Эдуард Оскарович, но, как
почувствовала Кора, не от миролюбия, а от того, что момент был критическим.
--Я и не собирался спорить, -- ответил Гарбуй. Он стоял, широко расставив
толстые короткие ноги, картинно запахнувшись в плащ, как, наверное, делали
поздние римские императоры, не уверенные в том, что их поддержат мятежные
легионы. Влажные колечки рыжеватых волос окружали его розовую лысинку
нимбом, и в этой лысинке, как ни странно, тоже было нечто трогательное и
детское.
-- Чего ты боишься? -- спросил Эдуард Оскарович. -- Я думаю, что
военные решили меня убить, -- ответил Гарбуй. -- До сегодняшнего дня я
держался наверху только силой и хитростью президента. Я был нужен ему для
власти, и я был опасен военным. Теперь, когда они убили президента... -- Он
был убит?
-- Они устроили ему авиакатастрофу. Я знаю точно: со мной смог
связаться его адъютант. Он предупредил меня, что я на очереди. -- И они
хотели тебя убить?
Толстый Гарбуй подпрыгивал на месте, чтобы согреться.
-- Они все же меня опасаются. Это не значит, что не убьют. Но никак не
могли решиться, как лучше это сделать -- чтобы не связывать мою смерть со
смертью президента. Пока они рассуждали, я сбежал. Сегодня ночью.
Кора сделала несколько шагов в сторону моря, которое поблескивало
сквозь ветви деревьев. Внизу виднелась вилла "Радуга". Около нее стояли два
военных автомобиля, в них -- солдаты, сверху они казались оловянными
игрушечками.
-- Они уже собираются, -- сказала Кора. Профессор подошел первым.
-- Рано встали. Наверное, спохватились. У них нет собак?
-- Ой, не знаю! -- сказал Гарбуй. -- А они тебя охраняли?
-- Нет, они думали, что я ничего не подозреваю. -- Так что намерение
убить тебя -- это твое собственное умозаключение?
-- А вон те солдаты -- это тоже умозаключение? -- Может, они
встревожены тем, что исчез руководитель проекта?
-- Не мели чепухи, Эдик, -- отмахнулся Гарбуй. -- Я совершенно
серьезен. Я убежден на двести процентов, что тебе сейчас ничто не угрожает.
-- С чего ты решил?
Машины одна за другой поехали в сторону футбольного поля. Над морем на
